Отравители

– Пойдем, наверняка скоро будет гроза – произнесла она, дрожа, и вздохнула, почти испуганно взглянув на иссиня-черные тучи:

– Каким темным и ужасным бывает Париж в такие дни!

– Ты тоскуешь по Нормандии? – спросил ее муж, крепче беря под руку и быстро ведя по булыжной мостовой вдоль грязной замусоренной канавы, вышедшей из берегов после недавних дождей.

– Нет, Шарль, вовсе нет. Но Париж словно подавляет меня, он такой странный и зловещий.

– Отчего же, ведь ты его совсем не знаешь, дорогая. Знала бы ты его с той стороны, с какой его знаю я!

– Париж – это место, где происходят ужасные вещи, – прошептала она, сильнее прижимаясь к нему. – Раньше часто происходили. Я рада, что это уже в прошлом.

– Что уже в прошлом, Соланж?

– Я думала о мадам де Бренвилье, – ответила молодая жена. – Знаешь, хотя она и была проклятой женщиной и отравила стольких людей, я рада, что меня не было в городе, когда ее казнили.

– Она была монстром, – быстро произнес молодой офицер полиции. – Но ее казнили, и конец истории. Сейчас в Париже уже нет таких преступников.

– Ты как будто почти сожалеешь об этом, Шарль!

– Может, и сожалею. Если бы я смог раскрыть подобное преступление, выследить такого преступника, то я, наверное, смог бы купить для тебя карету, пару лошадей и троих слуг в ливреях, и множество нарядов, и сапфировый браслет, Соланж.

– Не надо, Шарль. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя появилась такая возможность, ведь эта работа, должно быть, трудна и опасна.

– Ты не хочешь, чтобы я занимался трудными и опасными делами, Соланж? Хочешь, чтобы я был доволен и спокоен? Мне всего двадцать пять, и я твой муж.

Она молча сжала его руку. Ей совсем не хотелось, чтобы он был другим, она гордилась тем, что он такой честолюбивый и решительный. Все же она была счастлива, поскольку любила его, и никогда не сожалела, что ей пришлось оставить славный маленький Кан ради странного, удивительного и чужого Парижа. Даже несмотря на то что служебные обязанности так часто задерживали ее мужа вдали от дома и она подолгу оставалась в одиночестве, Соланж была довольна.

Чувство удовлетворенности согревало ее изнутри, пока они шли по мрачным улицам Парижа, и позволяло не замечать ни нахмуренного неба, ни набирающих силу порывов ветра, ни подступающей тьмы.

2. Предсказательница

Они направлялись в небольшой домик рядом с Нотр-Дамом, где проживал некий мэтр Перрен, мелкий клерк Парижского парламента и один из немногих друзей, приобретенных Дегре за два года жизни в Париже. У этого добродушного холостяка была отличная экономка, и он организовал для молодой четы небольшой праздник по случаю дня рождения Соланж.

Соланж Дегре была замужем всего лишь три месяца, и ее веселый и приветливый нрав, гордость и радость в новом статусе, тихая приверженность обязанностям жены и любовь к молодому мужу тронули благородное сердце мэтра Перрена, который настолько долго жил в Париже, так и не воплотив честолюбивые замыслы, побудившие его покинуть Бретань ради столицы четыре десятилетия назад, что уже и не вспоминал о них.

Впрочем, старый клерк на свой лад был так же доволен жизнью, как и молодая жена. Ему нравились его маленький домик, славная экономка, теплое местечко, достаточное жалование и тесный кружок друзей. Он был снисходителен, любил компанию и охотно общался со случайными людьми, показавшимися ему любопытными, что делало круг его знакомых широким и несколько эксцентричным.

– Думаю, сегодня там опять будут какие-нибудь чудаки, – отметил месье Дегре, дергая за шнурок изысканного железного колокольчика перед дверью мэтра Перрена.

– О, да, некоторые его друзья такие занятные, – засмеялась Соланж, которая легко удивлялась и радовалась всему, – и у него хорошо готовят, и вино его одно из лучших!

– Да, – улыбнулся месье Дегре, – и когда все немного выпьют этого вина, можно иногда услышать несуразные истории.

Однако сегодня, может быть, будет музыка, под которую не поговоришь, и мы уйдем пораньше.

В скромной, но уютной комнате юриста уже зажгли толстые желтые свечи, и поленья жарко пылали в камине с декоративной полкой. На полированном столе был накрыт замечательный ужин из дичи, пирогов, жареной птицы, фаршированного мяса, марципана, фруктов и сладостей. Место Соланж украшал прелестный веночек из вощеных цветов, сквозь который был продет подарок от мэтра Перрена – пара белых перчаток с серебряной вышивкой на тыльной стороне в виде монограммы, вписанной в миниатюрные женские головки.

Мадам Дегре принялась радостно благодарить его, пересыпая благодарности извинениями за испачканное платье. Не было никаких сомнений, что голубая с серебром тафта безвозвратно испорчена. Хотя опрятная пожилая экономка, огорченно посочувствовав, и обтерла ее, как могла, чистой тряпочкой, смоченной в теплой воде, на нежной ткани все же остались отвратительные пятна от грязи забитых мусором парижских канав, текущих посреди мостовой.

Месье Дегре не особенно распространялся о происшествии, и никто не настаивал: на улицах Парижа такие неприятности были довольно обычным делом. Соланж, наделенная тонким чувством приличия, последовала примеру мужа. Она не сказала ни слова ни о мадемуазель де Фонтанж, ни о сапфировом браслете, и собравшиеся, решительно обругав состояние парижских улиц, наглость аристократов и дороговизну одежды, уселись наслаждаться пиршеством мэтра Перрена.

Прищуренные серые глаза офицера полиции весело и с интересом обежали гостей. Ему нравилась его работа, он желал выдвинуться, был честолюбив, энергичен, проницателен и усерден, и, хотя все считали, что Париж – европейская столица с лучшей полицией и самым низким уровнем преступности и числом преступников, Дегре все же надеялся, что произойдет что-нибудь такое, что даст ему возможность показать себя. Он уже достаточно хорошо знал жизнь Парижа, как ее внешнюю сторону, так и скрытую, хорошо понимал, кто есть кто при дворе, разбирался в придворной политике и интригах и не гнушался черпать информацию из скромных источников, таких как солдаты лояльных полков, личная охрана короля и даже прислуга в аристократических поместьях.

Люди, собравшиеся чествовать мадам Дегре, на первый взгляд казались обычными, хотя и забавными. Здесь были двое скучных юристов среднего возраста, столь же хорошо устроившихся и посредственных, как и сам мэтр Перрен. Третий был мелкий торговец шерстью, в сопровождении хорошенькой молодой жены, подражающей придворным модам. Затем – жена портного женской одежды мадам Вигурё, еще несколько небогатых горожан, по которым опытные глаза лейтенанта скользнули как по пустому месту, и вдова Босс. Ее он уже встречал прежде и знал, что она держит небольшую парфюмерную лавку, где жены именитых горожан покупают мыло и духи, дешевые имитации тех, которыми пользуются придворные дамы.

Наблюдательного молодого человека забавляли наигранная светскость, болтливость и заученное кокетство этой женщины и еще нелепые кружева и оборки, которыми она обрамляла свои немолодые прелести.

«Должно быть, она неплохо зарабатывает. На ней очень дорогая одежда», – думал он, украдкой поглядывая на нее через накрытый стол.

Из-за происшествия с праздничным платьем Соланж мысли его все время возвращались к теме женской одежды. Он знал, во сколько оно обошлось. Платье вдовы Босс из багрового шелка с золотым позументом, должно быть, стоило вдвое дороже. Вокруг ее рыхлой белой шеи вилась нить жемчуга, на руках красовалась пара модных колец, на поясе – парчовая сумочка, а ее плащ, висящий на спинке стула, был с воротником из блестящего соболиного меха. Как мелкая лавочница могла настолько дорого одеваться?

Дождавшись, когда разговоры и смех станут громче, месье Дегре, слегка наклонившись через жену, шепотом задал этот вопрос хозяину дома.

– А, вдова Босс! Неплохо она устроилась, правда? – подмигнув, с таинственным видом прошептал мэтр Перрен, а затем, еще больше понизив голос и склонив лицо к вееру Соланж из голубиных перьев с зеркальцем, пояснил: