Страница 14 из 21
Ночевать приходилось тоже на границе. Выбирали место на дороге пошире, где можно было расположиться, по крайней мере, не на проезжей части. Раскладывали раскладушки, на которые укладывали спальные мешки и засыпали под черным Памирским небом с невероятным количеством звёзд. В течение ночи нас несколько раз будил конный разъезд пограничников со стандартным вопросом: «Почему ночуете на границе?», на который следовал стандартный ответ: «А где ещё ночевать?». После чего мы показывали заранее приготовленные под подушкой паспорта, и наряд удалялся. Через несколько часов нас будил уже другой наряд, и беседа дословно повторялась.
Один раз, правда, мой водитель Николай нарушил рутину. Мы все спали на улице, а он в автобусе. Во время диалога с пограничниками вдруг с грохотом открылось окно автобуса, и Коля рявкнул: «Руки вверх!». Я при этом смотрел на пограничников. Ни у одного из них рука даже не потянулась к пистолету, несколько секунд длилась тяжёлая пауза, пока Коля не расхохотался, давая понять, что это была шутка. В общем, граница действительно была мирная.
Мы видели в предгорьях Памира высоких, светлокожих и со светлыми глазами таджиков. Как говорят, это потомки солдат Александра Македонского.
Мы обычно ехали до Хорога и, засидевшись в машине, сразу после прибытия мчались в горы. Один раз с нами было несколько не столь молодых людей из Управления. Они тоже помчались за нами, но вскоре тут же присели. Сказывалась высота больше 2-х километров, однако мы такую высоту не воспринимали.
Памирские скважины находились в горах, куда автоматическая станция не могла подъехать. Поэтому там приходилось использовать полуавтомат, и везти все оборудование к скважине на ишаках. Ишаков нам давали, однако, управлять ими было гораздо сложней, чем машиной. Они понимали команды только на таджикском, которым мы не владели. Команды состояли из слов с большим количеством шипящих звуков, которые мы не могли толком выговорить. Возможно, из-за нашего акцента, а может и просто из вредности ишаки делали все наоборот. Мы шли к скважине по узким горным дорогам, и если проводник находился между ишаком и скалой – ишак пытался растереть его об эту скалу. Если проводник находился с другой стороны – ишак пытался его сбросить в обрыв, если сзади – ишак убегал вперёд, спереди – останавливался. В общем, было весело.
На границе с Афганистаном. 1962.
***
Я четыре года колесил по Таджикистану во времена, когда дороги были далеки от совершенства, понятие автосервиса практически отсутствовало, и не было никакой связи с внешним миром. Тем не менее существовало золотое правило, которое всеми выполнялось неукоснительно. Как бы ты не торопился, если в пределах поля зрения оказывалась стоящая машина, обязательно надо было подъехать и узнать все ли в порядке. Это золотое правило спасло много жизней.
Была знаменательная поездка в Ленинабад для получения новой каротажной станции. Я прилетел в Ленинабад со своим водителем Николаем, так как дорога назад была неблизкая. Получив станцию, мы поехали на ней домой. Дорога лежала через Самарканд. Надо заметить, что незадолго до этой поездки у меня была командировка в Москву, и мне удалось попасть на концерт в Государственном Кремлёвском дворце съездов, который открылся пару лет назад. Когда мы заехали в Самарканд, Кремлевский дворец съездов, который считался как бы вершиной современного зодчества, совершенно потускнел в моих глазах. Его даже нельзя было сравнивать с гениальной архитектурой XIV и XV веков, которую я увидел в Самарканде. Вообще, город был основан 1000 лет до нашей эры. Я был далек от искусства и архитектуры, тем не менее внутренний голос сказал мне, что я не могу просто проехать через Самарканд.
