Доктор

Нет-нет-нет! Не думать об этом! Не допускать. Марк здоров как бык и ничего, кроме воспаления хитрости, ему не грозит.

Валька отпустил ручку машины и отступил на шаг назад, собираясь развернуться и идти пешком.

Хлопнула дверь водителя, Марк обогнул машину, дёрнул Вальку за плечо и, впечатав в себя, сжал в объятиях.

– Никуда тебя не отпущу! Без тебя невыносимо! Больше не могу терпеть!

Валька пытался сглотнуть ком и подступающие слезы. Щемящая нежность раздирала, расширяла грудь. Обхватив широкую спину Марка руками, сжал знакомый свитер в кулаках, плотнее притискивая к себе Марка. Тело мелко затряслось, и Валька рывком отстранился.

Ему еще ехать к ней. Нельзя давать слабину.

– Почему ты без маски? – Валька взглянул на Марка, открывающего перед ним дверь переднего сиденья.

– Надеюсь заразиться и попасть в твое отделение, – без тени иронии ответил Марк.

– Не смей! – Уже садящийся в кресло Валька резко развернулся, собираясь отчитать беспечную половину, но слова застряли в горле.

– Не могу без тебя. А вдруг ты тут умрешь, пока я в квартире своей прячусь?

Марк смотрел взглядом побитой, обреченной собакой. В знакомых, насмешливых и циничных глазах теперь плескалась одна тоска.

Как только Марк сел за руль, Валька схватил его руку и прижал ладонь к своей щеке, целуя запястье. Было безумно горько и нежно.

Машина мягко тронулась с парковки, тенью проскользила по дворам и, объехав центральный вход больницы, подъехала к отделению морга, которое две больницы делили на двоих, потому Валька периодически мотался сюда, а Марк его отсюда забирал.

В морге все было знакомо стерильно и строго, запах формалина давно не смущал, смущала только неуместная на столе мама. Совсем другая. Будто что-то узнавшая, какую-то тайну, которую и ему суждено будет узнать в свое время.

Вот и решилось множество проблем: не надо говорить про Марка, не надо отвечать на навязчивые звонки и пытаться запихнуть свою обиду как можно глубже. Почему все так? Он так зол на нее, потому что так сильно любил ее!

Маленькая ладошка была прохладной и жесткой, всегда ухоженные ногти на руках в этот раз были обкусаны. Обычно у мамы были очень горячие руки, оттого сейчас эти холодные казались чужими.

Не будет ссор, звонков и примирений. Все закончилось, так и не начавшись. Год она бегала за ним, чтобы извиниться, и он не нашел времени выслушать ее, потому что она была виновата, он не хотел ее прощать, но любил, оттого злился вдвойне. Как она могла так с ним поступить?

Просто они несвятые. Все было кончено и не кончено одновременно. Он думал, они в самом начале, все еще впереди. Они поругаются и поскандалят, но пусть даже такая накосячившая, она будет рядом, ведь и ему нечем ее порадовать, внуков ей не дождаться.

Так много острого стекла было между ними и все это исчезло, оставив боль, тоску и раскаяние. Он теперь действительно один.

Марк заболел через три дня. Валя словно подкошенный упал в ординаторской, запутавшись в собственных ногах. Коллеги решили, что ему плохо, и засуетились вокруг.

– Валя, он в нашей больнице. – Татьяна Николаевна присела на диван рядом с лежащим на нем Валькой. – Мы сейчас разбираем закрытую палату, положим его туда. Сможешь его посещать.

Валя не просто посещал, а поселился на соседней кровати с жестким матрасом и смотрел, как никогда не болевший Марк боролся с заразой и высоченной температурой. А Валя, резко уверовав в бога, молился сразу всем, каких вспомнил. Если он потеряет еще и Марка, то это будет конец.

Сидя у постели с трудом дышащего Марка, Валька понял вторую партию очевидных вещей. Видимо, эта пандемия нужна для того, чтобы перетряхнуть его мир, вытрясти из него все заблуждения и самообман, оставив лишь правду. Правду, которая заключалась в том, что, несмотря на конфликты с матерью, он ее не ненавидел, а очень любил, и не чувство долга тут было, а глубокая обида и привязанность. И Марка, к которому он всегда относился, как к какой-то приятной неизбежности, любит так, что сейчас, у самой черты из жизни, готов перешагнуть за нее вместе с ним.

