Игрок

Однако, услышав мой оклик, ушастый подлец подпрыгивает, что-то захлопывает и сует на книжную полку.

— Что орешь? — раздраженно спрашивает, шустро отскакивая от шкафа. И морду недовольную сделал еще, будто не я его застукал с поличным, а он меня! — Я всего лишь просвещаюсь.

— Я тебе сейчас фингал поставлю, пусть он просвещает. Спрашиваю, какого хрена ты здесь делаешь? — спрыгиваю с лестницы и подозрительно осматриваю полку. И что только там могло понадобиться кролику?

— Да только-только порог переступил.

Недоверчиво гляжу в сторону входа и обнаруживаю, что там действительно стоят его ботинки, с которых натекает лужа. Приютский опыт чему только не научит. Хочешь не хочешь, а станешь мнительным. Ладно, верим, кролик длинные уши к дверям не прикладывал, дабы послушать, что за ними творится.

— Да не бойся, я никому не скажу, что ты стонешь на ней, как девчонка. Это будет нашей маленькой тайной, — легко угадывает причину моего недовольства малец.

— Когда-нибудь я тебе врежу. Глядишь, язык укорочу. — Он лишь хмыкает, уверенный, что все блеф. — Что искал? — меняю тему.

— У меня там заначка, — бодро и четко врет ушастый.

— В книжке? Какая у тебя может быть в книжке заначка? Алкоголь там не спрячешь. Ты что, тыришь деньги у сестры, потому что больше неоткуда взять?

— Слушай, ты совсем охренел? — внезапно на глазах взрослеет и звереет кролик. — Думаешь, если спишь с моей сестрой, то прям все-все про нас знаешь? — В этот момент он ужасно походит на Ви, я даже начинаю подозревать, что они где-то там пересеклись генетически, и никто никому не подкинут аистами. — Я могу стырить у нее машину, завалиться домой пьяный, но таскать деньги…

— Тогда что ты искал? — прерываю, а то ведь будет до вечера распинаться. Дьявол, на этот раз я действительно перегнул. Кролик, при всем своем идиотизме, парень не подлый.

— А не пошел бы ты? — Но вдруг останавливается и указывает на пепельницу на журнальном столике. — И приберись тут за собой, твоя отрава ее гробит, эгоистичный ты муд*к.

С этими словами он окидывает меня ледяным взглядом и уходит, а я, сам не понимая зачем, хватаюсь за ближайшую книжку с нарисованным на ней человеком без кожи. Пролистываю страницы, и ничего. Надо было разглядеть, что именно кролик читает, а уж потом начинать орать. Видел только, как Ян что-то перелистывает. Перебираю одну книгу за другой, пытаюсь что-нибудь вытряхнуть. Зачем? Чувствую, что кролик не просто так пришел, пока все спят.

Но у меня в руках структура тканей, психология, откровения о лоботомии… Дьявольщина. На кой инопланетянке сдался такой здоровый шкаф? Все эти книги, спорю, в жизни не перечитаешь. Или перечитаешь, но станешь маньяком. Это ж какая психика выдержит?

Я выхватываю книгу за книгой, одну за другой, пока не обнаруживаю, что за анатомическим атласом спрятана какая-то папка… И понимаю, что кролик читал все-таки не «психопатию для чайников», а что-то более важное.

Открываю папку и застываю столбом. Знакомые документы. Подписывал что-то подобное. Так значит, в случае чего именно кролик будет принимать за Жен медицинские решения? Не родители, а этот мелкий дурак? В голове не укладывается, но факты передо мной на бумаге. Подписи уже проставлены.

Перелистываю пару страниц и вновь замираю. Отказ от искусственного поддержания жизнеобеспечения по истечении какого-то срока. Уже стоят подпись и дата, только количество дней не указано. Решение не принято. Пациент в раздумьях. Так и вижу, как Жен берет в руки эти бумажки и прикидывает, сколько себе отмерить.

Подпись, судя по дате, появилась не так и давно — недель шесть назад. Силюсь вспомнить, что тогда было… Жен еще водила шашни со своим докторишкой, а вот Ян надрался до поросячьего визга.

