Кислород

— Конечно же, говорил. И, конечно же, оставил, дьявол бы поимел его добрейшую сострадательную душу. Вот он, наш распрекрасный билетик в прогулочную нирвану, малыш, можешь полюбоваться. — Осклабившись да покопавшись на полу, в тени возле ног, мужчина выудил оттуда мелкий обгрызенный клочок бумаги и, приподняв тот так, чтобы седой мальчишка непременно разглядел, потряс — исписанным проштампованными на машине черными столбцами — в утло пульсирующей вокруг душно-сырой пустоте.

— И в чём тогда проблема, если…

Джек Пот, так же быстро скомкавший несчастную бумажку обратно, с предупреждающей желчью рыкнул, предрекая не пришедшийся по нраву вопрос. Непредсказуемо обернувшись к дернувшемуся Четырнадцатому, поглядел на того с несколько секунд прощупывающими и по-особенному опасными хищными глазами, после чего прихватил того за сбившийся в потопляющую воронку рукав и, потянув на себя, переместил собственнически надавившую руку на загривок, практически вбивая испуганного мальца лбом в жесткую поверхность гулко отозвавшейся двери.

— Позволь праздно полюбопытствовать: ты видишь что-нибудь, куда можно ввести этот сраный код, мальчик мой? — прозвучало ядовито, по-ненавистному цинично и при этом ни разу не насмешливо.

Сгорбленный и согнутый Феникс, трезво рассудивший, что для сопротивления сейчас не самое удачное время, а потому оставшийся покорно ютиться в слетевших с катушек руках, хмуро свёл брови, уперся, чтобы не ощущать себя поверженно беспомощным, в дверь ладонями и, кое-как окинув металлическую серь беглым взглядом, обнаружил, что никакой панели с кнопками или сенсорикой, реагирующей на касания или сканирующей сетчатку глаза, на той действительно не имелось.

— Нет, — мрачно признавая за Потом печальную правду, пролепетал он. — Не вижу.

— Вот то-то и оно. Я тоже, как ты уже мог догадаться, не вижу, хотя увидеть очень и очень хочу. Выходит, что либо приволокший нас сюда паршивый шавчоныш нагло соврал, либо мы с тобой настолько тупые ослы, что не можем отыскать очевидного выхода из четырех жалких стен. Последний вариант, надо признать, удручает меня гораздо больше.

Уинд, выпущенный обратно на волю да там же и осевший на приманивший перепачканный пол, откликнулся не сразу; полноценно не собравшись с постоянно ускользающими мыслями, разбито поглядел на Джека, на дверь, снова на приподнявшего брови, без слов вопрошающего Джека…

— Вряд ли он стал бы врать… Зачем оно ему вообще…? Как будто иначе мы могли отказаться от навязанного гостеприимства и убраться восвояси…

— Верно мыслишь, — неожиданно согласно да ладно кивнул мужчина. — Вот и я пытаюсь тебе сказать, что проблема, кажется, не в том скоте и даже не в этой самой двери, а именно что в нас с тобой. Никогда прежде я еще не чувствовал себя таким идиотом… Гадкое, надо сказать, ощущение…

Если бы не удрученное состояние болезненно скребущегося желудка, Уинд, наверное, позволил бы себе поиздеваться и над непривычно подавленной да беспомощной Джекпотовой физиономией, и над сложившейся ситуацией в целом. Еще, пожалуй — над странным полутеплым чувством, что незаметно между ними двумя разгоралось, обращая в ворчащих да подтрунивающих друг над другом, но вполне миролюбиво уживающихся друзей — не друзей, но что-то к этому причудливому словцу безропотно близкое.

В памяти, надавливающей из внутренней стороны на разбухший вакуумный череп, между тем что-то неуловимо шевелилось, переползало, пыталось дозваться и рассказать, что, должно быть, подобным образом их всего лишь проверяли на пригодность: это была игра, которую они не имели права запороть, потому что за невидимыми стенками и наблюдающими счетчиками кто-то за всем этим следил да подсматривал, развалившись в обитом искусственной киберкожей кресле и потягивая красный подсахаренный суп из перемолотых мутагенных лангустов.

— Что ты…? — Джек, не способный, кажется, провести в тишине и минуты, если рядом водился тот, кого можно было подергать да подоставать, с подозревающим нечто неладное прищуром помялся рядом, настороженно потормошил мальчишку за узкое и теплое, вопреки неприятному на ощупь склизкому материалу, плечо. — О чём задумался, мальчик? Неужто попробуешь меня удивить?

