Ап

   - Пояснить, почему я сделал именно так.

   - Можешь не стараться. Я понимаю - кивнула Лапочка: - другого выхода не было.

   - Я о этической, моральной стороне вопроса. - сказал я: - чтобы ты поняла.

   - Хорошо. Говори. - сказала Лапочка тихо, так, что я едва ее услышал, скорее угадал по движению губ.

   - Ты говорила о том, что эта сила чудовищна и не имеет право на существование. Но она есть. Она существует здесь и сейчас. Это объективная реальность и мы не можем ее изменить. Можно только не пользоваться ей, запретить себе использовать ее. К сожалению, такой роскоши мы себе не можем позволить, хотя бы из-за существования Старца. Когда речь пойдет о выживании, моем, твоем, близких нам людей - я без колебаний буду применять эту силу, даже если это будет неэтично.

   - Ситуационная логика. - кивнула Лапочка: - я понимаю.

   - Именно. Хотя я скорее апеллировал бы к пирамиде Маслоу, с его слоями небезопасности и самовыражения.

   - Да. - сказала Лапочка: - я тоже эгоист и прекрасно понимаю все преимущества обладания такой силой. И я хочу жить в комфорте и богатстве, просто желательно, чтобы достигая этого мы не прошли по трупам. - она посмотрела в огонь и вздохнула: - ну или хотя бы свести количество этих трупов к минимуму.

   - Хорошо. - сказал я: - значит мы друг друга понимаем. Я боялся, что ты поставишь мне условие не использовать силу никогда.

   - Я не могу поставить такого условия. - вздохнула Лапочка: - я и сама хочу воспользоваться твоим даром, для достижения своих целей. У меня есть цели, знаешь ли.

   - Глядя на тебя это трудно представить.

   - Это так. У всех есть цели.

   - Ты никогда не говорила об этом.

   - Ты никогда и не спрашивал.

   - Туше. Это ты верно. - сказал я. Мы замолчали. Огонь в печи погас. К нам подошел бригадир, кивнул головой.

   - Закончилось все. Что делать с пеплом?

   - Давайте сюда. - я принял от него фарфоровую урну с пеплом.

   - Приношу вам свои соболезнования. - сказал он заученную фразу и удалился.

   - Поехали отсюда. - сказал я. Лапочка кивнула.

