Страница 18 из 39
— Тай!.. — стиснув зубы, севшим хрипом отозвался мальчик со спины зверя. Леко, ощетинившись, кивнул. — Что она станет делать с ним?
— Пить, разумеется. Морочить сердце и голову колдовством, кормиться лживыми эмоциями — вкус у них мерзкий, порченый, никакой. Но сил вытравливать из мальчишки чувства настоящие у нее сейчас нет.
Валет притих, пытаясь осмыслить услышанное. Сердце, никак не находящее связующей ниточки, опять болезнетворно заныло.
Ветер между тем хлестал в лицо, рвал и терзал волосы, слепил высушенные до слез глаза. Холод жег изнутри, перекрывая русла крови плотинными льдинками, но мальчик уже успел привыкнуть к сосущему белому ощущению.
Пламенный пес, беря сильными пружинистыми скачками словно нарочно вырастающие препятствия, рассекал ночь выпущенной с тетивы пылающей кометой. Пес, что, завидев непоколебимую упрямость своего маленького несмышленого друга, все-таки согласился помочь, коротко и сердито велев забираться к себе на спину.
Одного его, несмотря на все посулы и угрозы, Леко не оставил. А Тай…
Тай с самого начала был один, окруженный подвальным дыханием ворочающейся под ногами дряхлой черной колдуньи.
При мысли об этом волосы на голове Валета шевелились и незаметно седели, в груди сжималась зубастая морозная удавка. И всё же…
Всё же он не понимал.
— Леко… — Борзая повела обвислым ухом, давая знать, что слушает. — Почему ты… почему не делаешь со мной ничего… такого, как… как делает… она…
— Не питаюсь тобой, ты хочешь спросить? — уточнил с легкой насмешкой пес.
Валет серьезно кивнул. И, помолчав, продолжил:
— Почему ты постоянно защищаешь меня? Почему помогаешь? Почему готов пойти на столь многое, лишь бы только я ушел отсюда?
Ветер взъярился пуще прежнего, и Леко пришлось сбавить шаг, чтобы мальчик смог расслышать его.
— Я не питаюсь чужими эмоциями, дитя. Пробовал когда-то однажды, не стану скрывать, но это — старое полузабытое исключение. Я просто существую и, в отличие от старухи, не нуждаюсь в подпитке. Я не испытываю к Таю никакой неприязни, малыш. Наверное, так волей случая или судьбы получилось, что ты попал именно ко мне. Я всегда наблюдал за тобой, бродил рядом, оставаясь невидимым для твоих глаз. Признаться, я сам не заметил, как привязался к тебе… Ты не должен оставаться в этом месте. Где угодно, но не здесь. Я не хочу видеть, как ты погибнешь.
Валет, обласканный и потрясенный прозвучавшей в голосе Леко нежной тоской, не нашел в себе слов, чтобы ответить.
В немом молчании он прильнул к рыжей шерсти, бережно запустил в ту пальцы, почесал скрытую ночью кожу. Наклонившись еще ниже, потерся щекой о взлохмаченный репейный загривок. И, уткнувшись в него всем лицом, лишь тихо-тихо прошептал:
— Спасибо… Спасибо тебе, Леко… Прости меня, но без Тая я всё равно никуда не уйду. Никогда не уйду. Даже… даже если придется за это погибнуть.
Огненный пес, прикрыв потеплевшие глаза, беззвучно вздохнул: он уже и так успел принять ответ растущего на глазах ребенка.
— Будь осторожен. Я прошу тебя, — голос Леко, непривычно тихий и мягкий, слился с окружающим безмолвием.
Огненный пес остановился вдалеке от уродливого перекошенного здания, лапами-костями впившегося в черную иссушенную почву. Ближе, как он объяснил, ему приближаться запрещалось, да и Валету лучше было прокрасться вовнутрь по возможности незамеченным.
Мальчик, разглядывающий злачную громадину с быстро-быстро колотящимся сердцем, отыскал в себе силы лишь на сдавленный кивок.
В том, что торчало из-под земли, было трудно угадать даже смутные очертания некогда жилого дома. Давящийся поднявшейся тошнотой, схваченный по рукам и ногам заполошно дышащим страхом, Валет видел лишь верхнюю половину скелета, что, корчась в посмертной агонии, как будто пыталась прорыть себе путь наружу, под свет тревожащегося синего неба.
Черный череп с двумя еще более черными впуклыми глазницами, застывший в апокалипсическом вопле рот, ряды острых дверей-зубов, зияющий провал в области носа. Изгибы толстых длинных костей, искривленная переломанная шея, проступающее сквозь ребристую клетку каменное сердце…
Логово воскрешенной старухи вселяло ужас на подсознательном уровне.
