О себе, времени и геофизике. Автобиография

Оканчивая первый курс, сильно вырос и окреп. В конце первого курса мне исполнилось 17, я был самый младший в группе. Однокурсники устроили по этому поводу большую пьянку, и хоть водку я тогда не пил, был все же ещё настолько юн, что напился до такого состояния, что на следующий день с любопытством слушал рассказы моих товарищей о наших деяниях прошедшей ночью. Я ничего этого не помнил. К счастью, это было первый и последний раз в моей жизни. За всю последующую жизнь я напивался, может, ещё несколько раз, но при этом себя контролировал и все помнил.

Моя группа. 1958.

Вскоре после того, как мне исполнилось 17, я стал замечать женщин. Это произошло как-то мгновенно, в прекрасный весенний день в Грозном. Я шёл со своим товарищем, и вдруг он стал подталкивать меня, показывая на идущую впереди молодую женщину, и говоря: Смотри, как играет. Я вначале ничего не понимал и вдруг увидел. Как будто пелена спала с глаз, и я увидел, как играет её тело. Весь пейзаж как-то мгновенно преобразился, краски стали сочнее, запахи острее. Это было просто чудо, которое невозможно забыть. С этого момента началась моя влюбленность в женщин, восхищение ими и даже обожествление.

Лето после первого курса провел в Махачкале. Второй курс начался с полевого сезона, что было типичным для того времени. Нас повезли в колхоз косить рис серпами. Никто эти серпы раньше в руках не держал, к тому же рис был полегший. Одной рукой его надо было приподнимать от земли, а другой косить очень острыми серпами. Кровь лилась рекой, несколько студентов не косили, а были полностью заняты заливанием йодом ран и перевязыванием порезавшихся мальчиков и девочек. К тому же было много дождей, короче, обстановка была вполне фронтовая. Через неделю студенты попытались бунтовать, однако нашим руководителем был декан нашего факультета, бывший фронтовик, Герой Советского Союза – Шатиль Семёнович Абрамов. Помимо всего этого, он ещё и воевал недалеко от нашей дислокации. Речь Шатиль Семёновича не могла оставить нас равнодушными. Он рассказал о боях Великой Отечественной, и о том, как солдаты и офицеры тут сражались и гибли. Это было круче его лекций по геологии. Мы взяли серпы и пошли косить, больше не бунтовали. К тому же появилась какая-то сноровка, производительность увеличилась, количество травм уменьшилось.

Потом было ещё много полевых сезонов, убирали арбузы, картошку, кукурузу, но полевой сезон с полегшим рисом был самый трудный. Уборка арбузов в Астраханской области чем-то походила на цирк. Мы выстраивались в цепочку и перебрасывали арбузы друг другу. Бой арбузов был страшный, из этого боя мы объедались арбузами, причем ели в основном самую сладкую серединку. Один из моих однокурсников, здоровый парень после армии, когда арбузного боя было немного, бежал к разбившемуся арбузу с криком: Пацаники, серединка моя. Мы ему не перечили, но долго после этого звали его Пацаники, серединка моя. На уборке кукурузы я подружился со своей будущей женой, но об этом позже.

Бокс

На втором курсе я подружился со студентом после армии, который входил в сборную института по боксу. Я ему рассказал, что во время школьных драк у меня часто выбивалась кисть, так что в финале боя я мог только раздавать пощечины. Он уговорил меня записаться в секцию бокса, чтобы укрепить кисти. Секция была довольно популярна, и тренер имел возможность выбора. Делал он это следующим образом. Принимал вначале всех желающих, но примерно через месяц устраивал новичкам тренировочный поединок с более тяжёлым и опытным соперником. Такой поединок обычно заканчивался избиением новичка, после чего многие сами отсеивались. Для меня, однако, все прошло благополучно, избиения не получилось, и я остался.

Как выяснилось, у меня оказалась отличная реакция. Кроме того, я был весьма худой и, соответственно, как правило, выше своих соперников, что позволяло мне держать их на дистанции просто за счёт длины рук. Обычно я тыкал своей длинной левой в нос противника, и когда ему это надоедало, и он бросался в атаку, встречал правой. По законам физики на встречном ударе скорости складываются. Бокс мне нравился, я тренировался два года и не потерпел ни одного поражения. Нокаутов не было, но было несколько побед с явным преимуществом, когда секундант противника выбрасывал белое полотенце. На третьем курсе выступал за сборную геологического факультета. Нашим постоянным соперником был механический факультет, и количество болельщиков от разных факультетов зависело от расписания. Были бои, когда большинство зрителей было с механического факультета, и, естественно, они болели против меня. Как ни странно мне это помогало, и я всегда удивлялся, почему это не работает для футболистов, когда они играют на чужом поле. Один раз мой бой смотрел наш преподаватель промысловой геофизики Р.С. Челокьян. Через несколько дней, когда я сдавал ему экзамен, он, почти не спрашивая, сказал: Нокаут, и дал мне зачетку с отличной оценкой.

К концу третьего курса с боксом пришлось расстаться. К тому времени в Грозный вернулись чеченцы и ингуши. У меня был тренировочный бой с чеченским парнем, руки мы не бинтовали, и мой удар правой в голову прошёл мимо, однако большой палец попал на выступ головы и сломался. Я в горячке даже этого не заметил и довел раунд до конца, после чего попал в больницу. Как мне потом рассказывали, в чеченских семьях в то время родители часто уходили в поле, оставляя маленьких детей привязанными к лавке. Так как череп у ребёнка не полностью ещё сформирован, он немного деформировался. Возможно, за эту деформацию и задел мой большой палец. Я проходил месяц с гипсом на правой руке под многочисленные шутки своих товарищей. Попытки вернуться в бокс оказались неудачными, так как палец периодически выбивался, несмотря на то, что руки уже были забинтованы.

На четвертом и пятом курсе перешёл из бокса на атлетическую гимнастику. К нам тогда как-то попали иностранные журналы с фотографиями культуристов, очень красиво накачанных мужчин. В Союзе это называлось атлетическая гимнастика, но в Грозном таких секций не было. Поэтому нам пришлось организовать спортивную секцию на квартире одного однокурсника, который жил с родителями. Звали его Гера Дулерайн. Он был одно время чемпионом Чечено-Ингушетии по поднятию штанги в тяжёлом весе. Никакое спортивное оборудование купить было невозможно, поэтому приходилось искать другие пути. Каким-то образом мы раздобыли гриф от штанги, оставалось найти диски. Институт у нас был в форме замкнутого четырёхугольника, внутри которого находились ремонтные мастерские. В этих мастерских валялось много, как нам казалось, никому не нужных тяжёлых шестеренок. У Геры был огромный портфель, который мы заполняли этими шестеренками, доводя вес портфеля примерно до 50 килограмм. Задача была пронести портфель мимо вахтера, но тут Гера спокойно брал портфель под мышку и величественно проплывал мимо вахтера. За несколько таких ходок мы сделали штангу, так что ничто больше тренировкам не мешало.

Немного о Гере. Он был легендарной личностью в Грозном: огромный парень с великолепным чувством юмора. Помимо штанги он раньше занимался боксом, так что практически первый его удар кончался глубоким нокаутом противника. Однажды один из наших однокурсников попал в передрягу на танцах. Не растерявшись, он стал громко звать Геру. Его тут же подняли и стали отряхивать. Как выяснилось, Гера в это время находился совсем в другом месте.

***

Где-то в конце второго курса я получил место в новом студенческом общежитии. Это были четырёхместные комнаты, где были кровати, тумбочки, шкаф и стол со стульями. Все удобства размещались в конце коридора. По тем временам это было очень хорошее общежитие, в старом общежитии нашего института комнаты были по 10 человек. В новом общежитии были мужские и женские этажи, никаких буфетов и столовых, зато по выходным часто были танцы в красном уголке, куда стекались и парни, и девушки.