Мы нашли маленькую гостиницу, и Коля погнал станцию в экспедицию без моей помощи. Я остался в этом чудном городе. Туристический бизнес в то время там был на нуле. К примеру, я пришёл к гробнице Тимура, которая была даже не огорожена. Там не было ни души, ни посетителей, ни охраны. Примерно такая же картина была и на мемориальном комплексе, медресе, мечети Биби Ханум, обсерватории Улукбека. При этом краски на этих постройках были настолько яркие и сочные, как будто их нанесли вчера, а не несколько веков назад. Два дня я бродил по Самарканду, поражаясь превратности истории вообще и Узбекистана в частности. После этого исторического экскурса я прилетел в экспедицию и окунулся в текущую работу.
В Таджикистане не было выдающихся памятников архитектуры прошлых столетий, но их заменяла красота природы. Иногда по дороге на скважину мы заезжали в придорожное кафе, нависшее над горной рекой. Мы наслаждались прохладой, исходящей от реки, горными видами и изумительной форелью из этой речки.
Правда, чаще останавливались попить чаю в чайхане. Мы разувались и садились на мягкие одеяла, расстеленные на полу. Пока чайханщик делал нам чай, сидящий рядом таджик вежливо протягивал свою пиалу с чаем, приложив руку к сердцу. Я все же вырос в семье врача, и хоть пока я жил дома, часто старался ускользнуть от строгих правил гигиены, которым меня учил отец, стал строго их придерживаться, как только уехал из дома. Часто такая протянутая пиала исходила от человека, который был в несколько раз старше меня. Отказаться было просто немыслимо, и я с благодарностью брал пиалу и, прикладывая её к наружной стороне нижней губы, делал несколько глотков. Зелёный чай с лепешкой и белые таджикские конфеты Пичак часто были нашей основной едой в поле.
Таджики в то время жили очень бедно, я видел селенья, где пахали, используя быков, и вместо окон использовали бычьи пузыри. В это время наши средства массовой информации вещали по всем каналам, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Мне было чуть больше 20, но верилось с трудом.
В то же время таджики были исключительно гостеприимными людьми. Они собирали деньги иногда годами, чтобы устроить свадьбу. Нам несколько раз приходилось проезжать мимо таких истинно народных гуляний. Нас всегда останавливали и предлагали разделить с ними праздник. Если мы возвращались на базу и не торопились, мы, как правило, останавливались и с удовольствием ели чудесный таджикский плов и восточные сладости.
***
Со временем у меня в партии было создано несколько отрядов. Отряд это производственная единица со своей техникой, машинами и персоналом, способным проводить самостоятельные исследования скважин. Однажды один из таких отрядов привез результаты исследований, показывающие четкую радиоактивную аномалию, свидетельствующую о наличии в скважине пласта, который можно разрабатывать с целью добычи радиоактивных минералов. Начальник отряда стал работать самостоятельно недавно, скважина была обсажена железной колонной и доступна для повторных исследований. Прежде чем докладывать об открытии я решил проверить результаты. Проверка показала, что первоначальные замеры были верными. Тогда я провел дополнительное исследование, которое показывало положение муфт в обсадной колонне. Сопоставив все данные, мы обнаружили, что границы радиоактивной аномалии в точности совпадают с границами одной из обсадных труб. Это не могло быть случайностью, ясно, что радиоактивность исходила не от пород, а от колонны.
Со временем нам сообщили, что эта колонна была сделана из металла, выплавленного из радиоактивной руды. Соответствующие органы проследили все изделия, изготовленные из этой плавки. Они в частности нашли радиоактивный станок и рабочих, которые облучились, работая на этом станке.
Кстати, о радиоактивности. В те времена разные страны проводили испытания ядерного оружия. Мы постоянно эталонировали наши приборы для радиоактивного исследования скважин. Как это ни удивительно, мы практически всегда наблюдали существенное повышение радиоактивного фона, связанное с очередным ядерным испытанием, независимо от того, в какой точке земного шара это испытание проходило. Оказывается, планета наша не так уж и велика.