Страница 13 из 33
IIКогда снова занимается утро, когда я опять могу прикоснуться к телефону и позвонить в пустоту, чаячьи крылья здесь – не ты ли это да день распахнутое окно вдалеке от всех политических потрясенийещё остались двенадцать астр в золотой ржавчине, одну я нашла плавающей как по волшебству в раковине кого разбудили – и одна лежала лицом вниз рядом со стопкой газет кровоточиладвенадцать остались на столе пресыщенные словно распустившись что станется с грядущими потрясениями почки времени подкидная доска стать чем-то словно в большом расцветея вспоминаю песню одного негра которая сдирала всю кожу словно ненависть с нашего тела, вспоминаю голос в золотой ржавчине безумный насос где вода была мягкой как дети и нож воздуха твёрд как солнцевспоминаю что день начался, этот день, когда вчерашнее платье заперто в шкафу, телефонная книга завалилась под кровать а карта этого миллионного города не нужна чтобы снова и снова тщетно пытаться наладить связьэтот день, который держит беспокойную ночь в своих руках как сморщенную ягоду, скомканный диск телефона, ты мне не нужен больше, эти ноль ноль пять пять только чтобы услышать какой-то голос а какой голос, время, без иллюзий по-проповеднически 1.45.16 «бип» опять и опять 2–3–4 какой-то «бип» и сонэтот день зажги факел и протяни его ему который скован растопи его страх который мой с доверием, подбрось хлеб высоко вверх, пусть он летит вокруг Земли и падает как манна на чужих, крылатый хлеб (сломанные крылья) здесь – не ты ли это да кричи и насыть нас своим довериемо видение зёрен, дай им зёрен хлеба хлеба, о грядущие потрясения удались пресыщенный хлебом хлебом, обдери с нас слой за слоем мех, безумные украшения и книги, я о бумаге, это сплошное производство бумаги, этот бесформенный уродливый ребёнок который кричит всё больше и больше своими массами столетий – обдери с нас слой за слоем странствия сознания всё дальше и дальше но всё более узкими кругами – обдери с этих стихов всё — провей их, размели их, мука́, хлеб, довериеэти стихи – почему я не остановлюсь, ты стоишь рядом со мной умоляющая улыбка, не понимаю во всем этом ни бе ни ме – мои стихи которых никогда не увидишь бе ме — о европейские времена «бип-бип», пока поёт негр, улыбки улыбки улыбкиЭти стихи этот день ты останавливаешь стихи, останавливаешь день, эти стихи придвигаются поближе, чаячьи крылья, да это здесь, с кем я говорю – восстал ли ты уже из пепла мой любимый, я ведь уже сварила кофеэти слова что мы произносим, осторожно, ещё немного золотой ржавчины которая не теряет ценность, ещё длинные стебли в воде где сосёт под ложечкой, отверстие, никогда не закроется довериетак приходишь ли ты и прихожу ли я, спиной к похмелью всего минувшего, стучат в теле уродливые сердца, заполняют грудную клетку, живот, шишку на спине, как слишком далеко идущие последствия — перемели́ это, сердце! наслаждайся дымящимся хлебом, в течение дня, пока двенадцать астр и грядущее удивлениявстреча всегда сначалаIIIЯ не знаю, что это. Я не могу тебе сказать, что это. У меня нет ясного представления; так же, как и со словами, и уже неясно, что они такое.Внутри мира. Единожды потерявшись в траве и всегда счастливо ползая. На одну секунду потеряв связь со злобой и всегда с мыслью о какой-то грядущей секундочке.Просто полюби деревья. Они распускаются, складываются, закрываются, стоят приоткрытые. У них древесная жизнь, в среднем более длинная. Деревья ещё и красивы.Просто полюби море и небо и землю. Текущее, возвышающее, несущее. Долгоживущее и всё то, что движется вместе, внутри, снаружи; уже неясно, что это.Но это внутри мира. Мы поднялись где-то и зашагали. Мы прижимаемся к дереву, чтобы вспомнить траву. Мы прижимаемся друг к другу, чтобы вспомнить дерево.Шаг за шагом идём всё дальше, пытаемся вспомнить тело, прижимаемся к ветру и пространству и пытаемся увидеть, что они такое.Но это уже неясно. Мы внутри мира. Трава, дерево, тело. Море, небо, земля – просто полюби всё это. Ничего не произошло. Но есть молчание. Есть ложь. Я не могу тебе сказать, что это.Время, вежливо крадучись, обступает. Улицы расцветают. Дома машут ветвями, как пальмы. Чайки кружат вокруг праздничного флагштока. Все в неистовом излиянии, как цветные платья на туристской лодке. У меня нет никакого ясного понятия. Но я отважно говорю здравствуй и прощай или возлагаю венки.Любимый – ибо есть такое слово – ложь есть. Есть запертая дверь. Я её вижу. Она серая. У неё чёрная ручка, которую можно пожать: привет или прощай. У неё чёрная окоченелая ручка, которая сейчас совершенно спокойна. Дверь не ложь. Я сижу, уставившись на неё. И это не ложь. Я не могу тебе сказать, что это.