Послание из ада

Он протянул ей жестянку и, усевшись на табурет, ловко вскрыл свою банку. Мэгги последовала его примеру. Водка с лимоном была в меру холодной, но почти безвкусной. Впрочем, возможно, ей это просто показалось.

— Ты уверен, что не знаешь насильника и не можешь мне его назвать?

Бью нахмурился.

— Я его не чувствую и не могу разглядеть лица. Так, просто бесформенная тень. Поверь, Мэгги, если бы я мог, я бы тебе сказал. Кодекс чести волшебников не распространяется на чудовищ.

— Он действительно чудовище, Бью. Нечеловек.

— Я знаю.

— И я должна его остановить.

— Ты хочешь сказать, ты должна попытаться.

— Да, разумеется. Разумеется, именно это я и хотела сказать.

— Ты очень им помогаешь, Мэгги.

— Помогаю? У меня до сих пор нет даже наброска его лица!

— Я имел в виду не полицию, а всех этих женщин. Если они смогут вернуться к более или менее нормальной жизни, то только благодаря тебе.

— Тогда почему мне по-прежнему плохо?

— Потому, — негромко ответил Бью, — что ты позволила себе слишком тесный контакт. Если ты не установишь между вами хоть какую-то дистанцию, очень скоро ты не сможешь продолжать делать… то, что ты делаешь. Постарайся перестать чувствовать то, что чувствуют они.

— Скажи, как мне это сделать, и я даю честное слово, что попробую. — Мэгги невесело рассмеялась. — У нас осталось слишком мало времени, Бью, я это чувствую. С каждым днем ситуация становится хуже, и ты тоже это знаешь.

— Даже если так, ты не должна взваливать на себя всю ответственность за происходящее. Я уже говорил — одной тебе не справиться. Ты должна довериться кому-то, кто мог бы тебе помочь.

— Кому-то, но не тебе.

— Я другой. Моя работа — давать загадочные ответы. Как пифия.

— Я знаю.

Бью улыбнулся, но его улыбка была скорее сочувственной, чем веселой.

— Хотел бы я чем-то помочь!

— Так помоги.

— Кодекс чести, Мег. Непреложные законы, через которые я не могу, не имею права переступить. Нам всем приходится играть строго по правилам, тысячи раз пробовать почву, прежде чем сделать шаг, внимательно следить за тревожными симптомами. Не семь раз отмерь, один отрежь, а сто семь, тысячу сто семь! Мы настолько осторожны, что когда мы наконец решаемся отрезать, это зачастую способно только ухудшить ситуацию. Да что я тебе говорю, Мег, ты и сама поступаешь так же — в противном случае ты бы уже давно рассказала своим друзьям всю правду.

— И как бы я, интересно, это сделала? Они бы мне просто не поверили!

— К тому же ты и сама еще не очень-то веришь, я угадал? — спросил он, внимательно глядя ей в лицо.

— В такое непросто поверить, не говоря уже о том, чтобы с этим жить.

— Угу.

— Кстати, насчет дистанции… Ты не допускаешь, что можешь ошибаться?

— Мне бы очень хотелось ошибиться, Мэгги, — сказал Бью от всего сердца. — Честное слово, хотелось бы! Ради тебя…

Несколько мгновений он молча разглядывал ее, потом неожиданно спросил:

— Гэррет все еще в городе?

— Да. Вчера он приходил в участок, чтобы поговорить со мной насчет Кристины.

— Ты ему сказала?

— Нет, конечно. Пришлось солгать… — Она зябко повела плечами. — Вот не думала, что я способна смотреть человеку в глаза и хладнокровно врать, будто я ничего не знаю о смерти его сестры.

— Почему же ты не сказала правду?

— Сама не знаю. Если Гэррет будет знать правду, от этого он не будет меньше страдать. Скорее наоборот — он станет винить себя в том, что он не успел или не сумел что-то сделать. Да и Кристина, мне кажется, не хотела бы, чтобы он узнал. К тому же Гэррет мне все равно не поверит. — Мэгги сделала большой глоток из своей позабытой банки. — А может быть, все дело в том, что я — трусиха.

— Не думаю, что дело в этом.

— Не думаешь? А зря. Я действительно боюсь, Бью, очень боюсь…

— Чего? Будущего?

— Настоящего. Что, если я недостаточно сильна? Или недостаточно сообразительна и быстра? Уже бывало так, что я опаздывала…

— Не волнуйся, на этот раз ты все сделаешь как надо.

— Это говорит ясновидящий? Или ты сам?

— Я сам.

Мэгги вздохнула:

— Почему-то я так и подумала. Свобода воли, будь она трижды неладна! — Несколько мгновений она сосредоточенно молчала, потом внезапно подняла голову: — Кстати, насчет Гэррета. Ты ошибся насчет него.

— Вот как?

— Да.

— Ну что ж, — вежливо сказал Бью. — Бывало, что и я ошибался. Правда, это случалось не часто, но все-таки случалось. Время покажет, не так ли?

— Да, — кивнула она. — Время покажет.

Энди Бреннер работал в полиции уже пятнадцать лет. Он любил свою работу, хотя она и стоила ему семьи. Впрочем, для полицейских это было обычным делом. Половина копов в управлении были либо разведены, либо прилагали отчаянные усилия, стараясь сохранить трещащий по всем швам второй брак. Как ни странно, те же проблемы были и у полицейских-женщин.

Ненормированный рабочий день, низкая зарплата и ежедневное ожидание того, что ушедший на службу кормилец семьи может вернуться домой в накрытом национальным флагом гробу, — все это было источником постоянного стресса для жен, чьи мужья работали в полиции. Но больше всего Кэти Бреннер раздражало то, что при всем этом ее супруг еще и любил то, чем ему приходилось заниматься.

Изменить это Энди не пытался, да и не мог. И извиняться перед Кэти он тоже не собирался. В конце концов, кому нужен коп, который относится к своим обязанностям как к чему-то второстепенному? Какая от него польза людям?

Абсолютно никакой!..

Вот почему в пятницу Энди засиделся в участке допоздна. Никаких особых дел у него не было, но он решил просмотреть отчеты, связанные с Окулистом. Правда, Энди читал их уже столько раз, что информация буквально отпечаталась у него в мозгу, но он все еще надеялся, что сумеет отыскать в них что-то новое, не замеченное раньше. Теперь он мог работать спокойно, не торопясь, ибо дома его никто не ждал, никто не расхаживал из стороны в сторону по ковру перед камином и не пил слишком много вина в жалкой попытке скоротать вечер.

— Энди?..

Он поднял голову.

— Я думал, ты давно ушел, Скотти.

Скотт Коуэн отрицательно покачал головой.