   Глава 18

   Когда я пришел в себя у меня жутко болела голова, я попытался поднять руки, чтобы сжать виски, но обнаружил, что руки связаны за спиной. Тщетно пытаясь освободить их, я открыл рот, чтобы позвать на помощь, но рот был заклеен чем-то, вместо слов я мог только мычать. Я связан, у меня заткнут рот, я сижу где-то, привязанный к стулу - понял я, перед глазами сразу же пронеслись яркие картинки из фильмов ужасов и документальных картин про пытки и концлагеря. Темнота вокруг меня. Это не потому, что здесь темно, это потому, что у меня на голове темный мешок, он не полиэтиленовый, не шуршит, не мнется, пропускает воздух, не пропускает свет. В голову вдруг пришли особо яркие картинки о трупах, которые находят в подвалах, вспомнилась сестра Афины, ее обезображенное тело, сердце забилось как бешеное, страх охватил меня и я забился, пытаясь освободиться, но тщетно. Успокоиться, надо успокоится, нельзя впадать в панику, надо сохранять ясную голову, только тогда у меня будет шанс выбраться из этой задницы, подумал я, но другой я в голове возражал мне. Он говорил, что никаких шансов уже нет, потому что если бы тебе давали шанс - у тебя не был бы заклеен рот. Кто бы это ни был, они знают о твоей силе, знают, на что ты способен, а потому и заперли тебя тут. Никто не будет с тобой разговаривать, ведь вести разговор с тобой нельзя, ты подчинишь их своей воле. В голове предстала картинка жутко секретного правительственного комитета, какая-нибудь пыточная фабрика, специально для таких как я, суровые безликие охранники, дубинки с электрошоком, пытки удушением и водой, работа на правительство до конца своих дней. И это, если повезет. Да, если это правительство, с ними можно договорится, даже не договорится, а скорее еще можно пожить некоторое время, потому что любое правительство не упустит свой шанс воспользоваться такой возможностью, просто убить меня означало бы трату драгоценных ресурсов, со мной можно договориться, можно что-нибудь придумать для гарантии, вживить имплантат под аорту с джипиэс и несколькими граммами взрывчатки, чтобы если что-то пойдет не так - бум! Если это правительство, то это только начало игры, начало ломки и тут главное выдержать и показать свою адекватность и готовность к сотрудничеству. А вот если это Старец, то все, пиши пропало, значит он следил за мной все это время и не желает допустить конкуренции, значит он знает что мы с Лапочкой хотели его убить, значит вот и все, остается принять это с достоинством. Но принимать не хотелось. Хотелось жить, а голова подкидывала мне картинки все более изощренных пыток. С человеком, привязанным к стулу, с мешком на голове можно сделать многое. Можно, например, запустить в этот мешок голодных крыс, чтобы они обгладывали лицо, пока он кричит и корчится в агонии, можно клещами отрывать ногти, поджаривать горелкой для свиней, дрелью просверлить колени и локти, содрать кожу, облить кислотой, вырезать кровавого орла на спине, все что угодно, все, на что только способна темная человеческая фантазия. Я попытался закричать снова, но только задохнулся. Легкие горели огнем. Я скрючился на стуле, пытаясь ослабить узлы, раскачать его из стороны в сторону, но стул стоял, как вкопанный в землю. Плохо, подумал я, значит они подготовились, значит это не дилетанты. Кроме того, я все еще в одежде, где-то я читал, что профессионалы в первую очередь связывают, завязывают глаза и рот и снимают одежду. Быть связанным, не видеть что вокруг происходит, не быть способным услышать даже свой собственный голос, а еще и обнаженным - это дает человеку невероятное чувство уязвимости. Но я все еще одет, судя по ощущениям это моя собственная одежда, значит они - не профи? Или все-таки профи, но не стали возиться с моими джинсами и свитером? Как вариант, им не надо с этим возиться, может здесь и сейчас будет производиться полевой допрос, с отрезанием пальцев и избиением, последующим выстрелом в голову? У меня слишком мало данных, я не знаю, где я и кто они. Минуточку, а как я сюда попал? Что я помню последнее перед тем как очнуться с мешком на голове? Мы с Лапочкой были в моей квартире... нет, мы возвращались после крематория, это я помню совершенно точно, а вот дальше все как будто в каком то тумане. Меня бросило в жар, по лбу и щекам покатились капли пота, прокладывая влажные дорожки и вызывая невероятное желание почесаться. Пот, подумал