Страница 24 из 116
Кастрат — не мужчина, не женщина и не ребёнок. Это всё вместе и ничего по отдельности. Бесполое существо, не обуреваемое желаниями плоти по причине её отсутствия. Некоторые считали их ангелами, спустившимися на грешную землю, чтобы подарить людям своё райское пение, другие — чудовищами и насмешкой над божьим замыслом.
Барон Линдхольм не спешил определяться. Он раньше не имел дела с кастратами и желал лично разобраться в этом загадочном явлении.
Итак, Маттео красив, не глуп, не беден, склонен уважать авторитет старших, религиозен. При этом раним, чувствителен, отзывчив на доброту и легковерен. Возможность плотских отношений для себя отрицает, считая их неприемлемыми с точки зрения морали и недоступными с точки зрения физиологии. Стыдится своего искалеченного тела так сильно, что готов подраться с аристократом, защищая собственную наготу. Ждёт уважительного отношения к себе, боится пренебрежения. Мужчин от женщин не отличает — вероятно, в силу непонимания их природы. Будучи бесполым, не воспринимает пол окружающих людей как нечто важное, влияющее на их поступки. Сам не способен испытывать телесных желаний. Одним словом, целомудренный, девственный от пяток до макушки католик-кастрат. Идеальный протеже для Стромберга.
Барон не знал, где Стромберг познакомился с Форти и за какие таланты пригласил на гастроли, но не сомневался, что непорочность певца сыграла важную роль. Чистое душой и телом создание — награда за мучения, претерпеваемые по вине создания распутного и зловредного (то есть Эрика). Что ж, тем больнее будет графу, когда он узнает, как низко может пасть его протеже. Застарелая обида, помноженная на свежую злость, душила барона и требовала отмщения. «Он разбивает сердца». Какая нелепая клевета! Эрик изнывал от желания бросить к ногам графа новую содомскую жертву, и пусть благочестивый Минотавр ею подавится.
Сидя в кресле у жаркого камина, Эрик глубоко задумался. Он знал, как соблазнить обычного земного юношу, но с какой стороны подступиться к кастрату, даже приблизительно не представлял. Рядом на диванчике сидела тётушка с полосатым вязанием на коленях и сонно клевала носом. Из кухни пахло жареной свининой и шкварками, а сверху раздавались приглушённые звуки клавесина и тоскливое «А-а-а-а-а». Потом чуть выше: «А-а-а-а-а», а потом совсем пискляво: «А-а-а-а-а». Барон тяжело вздохнул.
— Хелен, подойди.
Девушка боязливо подошла, но остановилась далеко от кресла.
— Ближе, дура, — зашипел Эрик и потянул за оборку на платье. — Сядь.
Она опустилась на пол у его ног. Пламя безжалостно освещало крестьянское лицо и серые прилизанные волосы.
— Ты знаешь, что ты некрасива?
— Да, ваша милость. Все так говорят.
— Но ты надеешься удачно выйти замуж.
— Конечно, ведь у меня будет приданое.
— С приданым даже некрасивая дурочка может сделать хорошую партию.
— Вы правы, ваша милость.
— А как же любовь?
Хелен зыркнула на тётушку и умоляюще прошептала:
— Пожалуйста, не говорите об этом.
— О синьоре Форти?
Хелен ткнулась ему в колени, целуя руку. Эрик нашарил в кармане монету и отдал воспитаннице:
— Я не сделаю тебе ничего плохого. Я хочу поговорить.
— Да, ваша милость.
— Ты любишь его?
— Да, — шепнула Хелен.
— Ты знаешь, что он кастрат?
— Да, — ответила она ещё тише.
— На что ты надеешься?
Девушка смотрела непонимающе, как будто «кастрат» для неё означало «иностранец» или «бастард» — что-то, что не имеет большого значения, если любовь сильна. Барон жёстко пояснил:
— Каплунов видела? Они крупнее и красивее обычных петухов, но драться не умеют и курочек не топчут. Посади их на яйца — будут чужих птенцов высиживать. А положи под петуха — так и за курицу сойдут. А мясо у них нежнее, чем у цыплёнка, прямо тает во рту. Разве каплуны годятся для любви?
— Синьор Форти — не каплун! — возмутилась Хелен.
Она выросла в деревне и отлично знала разницу между выхолощенными животными и племенными, однако отказывалась сравнивать с ними Маттео.
— Почему это?
— Потому что мы — люди. Не петухи и не куры. У нас душа есть. Любовь — это же…
— Что?
— Это то, что мы чувствуем душой, а не телом.
— Значит, ты надеешься на духовную любовь с синьором Форти, без наслаждений плоти?
— Я надеюсь на настоящую любовь! Апостол Павел сказал: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не бесчинствует, не ищет своего и не мыслит зла»…
— Ради бога, Хелен! — вспылил Эрик. — Хватит проповедей!
Тётушка всхрапнула и проснулась:
— Что такое, ужин готов?!
— А как же замужество? — ехидно поинтересовался барон.
— Вот если бы синьор Форти сделал мне предложение! Мы так хорошо ладим, он говорит, что я его единственный друг. И приданое у меня достойное…
— Ты ещё глупее, чем я думал.
После разговора с Хелен планы барона претерпели значительные изменения. Первым делом он приказал Юхану раздобыть какую-нибудь католическую реликвию, даже если понадобится перетряхнуть весь Калин. Юхан вышел из дому с увесистым кошельком и крайне озадаченный.