Aзазеловка

   В начале января 1918 года власть в городе захватили большевики. Все как-то внезапно изменилось. На улицах появились люди с какими-то другими лицами. Стало опасно гулять. Продукты быстро исчезли из свободной продажи. В воздухе появилось ощущение ужаса. Большую часть населения охватила какая-то апатия, ощущение полной безысходности. В этой невыносимой ситуации я с несколькими десятками единомышленников решили бежать в близлежащее село, где не будет, или почти не будет советской администрации. Там мы, найдя общий язык с крестьянами, если это возможно, попробуем поселиться, пересидим власть большевиков, убивая всех, кто к нам приходит, подпишем договор с Дьяволом, дождемся вторжения японских солдат. Не знаю. Но жить, как мы жили, было невозможно.

   Я сердечно попрощался с Германом Штуфе. Он выразил опасение за мою судьбу. "Где родился, там и пригодился", - обронил он. - "Здесь плохо, но сможете ли вы укрыться от неотвратимых бедствий, нависших над миром?" Правда, он говорил, также и то, что готов подписать договор с Сатаной, лишь бы большевики исчезли.

   Все мои книги конфисковал какой-то революционный матрос, рассчитывая их, видимо, перепродать, поэтому я попросил Штуфе дать мне с собой что-то почитать. И в знак особого расположения он подарил мне семейную реликвию, старинную рукописную книгу, написанную якобы рукой самого доктора Георга Фауста (Герман упорно называл его именно Георгом, а не Иоганном), и привезенную предками Штуфе из Германии. Сочинение это передавалось из поколения в поколение вместе с устным преданием. Считалось, что Фауст, вручая книгу далекому предку Штуфе, сказал, что однажды она вернет богов на землю.

   Мы обменялись последними знаками благорасположения с Германом, надеясь, впрочем, на встречу в будущем. Но свидеться снова нам было не суждено. О гибели друга я узнал только после Великой Отечественной. Герман вскоре после нашего отбытия поехал в Одессу по делам. Пока он там находился, Арциз был включен в состав Румынского королевства. Так путь домой оказался закрыт. И Штуфе тому вначале не очень то и огорчился, весело зажив в Одессе до января 1919. Когда же большевики подняли восстание в городе, и стало понятно, что они одержат победу, Герман счел благоразумным удалиться домой. Но границы он не пересек: румынский солдат метким выстрелом лишил его жизни. "Муравей убил льва".

   Итак, я с единомышленниками в январе 1918 года отправились в ночь по глубокому снегу. Перечислять сотоварищей я не буду. Списки хороши как приложение к историческому труду, но в них редко кто заглядывает. Да вы их и вряд ли запомните. Хотя мои сотоварищи были люди сплошь достойные и замечательные, удивительным образом занесенные всевозможными бедствиями в Арциз, в провинцию не лишенную очарования, но в которой даже не было больницы. Все мы, беглецы, сплошь были люди образованные, но при этом также разного возраста, социального положения и профессий.

   Мы быстро достигли ближайшего села. Залаяли собаки. Выскочили крестьяне и стали палить в нас из ружей. Но это не остановило нас: не обращая внимания на падающих товарищей, лишь оглашая воздух мольбой не стрелять во имя милосердия, мы продолжали это дикое шествие. Лишь один из наших, молодой семинарист Федя Никанорский, бросился бежать, и ему удалось проскользнуть в какой-то сельский проулок. Но как мы потом узнали, там он был запорот быком. А сам бык, убив Федю, по неясной причине, тут же на месте скончался. В конце концов крестьяне прекратили стрельбу. Они стали нас громко расспрашивать, кто мы такие и что нам нужно. Мы сбивчиво, все вместе, предельно кратко стали объясняться. Тогда крестьяне стали внешне демонстрировать радушие. И после кратких объяснений - ведь была ночь! - нас отвели в большую хату без окон, напоминающую хлев, с соломой на полу. Принесли много еды. Говорить с нами никто не стал, чему я лично ввиду чрезмерной усталости был необычайно рад.

   Скоро мы, правда, узнали причины столь радушного гостеприимства. Чтобы вам было ясно, о чем идет речь нужно рассказать что-то о селе, куда привела нас судьба.

   Итак, основали этот населенный пункт, который тогда назывался Аварик, галлы. Галлы - это, конечно, не самоназвание кельтов. Но мне, человеку, получившему классическое образование, легче пользоваться римским этнонимом, равно как вам, я думаю, его естественнее воспринимать. Так или иначе, одно их племя после некоего набега на Малую Азию отошло на север. Здесь, вблизи Черного моря, они осели, привлеченные необычайным плодородием земли. Христианство сюда пришло достаточно давно. А крестил галлов, сказывают, сам святой апостол Андрей. Обладая воинственным нравом, они сумели отстоять право на свободу, успешно изгоняя чужеземных чиновников. Это, правда, обусловило изолированность и невосприимчивость этого народа к новшествам внешнего мира. Зато отцовские заветы и чистоту нравов галлы сохранили вполне. В начале девятнадцатого века в регион стало прибывать много переселенцев из разных уголков мира, привлекаемые небывалыми льготами, которые давало правительство и помещики, только получившие здесь на недавно приобретенных территориях земли. Тогда в селе поселилась целая община украинцев. Галлы позволили им это сделать на основании письменного пророческого распоряжения, написанного рукой самого апостола Андрея. Впрочем, текст не сохранился, так как его сжег по ошибке или нарочно архонт (сельский староста) Верцигеториг, приблизительно за сорок лет до нашего прибытия.

   Совместное проживание двух народов обусловило любопытнейшее смешение обычаев, которое, возможно, в будущем еще послужит весьма плодотворной почвой для этнографических изысканий. Хотя, как вы понимаете, все сейчас не так, как было прежде. Но остались еще реликты былых времен в памяти стариков.

   Разговорным языком ко времени нашего прибытия был украинский, но в богослужении использовались галльский и греческий. Правда, последние два языка понимали лишь священники, обучение которых производилось исключительно на месте. Церковная традиция подразделялась на эзотерическую и экзотерическую. Вторая изучалась в специальном учебном заведении, именуемом "Дисциплинарием", а первая передавалась каждому ученику индивидуально специально приставленным к нему опытным священником. Обучение было преимущественно устным. Писали мало. И запоминание бесчисленных длинных текстов было для священников абсолютно необходимым. Хотя, разумеется, существовало и небольшое количество церковных сочинений, написанных на галльском языке греческими буквами. Срок подготовки священнослужителя в общей сложности составлял двадцать лет.