Страница 1 из 15
Известной притягательностью обладает идея возвращения или обращения к седой традиционной древности, которая соотносима с идеей естественного состояния, для любого, но особенно для того, кто непоколебимой волей истории вычеркнут из всякого контекста традиции. Эрих Фромм, пытаясь использовать подобного рода ощущения, умонастроения, выстроил целую теорию, согласно которой человек, одновременно являясь частью природы, ощущает и свою особость. Это порождает внутренний конфликт, иллюзорный выход из которого либо в нисхождении до "естественного" уровня - будь то пастуха или животного, - либо постулирование своей обособленности от природы, своего более высокого статуса. Но жизнь сложнее. В ней нет полюсов, но лишь сложные оттенки простых спутанных в клубок человеческих устремлений. Желание быть частью природы может мирно соседствовать с волей к власти над ней.
В Одессе ощущение непричастности, вычеркнутости из какого бы ни было контекста максимально обостренно. Молодой город как остров окружен со всех сторон морем разноплеменных древностей, скифских, древнегреческих, римских, готских, славянских, генуэзских и мн. других. Романтично, притягательно, но все непричастно собственной родовой памяти.
Погружение в иную культуру, иную общественную среду - задача совсем не простая. Чтобы говорить с простым народом, нужно много пить. А пить, как известно, надо уметь. К сожалению, в университетах нет никаких лекционных и семинарских занятий по "ars Bacchanalia". Что отнюдь не способствует адекватной подготовке специалистов в области этнографии и археологии. Поэтому специальности эти - практически тайные сокровенные науки, заповедные для профанов, к которым нужно иметь сильные душевные склонности. Ведь никто питию систематически и грамотно не обучит. И приходится бедным студентам и преподавателям тренироваться в свободное от учебы и работы время на свой страх и риск, без каких бы то ни было учебных пособий.
Столько мне не выпить. У меня была иная специализация. Потому меня и очень редко брали в экспедиции как мало пригодного к полевым исследованиям. Приходилось самостоятельно, на свой страх и риск путешествовать. И каждый раз взору открывались живые свидетельства седой старины, оживляя книжный мир. Но среди всего, что мне довелось повидать и услышать есть одна история особенно любезная моему сердцу, а также, как мне думается, представляющая особый научный интерес для краеведов и этнографов. Ее канва, кажется, излагается в одной чрезвычайно редкой брошюре, которую я видел всего лишь раз, но читать ее мне не доводилось. В любом случае хотелось бы описать также саму историю того, как мне удалось получить информацию об одном удивительном населенном пункте, так как сама эта история поучительна и исполнена сокровенных смыслов.
Крошечное село со странным названием Азазеловка по многочисленным свидетельствам различных моих знакомых располагалось возле немецкого поселения Арциз (основано в 1816 году выходцами из Вюртемберга). Между тем этот населенный пункт не обнаруживался ни на имеющихся у меня картах Одесской области (топографической я не располагал), ни в справочнике "Iсторiя мiст i сiл Украïнськоï РСР". Подобным образом обстоят дела с некоторыми военными засекреченными объектами. Так например, в 15 км от Одессы на берегу Куяльницкого лимана находится военная база, которая также не фиксируется никакими картами. Но там совсем нет гражданского населения! А мои информаторы в один голос твердили именно о гражданском населенном пункте Азазеловка. Все это было странно и сильно меня заинтриговало.
И вот однажды я узнал, что между Арцизом и Азазеловкой находится некий склад. Ближе он к Азазеловке, но формально относится к Арцизу. Мне удалось подрядиться разгружать там кабель, что позволяло осмотреть интересовавший меня населенный пункт. Работы там, как мне говорили, было совсем немного. Кроме меня ехал еще один студент, но из Холодильного института, которого звали Саша, и это при том, что водитель был настроен разгружать машину наравне с нами. Иными словами, я лелеял надежду, что у нас будет достаточно времени для осмотра окрестностей, пусть и очень кратковременного и поверхностного.
Дорога вызывала скуку: мы не проезжали ничего из того, что я не видел прежде, разве что я заприметил очень импозантную церквушку в стиле модерн в одном румынском селе. Бескрайние поля перемежались с полосками деревьев. И горизонт почти всегда был виден. Стояла невыносимая жара. Воздух вонял предвечной пылью. Я пытался читать "О рае и аде" Сведенборга, но не очень в этом преуспел. Не мог сосредоточиться. Память отказывалась работать. Я вспомнил давнее народное средство для улучшения памяти - носить на шее язык удава, но никто из моих знакомых в зоопарке не работал, так что приходилось надеяться на безнадежные естественные средства.
Единственное достойное упоминания происшествие случилось уже близко к пункту назначения. Мы остановились на развилке, и водитель не мог вспомнить некоторое время правильный путь. У одной из дорог лежало срубленное высохшее дерево. На него сел ворон и принялся каркать, словно зазывая нас. Через какое-то время водитель вспомнил, что тот путь, на который и указывает ворон и есть наш. Не к добру.
Окончательно вымотанные дорогой мы прибыли: перед нами предстала большая уродливая ограда с колючей проволокой наверху. Мы остановились у железных ворот, недавно выкрашенных в ярко-зеленый цвет. Водитель вышел и самостоятельно решал вопросы, связанные с разрешением на въезд. Вскоре все было улажено, и мы проехали внутрь, где нашему взору предстало достаточно большое огороженное пространство, с беспорядочно, по крайней мере, на первый взгляд, разбросанными по нему зданиями и предметами непонятного назначения. Водитель затормозил возле совершенно непримечательного ангара, в который и следовало выгрузить кабель. Работы было совсем мало, и она не отняла у нас много времени. После нее наш водитель должен был оформить накладные. А тем временем два человека, которые принимали кабель, предложили мне и студенту Холодильного института пройти в здание, в котором располагалась столовая и бильярд. Там, по их словам, было легче скоротать время. В бильярд я никогда в жизни не играл, в чем без обиняков признался Саше. На это он пробурчал: "Ничего, научим", после чего кратко изложил правила, и мы приступили. Как видно, впрочем, далее теоретической части познания Саши не распространялись. Так что я довольно быстро выиграл. Такая игра не могла не наскучить. Мы купили по чашке некой неидентифицируемой жидкости, именуемой здесь "кофе" и присели за стол. В столовой находилось еще несколько человек. Один, весьма грязный и оборванный, с пылающими глазами подсел к нам. Он показал нам открытку с изображением Девы Марии. "Что это?" - спросил он. "Женщина с ребенком", - ответил Саша. "Икона", - сказал я. При этом мне очень хотелось блеснуть эрудицией и определись страну и эпоху создания картины, но я не смог этого сделать. Непостижимым образом в голову приходили неверные мысли, как, словно бы, в мышлении была нарушена функция отправки запроса и получения адекватного ответа, как если бы существовала возможность глубинного и отличного от него внешнего рассуждений, а связь между ними была нарушена.