Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 19

Следом в Риме появились стаи волков, кои беспрепятственно входили в открытые врата Рима, ибо некому было их запирать и стеречь. Стаи сих хищников манил покойницких дух, коий стоял над Римом, что сам воздух казался влажным от смрада. Прямо на площадях и улицах волки терзали неубранных мертвецов, вороша червей в их гниющих утробах. Рим был оглушаем волчьем воем. И становились люди пищей и находили погребение в желудках диких птиц и зверей.

Я всегда любил узнавать прошлое, но как болезненно порой иметь его самому. Крысы. В Великий голод они словно мстили нам за то, что в предыдущий голод мы почти всех их переели. Теперь же они расплодились до того, что стали угрожать живым. Когда люди ослабели до того, что и голоса их походили на писк птичий, а движения становились все медленнее, крысы стали нападать на живых. Теперь ими кишел весь Рим, и они не боялись более ослабевшего человечества и подобно демонам царили над венцами творения по попущению Творца.

Нападая на живых стаей, они могли опрокинуть человека наземь и поедать заживо. Порой стаи их, пожиравшие мертвецов, нападали на шедшего человека, отрываясь от своей жуткой трапезы. На меня, ослабевшего, нападали крысы множество раз. Как-то ночью крыса забралась ко мне в кровать. Я нашел в себе силы отбиться от нее, но пережитый мною ужас не забыть мне никогда. Тварь пыталась мне, спящему, обгладать лицо.

Кто не видел ужаса, названного в народе «крысиным водопоем», тому не возможно даже представить это. Колоны крыс, плотно друг к другу одной серой волной несутся по всем улицам Рима – к воде. Громкий писк этой когорты слышен уже издали. Они идут напиться воды. Кого встречают живого – пожирают в мгновение. Если натыкаешься на эту лавину – ищи, на что взобраться и оставайся там, пока не пробежит вся стая. Подобравшись к Тибру, они покрывают собой весь берег, что кажется, земля ожила и движется, окрасившись в серый цвет.

Мы становились все медленнее и неповоротливее, что, в конце концов, сталкиваясь друг с другом на улицах, мы не видели друг друга, не замечали случайных толчков и не уступали друг другу дороги. И между всеми царило полное молчание. Говорить не было сил, и нечего было сказать.

Всему живому свойственно от природы желать постоянства бытия и избегать гибели. В сотворенных вещах нет ничего, что не было бы изменчивым. Ничего нет в мире без Божьего промысла, что доказывается Священным Писанием. Никакие причины, пространства, качества, времена, эпохи не сменялись бы, не будь Того, кто Сам оставаясь неподвижным, содержит в Себе все возможные перемены.

Великий голод изменил и меня. Перемены сии таковы, что я из человека, обращен был Богом в зверя. Великий голод закончился давно, но я сохранил его школу, уроки коей позволят мне выжить, не умереть, ни сгинуть, чтобы не случилось. Ныне же я потомкам, кои будут познавать через Хронику историю и моей жизни, своим примером готов доказать – можно есть мясо людей в случае голода, без коего не обходится ни одно десятилетие. Можно поедать себе подобных даже не имея на то причин. Господь попускает людоедов, дабы наказывать общество, живущее добровольно по людоедским законам и традициям, коими отменили они Слово Божье и Заповеди Его. Людоеды нужны, ибо каждый из нас был сотворен для того, для чего не сотворен никто другой. Исходя из этого, благодаря счастливой находке разума, коей в годы Великого голода стало людоедство, велел я себе погрузиться в сосредоточенное созерцание сих деяний.

2 О великом муже Кресценции, папе Иоанне и событиях, следующих за Великим голодом





Почти все объяты ужасом перед грядущим 1000 годом, ибо народ через всяких проповедников наметил в сей год Конец Света. Ныне 26 января 990 года и до намеченной даты еще десять лет, кои безусловно будут богаты вещами гораздо более страшными, чем быстрый конец человечества. Но паника то дело охватывает людей, тех, особенно, кои наслушались заезжих в Рим проповедников. В прошлом месяце повесили некоего Кадала из Галии, коий шатаясь из страны в страну, всюду проповедовал скорый Конец Света и многие отдавали ему все, что имели, оставаясь им обманутыми. Он до того возбуждал в слушателях страх, что многие шли немедленно поджигать свои дома, что едва не стало причиной пожара во всем Риме. Немало верящих в 1000 год, как в год завершающий, и среди высоких особ: кардинал Оттобано Костильони, кардинал Альчуньоли, даже папский примисцерий Адальберто Монтини, герцог Феррары, герцой Валенсии, и сын короля франков Роберт Капет. Я же подобно господину моему кардиналу Сколари, полагаю 1000 год годом обычным и не имеющий в себе замысла Божьего завершить дни существования человеческого.