Пока его величество болело, палата успела превратиться в дорогие апартаменты, и если бы не облупившаяся краска, то можно было бы забыть о том, что они в больнице.

– Вот кто кого больше любит? – поднося ко рту ложку с супом из ресторана, спрашивал Марк. – Ты меня или я тебя?

– Я, – улыбаясь, ответил Валька.

– Нет, мой драгоценный. Ты меня чем первые дни кормил?

Валька красноречиво закатил глаза. То, что Марк пошел на поправку, Валя понял, как только тот начал жаловаться на бытовые неудобства: продавленный матрас, жуткий сортир и чью-то отрыжку в тарелках.

– Правильно, баландой из столовки. Я в ней червя нашел!

– Это был не червь, а штукатурка… – смеясь, поправил Валька.

– Ах, а штукатурка, конечно, кардинально меняет дело?

К тому моменту, как Марк поправился, ни у кого из коллег не осталось иллюзий на тему того, что их связывает, и к сожалению, чуда не случилось, такую связь никто не поддержал. Отношение резко изменилось, только после всего пережитого Валю это не волновало от слова «совсем». Эта пандемия содрала с глаз шоры, обнажила нутро, освободила от ржавых установок.

Квартиру удивительно быстро удалось продать. Валя и сам не ожидал, что так быстро получится от нее избавиться. Вернуться туда, где все напоминало о том, что никогда больше не вернуть, он бы все равно не смог. Марк, не веря в свое счастье, оперативно оформил сделку, сбагрил хомяков матери, собаку с попугаем Валя наотрез отказался отдавать и, собрав чемоданы, рванул со своим маленьким семейством в Москву, потом в Калининград, а потом в Питер, ища идеальное место для себя. Они оба были свободны, Марк забросил свои надежды на забугорное счастье, а Валя избавился от потребности скрываться и выручать коллег.

Жаль было расставаться лишь с Петровичем и Татьяной Николаевной, они приняли их такими, какие они есть, но старому тексту не место на новой странице.

Бонус

Как же хотелось спать и есть… или есть и спать, ну, или просто есть, хотя сон выглядел более соблазнительной целью, чем еда, но еда была более доступной. Сложив стопку с медицинскими картами на стол, Валька плюхнулся на новый диван, появившийся взамен старого буквально неделю назад, и, откинув голову назад, прикрыл глаза. Казалось, прикрыл на минутку, но в итоге успел задремать и проснуться через полчаса оттого, что кто-то зашел в ординаторскую.

– Валентин Викторович, – голос Ольги Сергеевны окончательно согнал сладкую дрему, – спуститесь в смотровую. – Женщина замолчала на мгновение, с сочувствием смотря на молодого, симпатичного, но очень уставшего доктора. – Я звонила, но вы трубку не взяли.

Валька встрепенулся и зашарил по карманам.

– Да, да, извините. – Валька выудил телефон и посмотрел на дисплей с кучей пропущенных, в том числе от Марка. – Я забыл убрать его с беззвучного режима.

Женщина кивнула и ушла. Валька встал с места, потянулся, покрутил головой и размял плечи, чтобы разогнать кровь, и мельком заглянул в шкафчик с едой, но там в единственном пакете уже месяц как своей участи ждали окаменевшие пряники. Тяжко вздохнув, Валька ушел в смотровую.

Обратно в ординаторскую Валька вернулся, когда уже стемнело. В помещении никого не было, свет не горел, потому собственный телефон, оставленный на диване, слишком ярко светился неизвестно каким уже по счету вызовом.

– Да! Да, Марк, – уронив несколько раз телефон, Валька все же принял вызов.

– Где тебя носит? – Марк просто идеально выражал уровень своего недовольства голосом. – Я тебе весь день звоню. Может, купим тебе все же часы для…

– Нет! – перебил его Валька, попутно ища свою кружку.

Кружка, откровенно говоря, выглядела неважно: белоснежное дно было коричневым от заварки, плюс вот уже месяц как от кружки откололся еще один маленький кусочек, но Валька постоянно забывал купить новую кружку и пил из той, что была, ежедневно себе напоминая купить кружку или принести из дома, но постоянно забывал. Если бы Марк увидел эту кружку… Вальку передернуло нервным ознобом от подобной перспективы.