Страница 19 из 21
Начиная с 80-х мы приезжали периодически на могилу мамы. Бухара сильно изменилась к лучшему по сравнению с 1965 годом. Появилось много гостиниц, привели в порядок исторические памятники, Мавзолей Саманидов X века, Некрополь Чор-Бакр XVI века, Мазар Чашма-Аюб XIV века, Крепость Арк XVIII века и многие другие. Жизнь изменилась, сейчас, находясь в Америке, я могу позвонить директору кладбища, перевести деньги для ухода за могилой и получить фотографии могилы.
***
Летом 1965 года я был готов к отъезду из ставшей мне родной Южной геофизической экспедиции, в которой проработал 4 года.
Я очень благодарен судьбе и доволен собой, что не поехал после института в научно-исследовательский институт в Краснодаре. Благодаря работе в Южной геофизической экспедиции я действительно стал специалистом в своём деле. Моя первая работа дала мне знания, без которых просто было бы невозможно в дальнейшем заниматься наукой. Дополнительно это была школа жизни и школа управления, которые сильно пригодились в будущем. Огромным плюсом для меня была динамика работы, включавшая работу с аппаратурой, замеры на скважине, интерпретацию результатов геофизических исследований скважин, изучение ядерной физики, расчёты характеристик своего прибора, возможность исколесить весь Таджикистан и частично Узбекистан, очень часто за рулём, видеть неповторимую красоту природы и, наконец, получить финансовую независимость.
Мне очень повезло с людьми, которые работали в экспедиции. Это была молодёжь со всего Союза, приехавшая не зарабатывать деньги, а делать то, что надо было делать. Как выяснилось позже, из экспедиции вышло несколько докторов наук, включая моего начальника отряда Стаса Дембицкого, меня, а также наших ведущих специалистов по гравиоразведке и электроразведке. Наш бывший начальник электроразведочной партии Юрий Кошлаков стал заместителем председателя президиума Верховного Совета Таджикской ССР. К сожалению, судьба разбросала нас. Один раз, правда, Лёва Ишанкулов навестил нас в Москве и привез знаменитый таджикский виноград Дамские пальчики. Один раз встретился в командировке во Львове с Юрой Кошлаковым. Много лет поддерживал связь со Стасом Дембицким, но потом и с ним растерялись.
На машине из Таджикистана на Кавказ
К моменту моего отъезда из Таджикистана Неля уже несколько месяцев проучилась в аспирантуре в Москве. Её отец Иван Семёнович прилетел ко мне, чтобы вместе перегнать Волгу на Кавказ. Этот переезд заслуживает особого описания.
В то время карты были единственным источником информации при планировании больших поездок. В картах дороги были классифицированы по значимости, дороги всесоюзного значения и менее значимые. Мой сосед тоже перегонял машину на Кавказ за несколько лет до меня. Он доехал до Каспийского моря и потом на пароме перебрался в Баку, при этом был участок, где дорога практически отсутствовала и надо было ждать вездехода для буксировки. На картах, которые у нас были, на этом участке дорога тоже отсутствовала. Мы с Иваном Семёновичем не торопились, поэтому проложили маршрут по хорошей дороге через Казахстан. Во время войны мой тесть сидел в разных лагерях на территории Казахстана за политический анекдот. Он хотел взглянуть на знакомые места и поохотиться заодно на сайгаков.
Однако карта сыграла с нами злую шутку. Едва мы с ветерком проехали Ташкент дорога всесоюзного значения превратилась во что-то вроде тропы в песках. Я с размаху влетел в этот песок, но мы подумали, что, возможно, это только небольшой участок, и решили продолжить наш маршрут. Наша вера в советскую картографию едва не стоила нам жизни. Нам пришлось ехать около 10 дней по бездорожью почти до Астрахани. Зато Волга показала себя прекрасно, она шла через пески как танк. На пути была масса арыков, через которые были переброшены какие-то досточки. Вначале я останавливался, оценивая эти доски на прочность, но вскоре пролетал по ним, не снижая скорости, видя в зеркало заднего вида, как они подпрыгивали, махая нам вслед.
