Страница 643 из 683
Расплата двойная… Несколько дней стоять возле дома на приколе, ждать вызовов. Все…
Гамузов дал нам словесный портрет Габо. У нас имелся портрет, сделанный Казанским. Мы показали его Гамузову — признал, что это тот самый человек.
Последнее белое пятно было заполнено…
Все закоулки, откуда могла бы возникнуть неожиданность, были взяты под наблюдение. Но проблема, перед которой мы встали, от этого не стала легче.
Приезд столь значительных гостей в нашей игре в какой-то степени предусматривался. Кто-нибудь должен был обязательно приехать, и приехали старые знакомые — Сальге и Эдвардс. Они круг своих людей не расширяли. Соблюдали осторожность.
Но только ли осторожность?
Незадолго до этого визита Раскольцеву «удалось» ухватить за хвост жар-птицу и вырвать у нее из хвоста перо. Сложным путем мы передали Раскольцеву то, что заказывал ему Сальге. Такого рода «удачи» в работе разведок нечасты. Мы понимали, что, получив этот материал, там всерьез задумаются, как его проверить. Сравнить с подлинной схемой им не дано… Поверить не проверяя? Так в разведслужбах не бывает. Стало быть, мы ожидали проверки психологического характера. Кто-то должен был проверить всю цепь связи, расспросить Раскольцева с глазу на глаз, как ему удалось получить информацию. Для этого могли прислать любого агента.
Прислали Сальге и руководителя всей операции Эдвардса. Коли их прислали, коли началась проверка, стало быть, есть сомнения. Разрушим ли мы окончательно эти сомнения, выпуская Сальге и Эдвардса?
В любом деле всегда надо иметь в виду, что противник может раскрыть игру. Ошибкой было бы полагать, что мы ввели противника в заблуждение раз и навсегда.
Каков же тогда, спрашивается, смысл всей игры? Что мы достигли, выпустив из рук пять лет назад Сальге, не трогая все эти годы Раскольцева?
Первое. Втягивая разведслужбу в игру на Раскольцеве, мы как бы ставили своеобразный громоотвод. Все, что могло быть получено этой разведслужбой иными каналами, нам неизвестными, проверялось на Раскольцеве и ставилось под сомнение. Даже если бы противник получил в эти годы что-то и соответствующее действительности, он не принял бы это за истину… Стало быть, под сомнение ставилась вся информация в той области, в которой работал Раскольцев, полученная иными каналами.
Второе. Игра искусственно нами затягивалась. Раскольцев получал всю «схему» урывками, маленькими частями, мы этим подогревали азарт его хозяев. Они рвались к конечной цели, на каком-то этапе еще и не ставя под сомнение достоверность данных Раскольцева.
Третье. В итоге мы получили возможность нанести удар по всей цепочке. Арест Раскольцева и связанных с его делом лиц — Сальге, Эдвардса, Нейхольда или других — означал бы для противника не только потерю нескольких агентов. Это было бы прежде всего и политическим провалом разведслужбы, уничтожило бы итог многолетней работы.
Выход же наш на Габо и на валютные сделки Нейхольда открывал перед нами и несколько иные возможности. Мы могли привлечь Нейхольда к ответственности за спекуляцию валютой, Сальге — за использование подложных документов, Раскольцева — за его преступления в годы войны, Эдвардса можно было и не трогать… Это была бы еще одна загадка для противостоящей нам разведслужбы. Вскрыта работа Раскольцева или нет? Вопрос! И не маленький.
Путаница, полная путаница — это тоже форма дезинформации.
Могли мы рассчитывать и на получение каких-то новых данных для усложнения всей игры после ареста Габо…
Мы долго взвешивали все «за» и «против». Но все сходилось на том, что на этот раз удачливость Сальге могла быть там понята.
Решено было нанести удар стремительно. Точка удара — Гамузов, через него — по Габо, а через Габо — по Сальге и Нейхольду…
Габо позвонил Гамузову и назначил встречу на улице. Сел в машину, тут же подъехала оперативная милицейская машина. Габо взяли. Обыск на месте дал незамедлительные результаты. У Габо в кармане была обнаружена пачка долларов и фунтов стерлингов. В милиции Габо отказался объяснять, откуда у него валюта. Его доставили к нашему следователю, Игорю Ивановичу Архипову, моему старому другу и сослуживцу. Я договорился с Архиповым, что приду на первый же допрос.