Я с такой силой запихиваю книги на полку, что некоторые страницы мнутся. Но мне похрен.

Жен

В очередной раз серый дождь стучит по крышам, смывая зиму. Борется, борется, но никак не победит. А ведь все знают, что он сдастся и превратится в лед. Все, кроме него.

Я долго стояла у окна этим утром, любуясь унылым пейзажем, и, в отличие от дождя, пыталась принять свою судьбу. То, что новый набор препаратов Димы действует не так, как прошлый, я ощутила сразу, но не придала этому особого значения. Ну кружится голова и ладно. Вчера, во время восьмичасовой операции, тоже кружилась, и еще я мерзла больше, чем обычно, но мужественно и стойко переносила тяготы и невзгоды, боролась с собой, может, чуть-чуть тормозила, но ничего не напутала. Я так привыкла, что периодически болезнь берет за горло, вытягивая соки, что не обратила внимания. Подумаешь, устала… все равно села за руль и поехала домой, к Арсению. Нет, не так. Я села за руль только ради Арсения. Я поехала, чтобы увидеть его, чтобы заснуть в кольце его рук… Пристегивая ремень безопасности, я думала именно об этом, а следующее, что помню — рев клаксона. Отличный телепорт получился. Мозг не зафиксировал, как я проехала несколько кварталов. Никогда еще мне не было так страшно… Я впервые почувствовала свой злой рок так близко. Болезнь и смерть дышали мне в затылок. Чуть помедленней была бы реакция водителя встречного потока, и в трансплантационной очереди, на радость оставшимся, освободилось бы местечко.

Сердечные сокращения ослабли, выброс крови слишком мал, поэтому в мозг не поступает достаточное количество кислорода. Итог: кислородное голодание, головокружение и потеря сознания. Точно по учебнику. Надо позвонить Диме, надо рассказать, но я готова выть от этой мысли. Меня ведь тотчас привяжут к кровати и оставят там на… на сколько? Пока не найдется сердце? Пока клетки мозга не умрут? Я тру пальцами глаза, чтобы не заплакать и делаю глубокие вдохи один за другим.

Я не успела закончить этот семестр ординатуры. Я не могу гарантировать безопасность пациентов, находящихся под моим надзором. Ну почему так быстро? За что? Ответа нет. Я просто вынуждена оставить все как есть, поставить свою жизнь на паузу, подразумевающую стоп, и смириться.

Я обещала себе не плакать, но разве сдержишься, когда и за окном, и на душе так погано? Зло стерев слезы, напоминаю себе, что все закономерно и ожидаемо, не произошло ничего криминального. Совсем. Я знала, что этот день наступит, а значит надо просто поехать и уволиться. Отказаться. Не вина вселенной, что я так и не смогла смириться со своим будущим.

Моим водительским правам девять лет. В следующем году я бы их поменяла. Беру ножницы и разрезаю их пополам. За руль я больше не сяду. А что делать с машиной? Вернуть отцу? Отдать бестолковому брату? Ян никогда не любил мой ровер. А я — да. С Арсением-по-паспорту-Каримовым я познакомились благодаря именно этой машине… Она же столкнула нас вновь. Летающая тарелка, так он ее называет. По губам скользит первая за этот день улыбка.

Павла Юрьевна Мельцаева говорит, что ей жаль, и подшивает в папочку мое заявление об увольнении. У нее таких уйма. Что ей жалеть? Один ординатор, может быть, ответственный, совестливый, но очередной. На следующий год придут другие, среди них тоже будут ответственные и совестливые. А еще здоровые. Ей просто надо что-то сказать, выразить сожаление, не вкладывая сердце и не занимая голову. Мы с ней мало общались, для нее я никто… Ей не о чем сожалеть. Хотя сложно не согласиться с тем, что когда напротив тебя сидит молодая женщина и говорит, что вынуждена бросить мечту на полпути по состоянию здоровья, это ужасно и реакция быть должна.