Бельканто на крови

Барон ожидал аудиенции в приёмной графа Стромберга. Несмотря на ранний час, он попал в толпу военных, сновавших по губернаторскому дворцу с таким мрачным видом, будто русские уже прорвали оборону. Эрик молча сидел в углу, считая минуты и рассеянно отвечая на приветствия знакомых. Он сосредоточился на своём деле.

Он не планировал убивать Стромберга — по крайней мере, сразу. Он намеревался получить от графа указ о возвращении Калину старинной торговой привилегии. Фрау Карлсон была права: это единственный способ освободить Маттео. Бургомистр душу продаст за складочное право.

Ночью барон обдумывал план нападения на тюрьму, но ему не хватало людей. Не с Гансом же штурмовать укреплённые стены? И даже если бы они смогли прорваться в казематы и выкрасть Маттео, то бежать было некуда — город в осаде. Стромберг не позволил бы беглым преступникам спрятаться на холме, а вариант сдаться Меншикову барон не рассматривал.

Паж Томас беспрестанно сновал по залу, будто нарочно добиваясь, чтобы барон его заметил. И Эрик заметил. Кивнул на нишу у дальнего окна. Чуть выждал и подошёл к Томасу. Его пухлую щёку украшала свежая ссадина, а на шее виднелись синяки, похожие на следы от пальцев. Барон взял Томаса за подбородок и повернул к свету, разглядывая:

— Кто это тебя изукрасил?

Томас шмыгнул носом, но промолчал.

— Стромберг? Что ты натворил? Опять к кому-то приставал?

— Ни к кому я не приставал, ваша милость, — печально поведал Томас. — Он как с ума сошёл после того концерта, когда вы оскандалились. Вы тогда выбежали на сцену, кричали…

— Я помню, — оборвал Эрик.

— Ну вот. Той ночью он впервые меня…

— Что?

Паж снова засопел, не отвечая.

— Изнасиловал?

— Да нет, он такого себе не позволяет! Но лучше бы изнасиловал, честное слово.

— Избил?

— Не только… Заставлял делать разные вещи. Он странный, ваша милость, я его боюсь.

— К его светлости графу Стромбергу приглашается барон Линдхольм, — провозгласил секретарь графа.

Эрик сунул грустному пажу пару монеток и поспешил в кабинет.

Граф Стромберг сидел в душном тёмном зале с зашторенными окнами. Лишь несколько солнечных лучей падали на богатые гобелены за его спиной. Похожий на хищного ворона, он пристально следил, как барон приближался к столу. Его глаза в полутьме казались неживыми. Эрика передёрнуло от дурного предчувствия.

— Доброе утро, ваша светлость.

Граф хмыкнул и откинулся на спинку кресла, рассматривая барона, как вредное насекомое. Эрик начал закипать. Ему хотелось выхватить шпагу, потребовать объяснений и заставить графа раскаяться в предательстве, но он помнил о главной цели. Он взял массивный резной стул и небрежно подтащил к столу, оставляя глубокие проплешины на дорогом узорчатом ковре. Уселся напротив графа.

— Я пришёл просить вас о возвращении Нижнему городу складочного права. Я считаю, вы несправедливо отобрали у купцов их привилегию.

— Что вы знаете о складочном праве, барон? — проскрипел граф.

Оно вытащит Маттео из тюрьмы — единственное, что знал барон.

— Перечные и соляные склады моей любимой тётушки опустели вместе со складами других горожан. Какая в том польза?

— Вы рассуждаете как провинциал, которого волнует только его личное благосостояние. Я же забочусь о процветании Швеции, которой невыгодно иметь в своём составе чересчур привилегированные города.

— Вы же калинец.

— Я швед.

— Калин — ваша родина.

— Идёт война. Если бургомистр Карлсон получит складочное право, он без раздумий сдаст город русским. Хитрый Меншиков сделал предложение, от которого магистрат не сможет отказаться. Купцы жили под датчанами, немцами и шведами — точно так же они будут жить под русскими. Для них ничего не изменится, если в Верхнем городе вместо Стромбергов поселятся Романовы. Купцам плевать на верховную власть, лишь бы им позволили богатеть! Разумеется, они и без складочного права сдадут Калин, но я не собираюсь делать им подарок, — граф начал раздражаться, как всегда, когда речь заходила о бургомистре. — Какое вам дело до них?

Если бы Эрик интересовался городской политикой и экономикой, он смог бы придумать подходящий ответ, но он был бесконечно далёк от дрязг между аристократами и торговцами. Он нехотя признался:

— Это моё личное дело. Я вас прошу, ваша светлость, верните купцам их складочное право!

Стромберг замолчал, удивлённый горячностью барона, а потом злорадная ухмылка тронула его губы:

— Это как-то связано с арестом синьора Форти?

— Вы угадали.

— И вы пришли ко мне требовать… — граф не договорил. — Вы в своём уме, Линдхольм?

— Вы должны спасти синьора Форти!

— И почему я должен? — Стромберг развлекался, покачиваясь в кресле.

— Потому что это вы на него донесли! — Эрик вскочил и перегнулся через стол: — Вы предлагали мне заявить на Маттео, а когда я отказался, то сами предали его! Синьора Форти казнят из-за вас!

— О нет, барон! Его казнят из-за вас. Это вы сделали его содомитом. Кроме того, я слышал, он устроил в саду вашей любимой тётушки адский вертеп. Чёрные мессы, грязные ритуалы.

— Он просто молился на латыни, как любой католик! А вы подбросили на алтарь кальсоны и донесли ратману Клее.

— Я много лет не видел достопочтенного Клее. И, разумеется, я не подбрасывал кальсоны, что за бред! — глаза графа зажглись ярким живым огнём.

Он наслаждался разговором, а Эрик впадал в ярость, густо перемешанную с отчаянием.

— А куда вы их дели?

— Те кружевные штанишки? Я распорядился вернуть их синьору Форти. Я не держу в доме чужих вещей, — сказал Стромберг и гортанно рассмеялся.

Эрик замолк. Ему и в голову не приходило, что граф мог быть невиновен в аресте Маттео. Ослеплённый старой обидой, он видел в Стромберге врага и обвинил в предательстве, не выяснив всей правды. Он растерянно смотрел на Стромберга, а тот скорбно вздохнул и подошёл к нему. Сказал наставительно: