Македонский. Сибирь

– Вольно, салага! – Саша расхохотался, головорез явно не понимал, о чем с ним говорят.

– Александр… – Аристотель, бледный, как грозовая туча, не успел договорить, потому что Саша перебил его.

– Они все такие у вас? Скажи, чтобы он выпил вина за мое воскрешение!

Вместо ответа старик потянул Сашу через коридор, не обращая внимание на то, что тот ни в какую не хочет идти и упирается. Саша несколько раз пытался заговорить со своим спутником, но каждый раз Аристотель молчал, делая вид, что ничего не слышит. Они миновали несколько пролетов, в каждом из которых встречались с вооруженными отрядами охранников, Аристотель подвел Сашу к массивной расписной деревянной двери. У двери стояло сразу четверо бойцов с мечами наголо, вооруженных ксифосами, в доспехах. Саша вызывающе вымерил их взглядом, когда перед ним вырос настоящий громила ничем не уступающий в антропометрии молодому Шварценеггеру в первой части Терминатора. Он был высокого роста, с массивной челюстью и черного цвета глазами. Взгляд Саши упал на необычную татуировку на его плече.

– Повелитель! – вскричал громила.

Саша задумчиво уставился на него, силясь узнать, но вмешался Аристотель, который медленно покачал головой.

– Не сейчас, Пердикка.

Громила покорно кивнул, на лице его появилось озадаченность. Остальные четверо бойцов в отличии от охранников, стерегших пир, были одеты в полные металлические доспехи. Саша постучал по груди одному из бойцов, но не получил в ответ реакции, поэтому отошел в сторону, насвистывая мелодию себе под нос. Аристотель перекинулся с охраной парой фраз. Разговор продолжался недолго. Один из охранников открыл дверь, двое других помогли Аристотелю завести Сашу в комнату и уложили на кровать. Они тут же вышли, оставив старика наедине с Сашей. Через несколько минут, пока Аристотель мерил шагами комнату из угла в угол, один из охранников принес в покои кувшин. Это был тот самый громила, назвавший Сашу повелителем. Аристотель хлопнул охранника по плечу, прося удалиться. Пердикка не ослушался, но с беспокойством во взгляде посмотрел на Сашу. Массивная дверь плотно закрылась, старик в довесок задвинул засов, держа кувшин в дрожащей руке.

Несмотря на то, что Саша был сильно пьян, он видел, что старик нервничает и не находит себе места. Саша довольно улыбнулся, уставился на потолок, на котором была изображена мозаика с осадой крепости. Голова кружилась и на секунду ему показалось, что картинка на мозаике ожила. Она плыла, переворачивалась, но не успел Саша закрыть глаза, чтобы забыться сном, как Аристотель вместе с кувшином подскочил к изголовью кровати и перевернул его над головой Саши. В кувшине оказалась ледяная вода, будто охранник принес ее из проруби. Надо сказать, Аристотель знал, что делал! Саша подскочил с промокшей насквозь простыни. Старик смотрел на него в упор строгим взглядом.

– С ума…

Он хотел сказать, что старик выжил из ума, раз позволяет себе подобное, но Аристотель отбросил кувшин и грубо съездил по его щеке пятерней. Звонко, смачно, так, что мозги разом встали на место.

– Поговоришь еще! Кто из нас спятил! – вызверился он и тут же добавил пощечину по второй щеке.

Пощечины вышли хлесткими, оба раза голова Саши болтанулась, но надо признать Аристотель добился нужного эффекта. Саша протрезвел. Пусть все еще кружилась голова от выпитого вина, но взгляд сфокусировался, в глазах перестало двоиться. Старик уставился на Сашу, утер струящийся пот краем хитона и усмехнулся.

– Паршивец, – сорвалось с его губ.

Саша молча сидел на краю мокрой кровати, приходя в себя, пока Аристотель деловито поднял с пола кувшин и аккуратно поставил его на стол.

– Что ты себе позволяешь? Видел бы ты себя на пиру! – старик всплеснул руками. – Так не подобает вести себя великому царю!

– Как? – язвительно спросил Саша, хотя ему было глубоко наплевать, что ответит на этот вопрос старик.

– Последнее дело сейчас остаться без головы, – Аристотель постучал себе по лбу костяшками пальцев. – Ты был настолько пьян, что выродки облепили тебя словно пчелы мед! Зачем я одел тебе венок! О боги! Александр!

Саша расхохотался, не в силах больше слушать причитания старика.

– Что-то не помог твой венок, а? Я пьян!

– Как он поможет, если ты выпил годовой запас вина? – отмахнулся Аристотель и тут же раздраженно пробурчал. – Я знал, что от тебя нельзя отходить не на шаг! Когда угодно, но не сейчас! А ведь с утра встреча с послами! Я надеюсь ты помнишь об этом?

– С послами…

– Из Тхаджа к нам прибыла делегация арабов! Что прикажешь делать, если ты не явишься на встречу? То, что сделано на Персидском заливе рухнет!

Саша всмотрелся в глубокие, полные сожаления глаза старика. Казалось, Аристотель искренне переживает за него. Вот только Саша понятия не имел, о чем говорит старик.

– Меня это волнует меньше всего, отмени встречу! – Саша прокашлялся, чувствуя, что в горле застрял жирный ком после всего съеденного на пире. – Принеси вина!

– Обойдешься! – отрезал Аристотель, но смягчившись добавил. – Могу велеть Пердикке принести кикеона! Вина ты выпил достаточно!

Саша прищурился, пытаясь вспомнить, что такое кикеона. На этот раз не вышло. Эффекта дежавю, который он испытывал не один раз не произошло. Как работает новая память предстояло только понять.

– Мне казалось, повелитель здесь ты, а не я.

Старик опешил от этих слов. Растерянно расправил складки на хитоне, подошел к двери, отодвинул засов и приоткрыл ее.

– Принесите вина.

Когда он обернулся к Саше на лице его отпечаталась тревога.

– Не делай ошибок, Александр – прошептал он.

Саша пропустил эти слова мимо ушей. Плевать он хотел! Если честно, совсем не хотелось продолжать разговор. Что за послы? Он знать не знал кто эти люди и зачем они придут сюда. Все это не касалось его никоим образом! Хотелось вернуться на пир, где ему наконец удалось забыться и отвлечься на время от проблем.

– Александр, – вкрадчиво начал Аристотель. – Повторю, завтра на совете у тебя встреча с послами…

– Велю казнить их, хочешь? А хочешь велю казнить вместе с ними тебя? – Саша поднялся с мокрой кровати, на которой было неприятно сидеть, но его повело, пришлось искать опору, как нельзя кстати пришелся столик.

Следовало отдать должное старику, он воспринял эти слова спокойно. Гордо поднял подбородок, всем своим видом показывая, что не собирается отказываться от своих слов.

– Можешь приказать казнить меня прямо сейчас, но ты обязан принять посольство, – заверил он.

Саша, который сказал эти слова сгоряча, явно не ожидал что Аристотель воспримет их всерьез. Он только отмахнулся. Насколько сложно все было здесь. Сейчас, трезвея, понимая, что реальность не удастся растворить в вине, как и не удастся сбежать от нее никаким другим способом, он тяжело вздохнул. В двери постучали, охранник принес вино, передал чашу Аристотелю. Старик протянул Саше глиняный ритон, выполненный в форме головы овна, на шее которого были изображены сестры Горгоны. Выглядело необычно. Саше несколько секунд стоял в замешательстве, а потом с раздражением выбил ритон из рук Аристотеля. Вино пролилось на кровать, запачкалось белоснежное белье, одежда Аристотеля, бычья шкура, лежащая под ногами. Сам ритон ударился о стену и разлетелся на мелкие куски. Старик остался стоять на месте с вытянутой рукой, в которой держал чашу. Он медленно опустил руку, вытер бороду, в которой затерялись капли вина и покачал головой.

– Проваливай! – прошипел Саша.

– Приди в себя, или то, что ты задумал никогда не осуществиться, – мягко, вкрадчиво сказал старик.

Саша ничего не ответил, опустился на край кровати, спрятал лицо в ладони. Может быть стоило вытолкать навязчивого старика вон из комнаты, чтобы наконец забыться сном… Саша задумался, понимая, что если поступит так, то ничего не изменится. Все останется на исходных. Проблемы следовало решать, а не убегать от них. Несмотря на отвратительное расположение духа вперемешку с полным безразличием к происходящему, он все же поднял голову и переглянулся с Аристотелем. Старик с невозмутимым видом опирался на стоявшую рядом с дверным косяком тумбу.