Доктор Гарин

– Это не я, это не я! – давал он советы другу.

– По ро-бо-та-а-ам! – проревел Гарин.

Все стали рассаживаться по своим маяковским. Стоя в корзине, как на капитанском мостике, Гарин оглянулся. Горы с белыми, слепящими глаза вершинами остались позади. Впереди раскинулся другой ландшафт: возвышались покрытые ёлками и пихтами пологие сопки, а совсем на горизонте голубели леса и зеленела далёкая равнина.

Маяковские повставали с колен и со своими неизменными улыбками, широко и точно шагая, понесли седоков дальше.

Не прошли и десяти километров, как наткнулись на группу беженцев, расположившихся на привал у обочины просёлочной дороги. Завидя путников на маяковских, они встали, пошли навстречу и стали просить по-русски и по-алтайски взять их с собой. Гарин приказал роботам остановиться, спешился. Беженцы обступили его. Из разговора с ними выяснилось, что они не животноводы, как сперва подумал Гарин, а потомственные часовщики-инвалиды, занимающиеся редким промыслом – изготовлением каменных часов. Ядерный взрыв разрушил три их дома в горах, убил двоих взрослых и одного ребёнка. Оставшиеся спешно погрузились на ослов и отправились в Барнаул. Поначалу ехали по шоссе, но вскоре высадился казахский десант, началась перестрелка с республиканской гвардией, что заставило часовщиков свернуть на просёлочную дорогу. Гружённые поклажей ослы шли медленно, кустари боялись, что умрут в дороге от радиации, пока доберутся до города. Гарин успокоил их, объяснив, что ветер переменился и им не стоит бояться радиоактивного заражения.

– Ваше превосходительство, во имя солнечного света, возьмите нас! – умолял седовласый патриарх клана горных часовщиков, ползая на коленях перед Гариным.

Остальные тоже стояли на коленях.

– Встаньте! – приказал им Гарин.

– Не можем, не можем! – радостно-виновато улыбался старик. – Коли б могли, давно бы были в Барнауле.

Оказалось, что их наследственная семейная болезнь – остеомаляция, размягчение костной ткани ног, пришедшая, как они объяснили, на Алтай ещё в XVIII веке из Италии.

– Был в Мантуе герцог Винченцо Гонзага, который с юности питался только тушёным мясом и полентой, – объяснял старик, ползая перед Гариным. – От этого, ваше превосходительство, у него стали постепенно размягчаться кости ног, и вскоре он сам уже не был в состоянии сесть на коня. Его жена ела ту же пищу, и у неё началось то же самое. Их дочь и сын родились с таким же недугом. И его сын, Гульэльмо, совершил грех, влюбившись в свою родную сестру Констанцию и переспав с ней. Это открылось, и чтобы избежать родительской кары, любовники бежали из Мантуи сперва в Австрию, потом в Персию, а потом на Алтай к зороастрийцам. Там их обвенчали по зороастрийскому обряду. С тех пор в нашем роду рождаются дети исключительно с таким недугом. Ходить не могут. Могут только сидеть или ехать на ком-нибудь.

“Однако какое сходство с pb!” – подумал Гарин и переглянулся с Машей.

Она кивнула, поняв его взгляд, и скривила губы в сторону бути. Те с интересом смотрели на инвалидов сверху из корзин.

– И что же, сидя ваши предки стали делать часы? – продолжил Гарин.

– И они стали делать часы, ваше превосходительство. Каменные! Без единого миллиграмма железа.

– А пружина?

– Не нужна! Гирьки-противовесы. Антонио! Покажи-ка наши уникальные часы, сынок! – приказал патриарх.

Его интеллигентная речь импонировала Гарину. Его сын, тоже совсем седой, подполз к нагруженному двумя сундуками ослу, достал часы и передал отцу. Патриарх с поклоном протянул часы Гарину. Они были тяжёлые, размером с грейпфрут, и представляли собой затейливую избушку с циферблатом и окошком. Крыша, бревна, наличники, стрелки, циферблат, оленьи рога, труба – всё было каменное и переливалось оттенками горных пород. Две каменные шишки болтались рядом с избушкой на каменных цепочках.

– Извольте дёрнуть за правую шишечку, ваше превосходительство! – посоветовал патриарх.

Гарин дёрнул. Окошко открылось, и гранитная кукушка трижды прокуковала странноватым скрипучим голосом.

– Какая подробнейшая работа! – удивился Гарин. – И от них… чем-то приятным пахнет. Что это? – Каменное масло, ваше превосходительство.

– Каменное масло? Нефть, что ли?

– Ну что вы! Нефть – грязь по сравнению с каменным маслом. Это драгоценное масло, образовавшееся за сотни миллионов лет в горных пещерах. Найти его – великое искусство. Масло не только смазывает механизм наших часов, но и распространяет живительный, омолаживающий аромат.

– Замечательно! – Гарин показал часы седокам.

– Сколько же вы изготовили этих часов? – спросила Маша.

– За два века всего сто девяносто четыре штуки, моя госпожа, – улыбался патриарх. – На один экземпляр уходит полгода кропотливой работы. Они невероятно дорогие. Наши часы в коллекциях у богатейших людей мира, у политиков, магнатов. И у всех правителей Российской империи, Николая II, Ленина, Сталина, Брежнева, Горбачёва, в кабинетах висели наши часы. Это были наши подарки властям. Часы висят и у президента АР! Если он, конечно, ещё жив…

Гарин показал часы Владимиру:

– А вам это уже не дарили?

– Это не я! – ответил тот.

– Ваше превосходительство. – Старик прижал руки к груди. – Я подарю вам эти часы, только возьмите нас с собой! Мы здесь погибнем!

– Вы не погибнете, – заговорила Пак. – Если вы боитесь радиации – напрасно. Во-первых, ветер сейчас северо-восточный, во-вторых, в современных ядерных бомбах остаточная радиация не очень сильна. Они теперь “чистые”. Я была свидетельницей трёх ядерных взрывов и жива до сих пор и здорова.

– Я жив после двух! – добавил Штерн.

– А я – после полутора! – засмеялся Гарин.

– Ядерная бомба – это уже рутина жизни, – презрительно усмехнулась Маша. – Не стоит её бояться. – Вас… двенадцать, – сосчитал Гарин. – А мы и двух не можем взять: мест нет, как видите.

– Возьмите хотя бы одного из нас!

– Одного? Кого именно?

– Моего внука Анания! Если все мы погибнем по дороге, он сохранит секрет изготовления каменных часов. Ананий!

Молодой человек лет семнадцати с продолговатым, неприветливым прыщавым лицом нехотя подполз к Гарину.

– Возьмите, ваше превосходительство! – Старик схватил руку Гарина, пытаясь поцеловать её.

– Но, но, любезный… – Гарин отдёрнул руку, перевёл взгляд на своих. – Сыщется место для Анания?

Пак перевела его слова бути.

– Найдётся! – закричали Дональд, Сильвио и Джастин.

– Это не я! – улыбался Владимир.

– Потеснимся! – Голая Ольга с венком на голове подмигнула Ананию.

– Только не в нашей корзине, – скривила губы Маша.

– Одного берём! – кивнул Гарин.

– О, благодарю тебя, великий Ахура-Мазда! – возопил старик, отворачиваясь от Гарина к солнцу и простираясь ниц.

Остальные беженцы повторили за ним. Ананий совершил ритуал солнцепоклонства с явной неохотой.

Ему быстро собрали объёмистую походную сумку, куда уложили еду, одежду, воду, короткоствольный автомат с запасными рожками и каменные часы в кожаном футляре. К сумке пристегнули складную инвалидную коляску японского производства. Дональд потребовал, чтобы Ананий ехал с ним. Его маяковский присел с улыбкой, часовщики закинули сумку, а Гарин помог Ананию перевалить худое тело через борт корзины. Ноги юноши были тонки и болтались, как плети. Дональд хлопнул его по плечу: – Hi, I'm Donald!

Ананий сумрачно глянул на Дональда:

– А вы… топс-попс? Привет.

Он говорил только по-русски и по-алтайски.

– Вперёд! – скомандовал Гарин.

Под прощальные возгласы часовщиков трёхметровые маяковские выстроились цугом на север и широко, равномерно зашагали.

За два с половиной часа пути пейзаж резко изменился: сопки сгладились, лес стал смешанным, прибавилось молодой травы и разнообразных по красочной палитре первоцветов. Солнце по-прежнему сияло на безоблачном небе и грело ещё холодную землю. Во время пути слышалась поначалу далёкая, а потом и близкая канонада, долетал треск пулемётов. Однажды позади, на юго-западе что-то тяжко и гулко ухнуло, словно во сне выдохнул огромный каменный великан.