Продолжу повествовать о прошлом, дабы яснее было настоящее. Великий голод окончился в начале 984 года. Люди приходили в себя. Как раз в сей год смещен с престола был папа Иоанн XIV, а народ поддержал лжепапу Бонифация VII. Жестокость правления Бонифация вызвала скорый гнев и в верхах и в низах. В 985 году изувеченный труп лжепапы я и иные римляне видели лежащим у подножья статуи Марка Аврелия. В тот же 985 год я смог наняться в секретари к Его Высокопреосвященству кардиналу Джованни Сколари ди Синьи де Конти. Господь не зря вел меня сквозь юдоль страданий не дав погибнуть, ибо уготавливал мне место для служения Его церкви. Конкуренции не было, ибо Великий голод сильно прошелся и в рядах образованных особ. Кардинал изначально принял меня временно, пока не найдет кого-то более образованного, чем выходец из монастырской школы. Но вскоре убедившись в моих талантах и привыкнув ко мне, оставил меня при своей особе и даже повысил жалование. Я продал прежнюю квартиру, погасив без труда за нее долги, дабы иметь возможность ее продать, и купил себе новую, ближе к Латеранскому дворцу, ибо был теперь вхож в его кулуары.

Избрание в 985 году папой Джованни ди Галлины Альбы вызвало в народе недовольство и весьма разозлило Кресченция, этого властолюбивого консула, ныне патриция, возглавлявшего национальную партию Рима, оппозиционную императорской партии. Но императорская партия Оттона II Рыжего была и сильна и богата, и папой стал ее ставленник. Так мир увидел ныне здравствующего Иоанна XV. Народ весьма раздражало, что папой стал ставленник германцев, под властью коих и ныне пребывает Рим.

Уже пять лет Иоанн у власти и за пять лет Рим не видел ничего, кроме роста коррупции, мздоимства, непрерывного роста цен, увеличения поборов и извечной позорной ругани папы с Кресченцием. Папа в вечном разладе с ним, ибо тот метит на абсолютную власть над Римом, ненавидит саксонцев и свой род считает наследником Клавдиев.

Оттон II Рыжий умер в 28 лет 7 декабря 983 года, оставив империю своему четырехлетнему сыну Оттону. Национальная партия Кресченция должна была или признать право на правление империей сего малолетнего отпрыска, что вновь обрекало Рим на подчиненное саксонцам положение, или продолжать бессмысленную борьбу. Консул Кресченций выбрал признать право Оттона-наследника более выгодным для себя. Регентство было передано матери Оттона императрице Феофано, что весь мир потрясло, ибо управление империей перешло к женщине. Как бы то ни было, в 989 году императорский двор прибыл в Рим. Мне так и не довелось в тот год увидеть Феофано своими глазами, что весьма досадно.

Без сомнения, Феофано в Рим призвал Иоанн XV, не доверяющий ни кардиналам ни римской знати. В Риме к императрице отнеслись без симпатии, но прием был оказан достойный. К тому же Кресченцию, который на тот момент был лишь консулом и лидером национальной партии Рима, хотелось получить от Феофано сан патриция. Перемирие было достигнуто на условиях, по коим Кресченций обеспечит Оттону-наследнику подчинение, а императрица взамен дарует Кресченцию сан патриция. Пока в Риме шли пиршества, Феофано не переставала решать дела империи и по ее распоряжению все судебные тяжбы решались ее именем. При этом в актах она обозначала себя мужским именем «император-август».

Итак, в год 989, Господь, щедрый даритель всякого достоинства и любых добродетелей, проявляя заботу об устроении всего, дал в счастливое правление Феофано Римскому государству патриция в лице Кресченция. Был большой пир и торжества по сему случаю объявлены. Народ Рима ликовал и славил Кресченция, коий вышел из Латерана в новом сане, облаченный как римский патриций.