Дирекция таксомоторного парка уволила Гамузова за использование государственной автомашины в целях личной наживы, ОБХСС привлек его к уголовной ответственности.
Мы установили, что на месте встречи Габо и Гамузова находился и Сальге. Он видел всю сцену из подъезда близстоящего дома… Это нас вполне устраивало. Во-первых, он видел, что Габо взят милицией. Во-вторых, нам было интересно, как он поступит при столь тревожных обстоятельствах. Он вернулся в номер в гостинице и сказался больным. Вызвал даже врача…
Не шел к Раскольцеву и Эдвардс. И вообще почти не трогался с места. Выезжал только с группами туристов по музеям. Однако я забегаю вперед.
Встреча с Габо…
Это действительно был грузный, не очень-то высокий человек. Ни паспорта, ни каких-либо других документов при нем не обнаружили. Но он конечно же понимал, что ему придется говорить правду о себе. Он не ожидал атаки, сам набросился на следователя. Лились по его щекам слезы, он и оправдывался и каялся.
— Что? Что я такого совершил? Почему меня вызвали сюда? Я не враг! Я хороший! Я общественник! Я работаю… Попутали меня с этой чертовней! И не мои это деньги… Я и не знаю, кто их мне всучил… Адрес дали в Тбилиси… Должен передать…
— Кто вручил, где, когда? — спросил сейчас же следователь.
— Мне позвонили в номер… Сказали, чтобы вышел к подъезду… Есть, дескать, посылочка в Тбилиси… Я вышел… мне сунули конверт… На конверте адрес…
— Кто позвонил? Как назвался?
— Никак не назвался… Назвал имя моего друга…
— Имя друга?
— Мой друг умер… Это его семье посылка… Я мог отказать?
Архипов по прямой устремился в глубину не очень-то надежно придуманной легенды.
— Посылка семье вашего друга?
— Семье его…
— Вы их знаете лично?
— Нет! Не знаю… Никогда в семье у него не бывал…
— На конверте указан адрес… Вы когда-нибудь бывали по этому адресу?
— Нет! Не бывал…
Мы уже установили, что адреса, указанного на конверте, не существовало. Ресурсы легенды были исчерпаны.
Архипов приостановил допрос, чтобы дать Габо возможность увериться, что его легенда работает ему во спасение, и затем начал допрос по форме.
— Ваше имя, фамилия, год рождения, место рождения, адрес местожительства? Прошу!
Архипов занес перо над бумагой.
Габо потянулся к боковому карману… Затем махнул рукой.
— Забыл! В гостинице забыл, дорогой! В столике… Там и паспорт, и записная книжка… Зовут меня Вахтанг. Фамилия Кабанов. Ударение на последнем слоге… Русская фамилия… Не виноват! Так записали, когда паспорт мальчиком получал… Беспризорным рос, по детским домам! Отца как звали, не знаю… Записали Семен… Мать помню… Умерла — мне лет пять было. Сапоги чистила в Сочи на станции…
— Айсор? — спросил я его.
— Если бы это было так просто, товарищ начальник! Тогда, в двадцатых годах, и грузинские князья, и русские дворяне сапоги чистили, в лакеях ходили… Получается, дорогой, что по матери я армянин… Доказать трудновато… И кому и зачем доказывать? Отец мой торговцем был… Догадываюсь, что грек… Опять же не докажешь… И не надо! Никто меня об этом не спрашивал… Вот до этой минуты! В военкомате спрашивали, когда призывался…
— Когда призывались?
— В сорок первом… Родился я в двадцать втором году…
— Воевали, Вахтанг Семенович? — спросил Архипов.
— Воевал… Из-под самого Киева к Ростову отступали… Под Ростовом ранили… Это когда Тимошенко на немцев с севера нажал. Госпиталь… Опять воевал…
— Где?
— На Кавказе… Перечислять?
— Пожалуйста, перечислите! — попросил Архипов.
— Из Ростова-на-Дону нас погнали на Белую Глину… Есть такая станция… Слыхали?
Я подошел к карте. Нашел Белую Глину, показал Габо. Он махнул рукой.
— По карте я не обучен… Из Белой Глины мы отошли к Ставрополю. Ушли из Ставрополя, к морю пятились… Десятый стрелковый корпус… Опять госпиталь… Потом в двенадцатой армии… На Украине все и кончилось… Опять ранен был… Под Запорожьем…