Феникс, без охоты переключившийся на отвлекшую помеху да выросшую перед глазами виляющую ладонь, кое-как отмахнулся, сбито попросил подождать. Уперто долбясь о стенки натуго запирающегося сознания, вдруг выхватил посреди расплывающихся прошлых образов уже виденный когда-то похожий листок и похожую же дверь, которая легко и послушно открывалась, если…

— Эй, Джек…

— Собрался, стало быть, удивлять?

— Да ну тебя с твоими кретинистыми шуточками… Лучше посмотри, пожалуйста, наверх, на дверь, и скажи мне, есть ли там что-нибудь, чего, как тебе кажется, не должно быть, или должно, но всё равно непонятно для чего оно там приспособлено?

— Это что еще за загадки такие странные, непостижимый же ты малыш…? — растерянно пробормотал мужчина, переводя чуточку заострившийся взгляд с мальчишки на дверь и обратно. Правда, на ноги, хоть и делать того желанием заметно не горел, поднялся, с пару раз повторил, передразнивая, услышанный от седого бедлам, напряг зрение получше, запрокидывая голову так, чтобы выцепить нечто бесформенное да почти что микроскопическое под самым подпотолочным затвором… — Не знаю уж, откуда ты это взял, но да, здесь и впрямь есть какая-то маленькая хренотень. На цветок похожа, если долго на неё смотреть. Или на идиотский рисунок такого же идиотского детского солнышка…

— Она желтая? Эта штука.

— В яблочко. Желтее некуда. Только откуда ты и это-то взял, а? Не могу сказать, что я в восторге от этих твоих…

Четырнадцатый, искренне не хотящий ни выслушивать новых вопросов, ни выдумывать подходящих ответов, ни, тем более, оправдываться, несдержанно шикнул, наугад, потеребив пальцами мочки разгоревшихся ушей, боднул, почти угодив по отпрянувшей мужской ноге, головой.

— Если я не ошибаюсь, их просто нужно зачитать вслух. Эти кодовые цифры с листка. Попробуешь сделать?

Джек, больше совсем не улыбающийся и далеко не паясничающий, скосил с потрохами прекративший доверять взгляд, но, молчаливо приняв из протянутых рук порядком выбешивающую бумажонку, подчинился, проговорил твердым, отчеканивающим каждый звук, до скрипа сухим голосом:

— Три, три, восемь. Эр, пять, девяносто шесть, точка, семь, семь. И? Что дальше? Не знаю, что должно было по твоему измышлению произойти, мальчик, но…

Не понимая уже абсолютно ничего, с нечитаемым смурым лицом поглядывая на старательно отводящего взгляд ребенка, он, так и не договорив да хрустко стиснув в сомкнувшихся пальцах порвавшийся грязный листок, бессильно смолк, когда чертова дверь, поведшаяся на такой базарный, но пришедший явно не за просто так фокус, выбросив завесу протекшего влажного пара, содрогнулась, приподнялась и, не проронив ни единого звука, спокойно отъехала в сторону, открывая овитый унылой желто-мерклой серостью лестнично-подъездный зев.

☣☣☣

— И что это такое было, не хочешь мне объяснить? — Джек был не в духе: шёл рядом, время от времени прихватывал за плечо, сжимал до навязчивой боли пальцы, щурил глаза, совсем по-звериному скалил белые с желтоватым налетом зубы.

— Что именно… объяснить? — Уинд прекрасно понимал, что дразнил его зря: чем больше он шутовничал, натянуто улыбался, притворялся недалеким дурачком, отмалчивался или уходил от щепетильной темы любым иным способом — тем больше мужчина злился, и злость его оставляла вполне физические ожоги на покрывающейся черными синяками засветленной коже.

Джек ему совершенно, ни на один чертов грамм не верил.

— Прекрати прикидываться, будь так добр. Откуда ты знал, как пользоваться этой проклятой дверью, если нам об этом никто не потрудился сказать? На свалке подобным премудростям уж точно не обучают.

Бледная осунувшаяся мордаха, за которой Пот следил тем пристальней, чем дальше они забирались, на этих словах слегка посерела, скорчилась от промелькнувших на радужке глаз унылых призраков, обмотанных не в цепи, а в содранные вместе с кровавым мясом жгутики-нервы. Сам мальчишка, всё так же избегающий заглядываться наверх и пересекаться с ним взглядом, погрыз измученную до багровой корки губу и, скулачив в карманах пальцы, хрипло пробормотал: