Страница 2 из 18
– Мое праздничное платье! – в растерянности воскликнула она. – И твой новый плащ, Шарль!
Пассажирка кареты все видела и, высунув голову в окно, приказала кучеру остановиться. Впрочем, пока он смог, натянув поводья, сдержать горячих лошадей, карета успела проехать немного вперед, и когда она наконец встала, молодая пара уже снова была в добром расположении духа.
Расстроившись сперва из-за испорченного наряда, купленного с трудом и не без существенного самоограничения, девушка затем решила, что все же лучше посмеяться над лёгкой неприятностью, чем позволить мужу вступить в унизительную и опасную перепалку с человеком, стоящим выше него по социальной лестнице.
– Это пустяк, – сказала она, положив ладонь на его руку. – Платье можно обтереть. Давай просто уйдем. И твой плащ тоже можно почистить щёткой.
– Чего ты испугалась? – добродушно улыбнулся он. – В карете только одна женщина. Смотри, она машет нам, чтобы мы подошли, ей жаль, что так получилось.
Соланж Дегре по-прежнему склонялась к тому, чтобы уйти, но муж крепко взял ее под руку и повел к карете, красиво позолоченной и раскрашенной, с массивными гербами на дверцах. Кучер и стоящие на запятках выездные лакеи в бордовых с золотом ливреях бесстрастно смотрели прямо перед собой, а их госпожа, выглянув из окна, заговорила с двумя людьми в забрызганных грязью одеждах:
– Извините, мадам, и вы тоже, месье. Мы так быстро ехали и так резко повернули. Я и не подумала, что здесь кто-то может быть. Ваше красивое платье, оно испорчено!
И она умолкла, в смущении прикусив полную нижнюю губку. Это была совсем молодая девушка, и было очевидно, что она не знает, как ей поступить. В карете кроме нее сидела еще пожилая женщина, заботливо придерживая на бархатной шафранного цвета подушке тощенькую обезьянку, но она почти дремала и не предложила никакой помощи.
Шарль Дегре с веселым любопытством ждал, держа шляпу в руке. Его жена смущенно пыталась поскорее утянуть его прочь, однако, как ни желала она проявить вежливость и отступить, пассажирка кареты вызвала интерес и у нее. «Аристократка, одна из придворных дам», – думала Соланж, внимательно рассматривая, во что эта девушка, примерно ее возраста, одета и как выглядит.
Облик девушки был исключительно обворожительным, хотя она едва ли была красивой. Ее черты были настолько мягкими, кожа настолько бледной, а волосы настолько светлыми, что создавалось впечатление крайней, почти раздражающей слабости. Назвать ее хорошенькой мешали также робкое и глуповатое выражение лица и некоторая нечеткость его линий, из – за которой она слегка напоминала восковую куклу, оставленную перед огнем и уже начинающую оплывать. Впрочем, ее нежность и искренность таили известную привлекательность, и она обладала изящной фигурой. На ней было пурпурное бархатное платье и украшенный атласной лентой шейный платок, и этот наряд казался слишком мрачным и тяжеловесным для девушки ее возраста, ведь ей едва ли было более восемнадцати или двадцати лет.
– Что же мне делать? – вздохнула она, обращаясь больше к себе. – Как же мне поступить?
Шарль Дегре улыбнулся еще шире. Он догадывался, о чем думает дама. Она понимала, что, поскольку они притязают на аристократизм, им нельзя предлагать деньги. Понимала она и то, что они настолько бедны, что испорченная одежда станет для них заметной потерей.
Не обращая внимания ни на ее замешательство, ни на шепот жены, просящей его прекратить неловкую сцену, проницательный молодой француз спокойно стоял и ждал – вежливо, но твердо.
– Я же так опоздаю, – проговорила наконец дама и, отстегнув с легкой перчатки из оленьей кожи нить сапфиров, с умоляющим видом вручила ее мадам Дегре. – Пожалуйста, примите, не в качестве платы, конечно, но в виде дружеского подарка.
– Нет, мадам, право же, не стоит, – начала было Соланж, но дама уже велела кучеру трогать. Пробормотав еще несколько слов извинений, она кивнула молодой паре и исчезла в глубине кареты, богато обитой изнутри небесно – голубым бархатом и украшенной бантами из оранжевой тесьмы.
Соланж, отойдя от дороги к массивному порталу у входа в темную церковь, протянула мужу нить синих камней и с упреком посмотрела на него.