— Неужели Тай… там?.. — с трудом подчинив непослушные губы, выхрипел Валет, продолжая и продолжая прокаженно таращиться на стужащее кровь в жилах место.
— Да, — мрачно ответил Леко. Подступив на шаг теснее к мальчику, он с осторожностью коснулся кончиком носа его плеча, прошептав гортанное, тоскливое, в чем-то испуганное, просящее: — Он где-то там. Внутри. Я… я буду ждать тебя здесь, поблизости. Выберись, и я унесу вас так быстро, что ей никогда не угнаться следом.
Мальчик, кое-как заставив себя отвести взгляд от кошмарного зрелища, порывисто обернулся к другу. Несмело заглянул в горящие знакомые глаза и, сглотнув кислый комок, прильнул к сильной лапе, сведенной подрагивающим напряжением…
— Мы выберемся. Обещаю, — затем же, не поднимая лица, слишком страшась струсить, отвернулся, быстрым железным шагом направившись в сторону замка хохочущей невидимым вороньем ведьмы.
Ноги его тряслись, на глаза наворачивались слезы — пытающиеся пересечь незримую грань, но раз за разом заталкиваемые обратно на соляное дно. Почва поглощала все пойманные звуки, воздух налипал на кожу оголодалыми осязаемыми мухами.
«Я счастлив, что мне довелось знать тебя еще в том, прежнем мире… — услышал вдруг мальчик голос у себя в голове. Остолбеневший, не способный сделать больше ни шага, он замер, уставившись строго и прямо перед собой. Сердце, ударившись о кости ослепшей синицей, попыталось подняться ко рту. — Старуха носит три головы, но только одно имя, запомни это. И… вернись ко мне целым, дитя».
Не выдержав, Валет резко обернулся, выискивая расплывающимся стеклянным взглядом странную рыжую собаку…
Но за спиной его шевелилась лишь гулкая темнота. Ветер вдалеке сгибал кусты, по небу, затмевая угасающие постепенно звезды, трусили рваные серые облака…
Только на один короткий миг среди черно-сливовой мглы словно бы показался искомый алый огонек: мелькнул, взвился да там же и растаял.
Валет, закусив дрогнувшие в неуместной улыбке губы, утер кулаком все-таки ухитрившиеся намокнуть глаза.
Согревшись непонятно-смущающим, но щекочуще-приятным чувством, он, изнутренне сжавшись, так быстро, как позволили ноги, побежал к завывающему граем да сквозняками аспидному дому-скелету.
========== Сон десятый. Кости старого Дьявола ==========
Входа не было. За́мок-скелет, вонзивший в стенающую землю костяные зубы, сблизи оказался сплошным монолитом — матово-гладким, не отражающим, но втягивающим и поглощающим все окружающие цвета. Едва приложив к черному камню ладонь, Валет, дрогнув, порывисто отшатнулся — холод, такой жгучий, что в глазах что-то полопалось и прогорело, успел закрасться под кожу, выпивая подмятую жизнь; вот почему почва рядом с ним опустела, вот почему воздух стал не просто прозрачным, а бледным, жухлым, выкаченно-мертвым.
Чем глубже за́мок погружался, чем шире рос, чем выше вместе с тем тянулся к небу — тем больше смертей сеял он округ себя, тем жаднее пил, тем неистовее горели черные глазницы-дыры высоко над макушкой синезрячего юнца.
«Что же мне делать…» — металась испуганной птицей мысль. Она стучалась об отполированный белиаловый камень, о хрупкие кости, о стреноженные красные реки, но двери найти не могла: всё казалось тщетным.
Бесовской за́мок не ждал гостей.
Отчаявшись, Валет, старающийся держаться в плотной густой тени, но не притрагиваться больше к инсомнийному чудовищу, запрокинул голову, вглядываясь в клубы тамаса, заменяющего ведьминому логову глаза. Глаза пустые, слепые, не реагирующие на внешние раздражители…
Поначалу Валет боялся, что десяток прорезей-глазниц, сперва неудачно принятых за двери, вот-вот, едва заметив незваного вторженца, загорится кровавым купоросом, следом разинется пасть или, что еще страшнее, наружу выберется сама ведьма, жуткая старуха со змеиным языком и торчащими сквозь кожу козодоевыми костями… Но, сколько он ни маячил рядом с за́мком, глазницы оставались слепы к нему.