На второй день езды по бездорожью полетел подшипник одного колеса, и машина встала. Уже вечерело, когда местный водитель на грузовой машине притормозил около нас. Он ехал в нашу сторону и готов был взять нас на буксир. Тут, однако, выяснилось, что ни у нас, ни у него буксира нет. Я нашёл в багажнике большой клубок тонкого провода, и мы долго делали из него буксир. Потом нас тащили почти всю ночь до ближайшего населенного пункта, это был Кызылорда. Наш спаситель, молодой казахский парень, решительно отказался от денег. Мы пожали руки, и он поехал дальше, оставив нас у входа в автомастерскую.
После ремонта мы тронулись дальше в сторону Аральского моря. Стояла сильная жара, даже лучшие советские машины в то время были без кондиционеров, соответственно, все окна у нас были открыты. От постоянного ветра у меня сильно растрескались губы. В каком-то поселке я купил очень яркую красную губную помаду, другой не было, и пользовался ей почти до конца путешествия.
Собственно, людей мы встречали очень мало. После дня езды я вечером вываливался из машины, а Иван Семёнович готовил нехитрый ужин на костре. У нас была маленькая палатка, так что мы могли разойтись, это было совершенно необходимо из-за мощного храпа моего тестя. Иван Семёнович спал в машине, а я в палатке. Об охоте пришлось забыть, так как мы явно отставали от намеченного графика. Кроме того, мы видели горы убитых и гниющих сайгаков. Их явно расстреливали ночью из открытых машин. Сайгаки попадают в свет фар и бегут впереди машины, откуда их хорошие люди и расстреливают. После этого зрелища нам не хотелось новых убийств даже для пропитания.
Подъехав к Аральскому морю, я схватил мыло и помчался плавать. Мыло упало в воду, но не потонуло. Это, однако, меня не остановило, и я нырнул в набежавшую волну. Плавать было исключительно легко, зато на берегу я, наконец, понял, что это был почти соляной рассол, что-то вроде Мертвого моря в Израиле, где мне удалось побывать значительно позже. Пришлось потратить драгоценную пресную воду, чтобы смыть соль хотя бы с лица, ушей и носа.
Но главные испытания были ещё впереди. Мы встретили мужика в геологической экипировке, можно сказать коллегу. Он был на машине и сказал, что покажет нам дорогу на какую-то станцию, где есть вода и можно перекусить. Мы поехали за ним, но он вскоре встал, так как у него закипел радиатор. Воды у него не было, и мы отдали ему практически весь запас нашей пресной воды, поверив, что в пределах 20 минут езды мы сможем освежить свои запасы. Так как мотор у него был перегрет, и радиатор заполнен лишь частично, он сказал, что должен вернуться на базу, уверив нас, что станция совсем близко.
Мы проехали в указанном направлении почти час, ничего не встретив. В конце концов, машина зарылась в песок. Мы откапывали её металлическими мисками под палящим солнцем. Всё было, однако, безрезультатно. Между тем без воды силы стали нас покидать, язык распух и царапал нёбо. Иван Семёнович начал прощаться с жизнью. Я решил пойти на разведку, но ничего не обнаружил. Вскоре машина скрылась за барханами, и хоть я и ориентировался все время по солнцу, повернув назад на машину вышел не прямо, но все же увидел её в стороне. Передохнув, начали снова откапываться. Собственно, других вариантов не было. Я вспомнил сигнал SOS, который мог бы ночью подавать фарами пролетающим изредка над нами самолётам. Однако это, скорей всего, было бы пустой затеей.
К вечеру мы всё же откопались, раскачали машину и поехали. Я гнал, зная, что если мы сядем снова, то сил на откапывание у нас нет. Где-то ночью выехали на казахское стойбище. Вода в этих условиях значит больше, чем деньги, и нам её дали не сразу. Несколько пачек патронов сделали хозяев более гостеприимными, они принесли большой металлический баллон с прохладной водой и две пол-литровые банки. Мой тесть осушил залпом 6 банок, а я 5. После этого я уже не считал количество неспешно выпитых банок. Бог спас меня опять. Не встреть мы это стойбище дни наши были бы сочтены.