– Тебе не следовало позволять мне их брать. Они очень дорогие. Наверное, стоят больше, чем мои платье и накидка и твой плащ вместе взятые.
– Думаю, что так оно и есть, – сухо ответил месье Дегре, – но эта дама без сожаления рассталась с ними, а ты, дорогая, не можешь себе позволить лишиться платья. Сама знаешь, как долго ты на него копила.
– Надеюсь, она об этом не догадалась, – опасливо заметила Соланж.
– Нет, она не думает о таких вещах. Она попыталась поступить изящно и учтиво.
– О, да, – тепло согласилась Соланж. – Конечно, мне и самой кажется, что она просто хотела совершить добрый поступок. Но мне не нравится принимать столь ценные подарки. Смотри, какая прелесть: квадратные индийские сапфиры, соединенные маленькими бриллиантиками.
И она отдала украшение мужу, который рассмотрел его с деловым видом.
– Да, думаю, оно дорогое, Соланж. На него можно купить одно или два платья или, может, еще что-нибудь из мебели в гостиную. Или, если хочешь, можешь его носить. Такое украшение я сам был бы рад подарить тебе, – признался он с грубоватой нежностью.
– Я бы не хотела такое, даже если бы ты смог подарить его мне, Шарль, – быстро ответила молодая жена.
– Боюсь, тебе долго придется ждать, пока я смогу делать тебе подобные подарки, – его тонкие губы тронула суровая улыбка. – Да, мне хотелось бы видеть на тебе это украшение, Соланж. Мне хотелось бы видеть тебя в такой карете, с тремя слугами в ливреях и пожилой компаньонкой с ручной мартышкой или любой другой глупостью, которую ты могла бы пожелать.
– Тише, Шарль. Ты сглазишь наше счастье. Поблагодарим Господа за то, что имеем. Если ты знаешь, кто эта дама, думаю, нам нужно вернуть ей браслет. Вдруг он принадлежит ее отцу или мужу, они заметят пропажу и станут бранить ее.
– Да, я знаю, кто эта дама, – ответил месье Дегре. – Она не замужем. Это мадемуазель де Фонтанж, одна из фрейлин королевы, – он замолчал на секунду и цинично добавил, – и одна из королевских…
– О, нет, – перебила его Соланж. – Это неправда!
– Ты заступаешься за нее из-за дорогого подарка и любезного обхождения! – засмеялся месье Дегре. – Ну ладно, может, это и неправда. Пойдем, дорогая, начинается гроза.
Они ненадолго задержались на извилистой улочке в полумраке церковного портала, пока молодой человек аккуратно убирал драгоценность во внутренний карман мундира. Стояла зима, и грязь на дороге сковывал тонкий ледок. Темные мрачные фасады отелей с коваными воротами и домиками привратников нависали над узкой мостовой, а над церковным порталом устремлялись в серое небо с быстро проносящимися черными тучами фигуры суровых святых. Прохожих было мало, да и те спешили, закутав лица и наклонив головы от яростных порывов ветра.
Соланж, одетая в серую накидку поверх только что забрызганного голубого с серебром платья, была обута в туфельки из тонкой кожи и деревянные сабо. Ее темный шелковый капор был туго завязан под подбородком, а с шеи на шнуре свисала грубая муфта из козьей шкуры для защиты рук от непогоды.
Молодой муж снова окинул взглядом все эти свидетельства их бедности, мысленно сравнивая жену с женщиной, давшей им браслет, и его душа наполнилась горьким сожалением и досадой. Он прищурил светло-серые глаза, от чего его лицо с тонкими чертами стало жестче. Будучи лейтенантом городской полиции, или стражи, он не располагал иными средствами помимо жалования.
Соланж была дочерью чиновника городского управления из Кана, и ее небольшого приданого хватило лишь на то, чтобы очень скромно обставить две комнаты, в которых они жили. Шарль Дегре знал, что его жена могла бы сделать лучшую партию, но она покинула родной город, семью, друзей юности, свой дом и все возможности, лежавшие перед молодой, хорошенькой и многими любимой женщиной, чтобы стать спутницей его жизни в Париже. Контраст между ее улыбчивой, терпеливой любовью и его собственными ограниченными, жалкими и незавидными перспективами уязвлял его гордость и возбуждал честолюбие. Жена дотронулась до его руки, отвлекая от этих мыслей.