я, если я буду потеть достаточно сильно, то скотч отклеится сам собой, он не может удержаться на коже, но как сильно может потеть область вокруг рта? Пот обычно бежит сверху, откуда-то из-под волос, рот и щеки практически не потеют... но это лучше чем ничего, возможно, если я буду прикладывать достаточно усилий, вспотею сильней - дело пойдет лучше. Я попытался разжать губы и протолкнуть между ними язык. Получилось не очень. Слюна, подумал я, если я смогу как-то отслюнявить этот кусок скотча, он может отстать. Во рту пересохло. Мне было жарко и неудобно, снова начинала подступать паника. А что если они меня здесь забудут - подумал я, просто забудут, закроют подвал на ключ и выкинут его в канализационный люк? И никто не придет сюда для того, чтобы открыть дверь и развязать меня, а я так и помру с мешком на голове, так никогда и не увидев света. Эта мысль почему-то показалась мне особенно кошмарной и я забился в истерике, напрягая все свои мышцы и пытаясь освободится. Тщетно. В такой ситуации в голову лезут совершенно безумные вещи, потому что все, что я не могу сейчас увидеть - мозг компенсирует фантазиями. Надо взять себя в руки, предположить, что именно сейчас происходит, кто меня похитил, что им надо и как себя вести в любом случае. Например, если меня похитил Старец, что ему нужно? Как проводить с ним переговоры, если мне все таки дадут их провести, а не закопают прямо тут. Голова потела, дорожки, которые прокладывали себе капельки пота жутко чесались, руки, стянутые веревками начинали неметь. Или это не веревки? Может быть наручники? В фильмах главные герои невероятно ловко и легко освобождаются от пут, достаточно иметь скрепку или кусочек бритвы за щекой. Вот когда начинаешь жалеть, что не таскаешь за щекой половину лезвия от фабрики "Нева" с изображение корабля, скрепку в рукаве и не читаешь самоучитель Гудини как выбраться из оков. Если бы я был Гудини, все было намного легче, хотя, если бы я был Гудини, я бы не попал в такую ситуацию. Хорошо, хватит об этом, мне надо сосредоточиться на том, чтобы все-таки отлепить скотч от рта. И тогда, как только в комнату кто-то войдет, я смогу отдать ему приказ освободить меня, в этом разница между всеми этими Гудини и мной, мне достаточно только отлепить этот чертов скотч от губ и я смогу говорить, а значить - смогу управлять теми, кто рядом. Хотя, а кто сказал, что говорить вообще обязательно, приказ - это волевой посыл, верно же? Если я прикажу иностранцу, не владеющему нашим языком - он послушается, или ему надо будет отдать приказ на том языке, который он понимает? И, если вдруг послушается, означает ли это, что я могу приказывать и животным? Например, дельфинам, или высшим приматам? Завести свою армию шимпанзе, раз уж они не совсем разумные и поработить мир во главе обезьяньего войска? Гориллы, орангутанги, шимпанзе, дельфины, косатки, может быть собаки с кошками - они изрядно прибавили к айкью в последнюю сотню лет. И никаких угрызений по поводу угнетения людей, хотя угнетение разумных - относительно разумных, конечно - останется. Меня начал пробирать истерический смех. Сижу непонятно где с мешком на голове и планирую захват мира домашними питомцами и обитателями зоопарков. С другой стороны паника наконец ушла и я смог сделать несколько глубоких вдохов. Скотч понемногу начинал поддаваться, отклеиваясь возле губ, если так будет продолжаться, то я смогу освободить рот и отдать приказ, надеюсь, что будет кому отдать приказ, что кто-то в этот момент будет рядом, что меня не решили попросту оставить тут с этим проклятым мешком на голове. Спокойно, возьми себя в руки, подумал я, во-первых, никто не стал бы огород городить, с мешком и стулом и веревками - если надо было тебя убить, сразу там бы на месте и грохнули и то, что я все еще живу - говорит о том, что я нужен именно живым. И потом, даже если меня замуровали в тридцатиметровой толще бетона чтобы я медленно умер тут от недостатка кислорода, воды и пищи - с этим я все равно уже ничего не сделаю, так что не надо об этом пока думать, хотя эта картина внушала мне ужас. От мысли о бетонном саркофаге вокруг меня я начал испытывать клаустрофобию, дыхание стали сбиваться и легкие снова зажгло огнем. Прекратить панику, прекратить немедленно, начать думать о хорошем, о позитивном, о том, что все это либо дурацкая шутка, либо просто ошибка, или все закончится хорошо, ворвется наша кавалерия, под звонкий зов трубы -ту-туту-тутуту, хорошие парни ворвутся и спасут меня. Да, и ковер огромный, седло и телевизор в подарок сразу вручат, а может быть вручАт. В этот момент я услышал звук, который я не мог ни с чем перепутать - хлопнула дверь. Неожиданно я почувствовал облегчение - дверь, в этом каменном мешке есть дверь! Раздались шаги и что-то скрипнуло. Звуки оказались внезапно отчетливыми, хорошо различимыми и я даже мог сказать что именно скрипнуло по полу. Стул. Это отодвинули стул, чтобы сесть напротив. При отсутствии или временном блокировании основных органов чувств - остальные невероятно обостряются, так кажется? Обостренный слух, обостренное обоняние - кажется что я уловил едва заметный запах хорошего табака прямо через ткань мешка на голове, или у меня галлюцинации? Хватит об этом, достаточно того, что в комнату кто-то вошел и значит, если я успею незаметно отлепить этот чертов скотч, я смогу приказать ему освободить меня. Скотч почти поддался, уголок его вовсе отлепился, мой подбородок весь в слюнях, но мне до чистоплотности сейчас. Внезапно весь мир вспыхивает в моих глазах и на какое-то время я теряюсь во времени и пространстве, переставая понимать что происходит. Потом ко мне возвращается ощущение реальность и боль. Болит голова, скула полыхает огнем. Я вдруг понимаю, что это было - это удар, резкий удар, без замаха, в голову, такой, что ты на время выключаешься и что хуже - ты не видишь его, ты не слышишь его, ты не понимаешь откуда сейчас вдруг прилетит и куда именно, ты не можешь среагировать, как-то сжаться, как-то постараться сделать хоть что-то, задержать дыхание в конце концов. Вот сейчас, подумал я, сейчас они делают все правильно, надо бить с неравными промежутками, чтобы организм держать в напряжении, сейчас он подождет когда я расслаблюсь и ударит снова, тогда я снова начну напрягаться, пытаясь противостоять удару, но его не будет и я буду сам себя изматывать, стараясь угадать откуда и когда. Это и есть настоящая пытка, а не сам удар - ожидание его. Переиграть на этом поле палача бесполезно, надо расслабится, чтобы закончить это поскорее, чтобы потерять сознание или перейти в фазу допроса, когда они начнут допрашивать меня, хотя как они могут допрашивать меня с этим скотчем на губах? Если они снимут с меня скотч, то я ... в глазах снова вспыхивают звезды и я снова теряю ориентацию в пространстве, мне кажется что я, привязанный к стулу, вместе с этим стулом кувыркаюсь в темном космосе, набирая скорость, словно в центрифуге. Меня тошнит и мелькает мысль о том, что будет, если меня вырвет, а скотч все еще будет закрывать мне рот, о том, что я попросту захлебнусь в своей блевоте. Я пытаюсь снова вернуть себе ориентацию в пространстве, понять в каком положении я сейчас нахожусь, мысленно представляю себя в грязном подвале, с тусклой желтой лампочкой на потолке, привязанного к стулу, стоящего напротив здоровенного и волосатого типа в кожаном фартуке и с черным колпаком с прорезями для глаз на голове, типичный образ палача. Картинка размывается и плывет в голове, не желая быть устойчивой. Я выдыхаю, пытаясь выровнять дыхание после удара и вдруг понимаю, что я только что вдохнул и выдохнул через рот! Скотч почти отлепился, образовалось отверстие, через которое я могу дышать, могу выблевать рвоту, если она вдруг будет, а самое главное - могу приказать чтобы это все прекратилось. Языком я осторожно проверяю края скотча - сколько уже отлепилось. Порядка четверти, или трети - не могу сказать точно, сложно определять площади языком, но уже ясно я что могу что-то сказать. Да, это будет неясно, но тут же не звук важен, верно? Или все-таки звук? Перед глазами снова вспыхивают звездочки и я снова плыву в пространстве, боль возвращается ко мне, но на этот раз я прихожу в себя быстрее. Привыкаю к побоям? Или на этот раз ударили не так сильно? В голову вдруг приходит Хит Леджер в его последней роли Джокера, нельзя начинать с головы, жертва теряется и ... ну вот видишь... я отплевываюсь, ощущая явный привкус крови во рту. Мозг стремительно взвешивает перспективы. Если сейчас я что-то попытаюсь приказать, а скотч не даст мне нормально это произнести, то рот мне потом заклеят получше. Но и ждать пока полностью отклеится не вариант. Паника охватывает меня и я кричу сквозь наполовину приклеенный скотч: - СТОЯТЬ!