Кислород

Дальше были трясущиеся птичьи пальцы, нажимающие на кнопки, подолгу не попадающие, переключающие тумблеры и вилки, куда-то тыкающие, сливающиеся с губами, что всё просили потерпеть, подождать, кричали, что всё будет хорошо, что всё у них теперь получится и вообще ему, Джеку, в самую пору ухватиться бы обратно за мачту да крепко-крепко ту держать.

Внизу, вокруг, где-то теперь уже совершенно вовне, надрывали глотки незадачливые солдатики, взявшие их под прицел, не понимающие пока — а может, наоборот, потому и так нервничали, так мешкали, так терялись, будто маленькие, нагадившие под себя детишки, — что расстановки и позиции переменились, что происходило нечто из ряда вон странное, небывалое, готовящееся в какой-то там извращенной осмысленности взорваться и взорвать. Парусник, еще только-только представляющий из себя мертвый кусок мертвого холодного сплава, завибрировал, залился болезненно-ярким белым светом, просачивающимся откуда-то, где гудели, просыпались, ревели пожранным топливом реагирующие на мальчишку и его запаянную кощунственную игрушку немыслимо заброшенные двигатели.

Свет этот, дробясь да разбиваясь на лучи, рос, усиливался, плотнел, окутывал их вместе со всей мачтой да двумя запрокинутыми головами, пока не прянул вдруг во все разом стороны, пока не прошелся по отшатнувшимся черным солдатам, пока, сложившись в верную треугольную фигуру, не сделался недостающей парусиной, что, будто поймав под себя поток ударившего тугого ветра, надулась, наполнилась, нетерпеливо и готово затрепетала.

Огромное судно, неуклюжее судно, тяжелое для слишком крутых маневров судно, покачнувшись с боку на бок так, что Джек едва не свалился за борт, перевесившись за тот соскользнувшими ногами, ненамного оторвалось от пола, шандарахнуло носом в качающий газовую отраву чан, протащилось над землей с несколько гулких метров, поднимая пыль да отпугивая ошалело застывших сторожевых псов, да, взревев в конце всех концов накалившимся пламенем плазменных турбин, под оглушающий крик Феникса, которому держаться было нечем, поэтому Поту пришлось отлипать и кое-как подгребать того под себя, опять и опять зажимая сверху так, чтобы мальчишка смог пользоваться спасающей рукой, ринулось к броне черного окна, вонзаясь в то всем полыхающим корпусом.

Ударилось один раз, отскочило, оставив за собой рвущую опасную трещину, ударилось во второй; где-то там до Джека и Феникса донеслись оглушительные раскаты первых выстрелов, пули просвистели пока не рядом, но уже достаточно близко, судно пошло на таран в третий раз…

И, раздробившись звоном, лязгом, пущенными битыми осколками, часть из которых прошлась по голым телам, оставив длинные кровоточащие полосы, выбило проклятую преграду торжествующей взрывной волной, пропуская в затхлое помещение спертый и отравленный, но всё же несоизмеримо свежий да живой воздух озлобленного издыхающего мира.

— Ле… летим…! — уже там, далеко за окнами, за выстрелами, за чертой одинаковых серых этажей, пытающихся их подбить и украсть зародившийся шанс на бесценное спасение, расслышал под собой Джек, и хотящий ответить, хотящий этого невозможного удивительного мальчишку крепко-крепко стиснуть да поцеловать, но не могущий сделать ничего, кроме как теснее навалиться на бьющегося возле груди ребенка да понадежнее того собой заслонить. — Мы… мы летим, Джек! Мы по-настоящему… летим! Летим к этой чертовой украденной… свободе!

Судно, ненадолго провисшее в воздухе, раскрыло еще два поперечных световых крыла-парусника и, выстрелив ослепившим сквозь ресницы ионным столпом, осколком погибшего солнца понеслось по прямой, набирающей гуляющую в ушах скорость, ввысь, растворяясь в густом да сером поднебесном дыму.

========== Chapter 10. Feast of Fools ==========

Солнечный парус, ошпаривая взгляд натянутым вдоль несущего стержня световым полотном, проносился над коробками неизменно серых, злачных, загаженно-белых сот; топ мачты, пугающе визжа да кренясь, то и дело, если судно вдруг пыталось встряхнуться и преодолеть следующую ступень высоты, скребся и ударялся о накрытые городскими парами парящие этажи, скрипело и выбивало искры накаленное докрасна железо, вибрировало пытающееся подбавить мощности питание, и Уинд, используемый как дополнительное расчетное топливо, корчился, сползал вниз да отбивал себе заляпанные кровью колени, вскидывая рассеянные детские глаза: он чувствовал, что преграда, пусть увидеть её и не получалось, была всё еще здесь, рядом, не собираясь позволять им так просто ускользнуть.

