Страница 15 из 33
VIЯ проигрываю это, чтобы нащупать точку, где музыка наталкивается на сопротивление – чтобы сломить это сопротивление и встретиться с музыкойи снова этот дом колосс из шлакоблоков, бетон с остатками тростника с фабричной низины, раствор с отпечатками трёх больших рукэти ослепшие глаза, этот сводчатый конгломерат из миллионов рабочих глаз времён и мест – и золотой кнут как молния над крышейзолотой кнут, мои друзья, который висел на его поясе, пылающие слова, которые выжгли себя до самой сердцевины его тела, когда солнце и он гарцевали по пустынетак я представляла себе Рембо с тремя большими руками, две для себя, третья для безвестноготак я представляла себе музыку – о эти две мои руки, которые сопротивляются тому, чтобы найти третьюи снова этот дом, где негр широко распахнул глаза как прожектора́, разъедающие воздух, где кровь негра удобрила каменную кладку монахов, где плодовитая женщина из какого-то уголка мира в углу мексиканского храма родила вот эти свои крикитам на улице снег грязная кромка вокруг самого обычного северного дома с книгами, ванной и центральным отоплением, а сверх того лишь с презреньицем к тому что мы потеряли и нашлитам в верхней комнате я ищу и ищу свою третью руку, может она спряталась в снегу, может выберется сама, прокрадётся ощупью к сердцу стихотворения, натолкнётся на моё сопротивление посреди стихая проигрываю это, чтобы нащупать точку, чтобы после этого уже ничего больше не нащупывать, чтобы замереть на мгновение точкой в доме в теле мира, дать на мгновение невозможный ответ на невозможный поворот моих вопросов – если уж снова проиграть эту невозможную точку за точкой и паузу за паузой вплоть до центра времени, где можно запросто послать прощальное письмо, до десяти, когда почтальон вынимает письмано миленькое письмецо которое ничего без надобности не ворошит в минувшем уже отправлено года этак четыре назадя забыла сегодня тебе рассказать о мужчине в белой униформе который шёл по заснеженной улице, в белоснежных лакированных туфлях и с таковыми же усами, с букетом в левой протянутой руке, как ни в чём не бывало, я думала, он мёртвя забыла рассказать, что я думаю о твоей жизни как о смерти, что я снова и снова погребаю своё тело в твоём теле, что я снова и снова назначаю срок твоему счастью, которое не знает сроков, назначаю срок своим стихам, которые…если бы я могла начать с крика в храме, снова в этом доме, чтобы все они стояли во весь рост, все были жизнью в твоей жизни,жизнью, мои друзья, которая висела на его поясе и пылала, сгорела под африканским солнцем,вернитесь, мои друзья, и объясните вновь и вновь – это чистое золото и зияющая безвестность, как сочувствие у тех, кто говорит о чём угодно другомя думаю о твоей жизни, пусть это пребудет внутри, пусть это пребудет сердцевиной моих стиховVIIСпиной к своим стихам, к себе самой, к своему слову, я ухожу от себя самой, от своих стихов, от своего слова и погружаюсь всё глубже в своё слово, в свои стихи, в саму себясквозь вещи мы смогли разглядеть только вещи[9], вечер и утро в марте, в марте тех дней, сборы за сборами, день за днём, звучит как последовательность, но всё же это лишь слово, мартвечер и утро, больше уже не момент времени, но световая масса, которая то вывернется наизнанку, то свернётся обратно, постоянный крик, когда спинной мозг делится на спинной мозг с собственным спинным мозгом и все эти люди выстраиваются бок о бок, хвощи, раскачивающиеся в утреннем тумане, холодок под вечер, когда мы ждём пылающего огня, в котором забьётся сердцекто ещё может думать о красоте, все чужаки толпятся бок о бок в любимом, протянешь ли ему тело, окажется, что протягиваешь слово, которого они не понимают – и кто ещё смеет говорить о красоте понимания — протянешь ли ему хлеб, за него ответит копошащийся сброд то ли из недр земли, то ли из выси: спасибо за пищу, пойдёт и усядется на стуле, чтобы читать газету, не понимаяно кто смеет ещё говорить о необходимости понимания я шла как-то по улице, что влилась в другую улицу, а та в улицу за улицей шла я, держась за чью-то рукуо страна людей, о земной шар, вихрь засасывающий и выплёвывающий как вертящаяся дверь, кто-то ждёт начеку, кто-то, кто больше, больше, чем злоэта дверь что непрестанно раскачивается между злом и добром, эта дверь которую мы дёргаем и дёргаем и думаем, что нам что-то открылось, которая всегда открывается и закрывается лишь сама по себеэта мельница что мелет и мелет, эти стихи которые она открывает и закрывает как утро и вечер одновременно и что я сама хотела поставить как красивенькое завершение от одного понимания к другому, я забылавремена́, места́ забыла, больше не мои, не моего любимого, не чужаков, не слов, не последовательностей, больше не красоты зла времена́ и места́, а просто так времена́ и места́, струящиеся вперёд и назад сквозь времена́ и места́, и люди носящиеся туда-сюда среди людей над и под бесконечным туда-сюдана миг забыв всё зло миране верь в ложь, не верь в забвение, не верь в то, что или здесь, или там, верь в человека, может быть случайного из чужаков, будто он, оставив свою чужесть, говорит: я не лгу, мне не лжётсяверь что это возможночто все мы потеряли во встрече мой любимый – — ни смерть ни жизньспиной к смерти и к жизни я ухожу от смерти и жизни и погружаюсь всё глубже в смерть и жизнь, проигрываю эту надрывную тему, думаю, мы слишком часто её упоминали, на этом нашем неведомом языке мы называли её любовью, мне бы называть её так снова и снова, но слово не оказывает такого сопротивления как вещитакого сопротивления как сердца, распахни их, пусть кровоточат сквозь слой за слоем сознания, эти бесформенные бастионы «я», где бродит страх, как безличный баран с современным воздушным мехом из стекловаты как единственная безнадёжная защита от чего?от ещё не выношенной страны людей, которую нам негде вынашивать, от ещё не выстроенного дома, в котором нам некогда жить, от ещё не зачатых детей, которым мы не смеем верить впиши своё имя в их сердца а их имена на своей десницекто ещё смеет говорить о необходимости понимать, довольно видеть, владеть, знать и всё же Солнце, что пылает и пылает в сердцевине твоего тела, сквозь дитя, что тебе снится, сжигает его, оставляя кучку песка, которую легко смыть как слово с твоих губо моя боль в твоей жизни,спиной к спине хочу я содрать свою веру, чтобы осталась вера, спиной к слову, пусть слово будет словом, пусть ложь будет ложью, зло будет злом – не забывать, но видеть, как тащит его за собой, этот крестверь что это возможнокто ещё смеет говорить о красоте понимания, кто смеет ещё говорить о сердцевине стихотворения, как будто речь о стихотворении, кто ещё смеет говорит о «сначала», как будто речь о встречеспиной к нашей встрече я ухожу от нашей встречи, всё дальше и дальше в нашу встречу, которая есть встреча вещей с вещами, которая есть встреча времён и мест с временем и местом, которая есть утро и вечер в марте, время года и будущее время, она открыта и закрыта, одновременно ты и чужиепозволь здесь на кромке белого, безвестного написать кратко: тебе, мой любимый, ни жизнь, ни смерть, но это слово, которое мы произносим столь часто, на нашем неведомом языке мы называли это любовьювернуться
9
Возможно, отсылка к Николаю Кузанскому: через вещи к Богу как к началу вещей.