Удары между тем становились сильнее — регулировку над кораблем мальчишка держал, но с управлением не справлялся, отчего посудина болталась, вибрировала, рывками выбивалась то выше, то ниже, едва не налетала на окна и блочные стены, — и вскоре Феникс, давно уже прекративший попадать на вертящийся туда и сюда полупрозрачный круг полумертвыми костлявыми пальцами, сплошь выкупанными в металлической черноте, бессильно принимающий каждый машинный толчок своим собственным живым сердцем, охрипло да булькающе взвыл, на чертову горсть злополучных секунд теряя бесценный контроль с оборвавшимися летальными концами.

В ту же самую минуту светоидные крылья да главный гребень, хлопнув потерявшими вылинявшие перья отростками, сначала обвисли, а затем, перемигиваясь догорающей лампочкой, принялись с устрашающей скоростью растворяться, таять, исчезать; каркас, проскрежетав визглявым рокотом, просел, пол шибанул предупреждающий пульс; клятая и переклятая Джеком лодка накренилась вбок, с паршивой задумчивостью спустилась на несколько метров в головокружительно волнительный — такой волнительный, что сердце вот-вот собиралось пройти через рот, выблевавшись злачной перемолотой субстанцией — низ…

— Малыш! Слышишь меня, малыш?! — опуская голову, чтобы прижаться лицом к взмокшей мальчишеской макушке, проорал, вслепую отыскивая обкусанное грязью да ветром ухо, мужчина, которого колотило так, что пальцы одним лишь чудом не разжимались и не снимались с нагревающейся до болезненного треска мачтовины. — Я хорошо понимаю, что тебе тяжело, и, поверь, если бы эта хрень согласилась послушаться меня — я бы немедля перенял эту чертову ношу, но мы оба осознаём, что сделать я этого при всём желании не могу! Поэтому, прошу тебя, продержись еще немного! Я ничем не могу сейчас помочь, знаю, но как только мы отлетим подальше да сделаем где-нибудь привал, ты обязательно вдоволь отоспишься, а я буду беречь твой сон столько, сколько тебе понадобится! Я не понимаю, как работает эта сраная система, но вроде бы вижу, что чем выше мы поднимаемся, тем больше с тебя за это отжирают; попробуй не забирать так высоко, а держать курс между этими гребаными домишками, вдоль этажа так тридцатого, сорокового… Никто не ожидает нас здесь с тобой увидеть, так что в какой-никакой безопасности мы будем!

Феникс, замешкавшийся лишь на пару мгновений — а может, и не замешкавшийся вовсе, а просто-напросто попытавшийся расслышать, проглотить, переварить и собраться с покинувшими силами да зарывающимся под каменную могилу рыдающим духом, — кивнул, приподнялся на разъезжающихся коленках, кое-как подчинился: отбил пальцами дюжину пиликающих да перемигивающихся комбинаций, попутно переворачивая свой чертов галогенный щиток практически с ног на голову; парус, вновь подсоединенный к раздающейся задарма крови, распахнул сдутые было крылья, покачался увесистым маятником и легко, будто проделать это мог всегда, но в силу редкостно стервозного норова не хотел, поднырнул ниже, тихо и гулко загудев облизнувшим босые ступни нагревшимся полом.

Сделав еще пару ныряющих меж петлями да вырастающими на пути преградами виражей, сволочная паразитическая лодка и впрямь покорилась, опустилась на пару-тройку десятков преодоленных метров, мягко стекла в узенький зазорчик между пугающими рядами угрюмых да оскаленных сот и, заметно снизив скорость, поплыла по извилистым бело-серым лабиринтам, отражаясь в каждом встречном закрытом окне отбивающим зрение ярким солнечным пятном — пятно внимание привлекало, разумеется, знатно, поэтому из каждой второй зияющей щелки на этот самый выдающий свет протаскиваемой сквозь город голгофы одна за другой стекались помятые да побитые уродливые рожи, таящиеся за заляпанными стекляшками, как какие-нибудь, получившиеся в итоге провалившегося эксперимента, монстры или рассаженные по лабораторным аквариумам мыши.