Страница 3 из 4
Агафья только посмеивалась. Мурка в зобу таких отменных лисичек, боровиков да груздей нанесла! Но то Мурка, ей многое ведомо, что для простого человека закрыто.
Как-то, уж под вечер, примчался на коне мальчонка.
- Тятю кабан помял, - кричит. - Спаси его, бабушка!
Поворчала Агафья, да собралась споро. Давненько уж ей на коне за спиной всадника ездить не приходилось! Скачет и ворчит: еще и охотиться не начинали, а первый пострадавший на охоте уже есть...
Семен, охотник этот, не первый год в лес ходил с ружьем - по правде, на три деревни такого охотника не было. Знал он все повадки зверья, знал все лежки. Бил без промаха, ни единого подранка не оставляя. Да и Лешего, и прочих лесных жителей уважить не забывал, хоть и посмеивались над ним мужики. Никогда не забывал, а тут, видать, все же чем прогневал... Плохая у Семена рана. Ладно что все брюхо разворочено кабаньими клыками, так еще и гнилая. Видно, несколько дней в лесу пролежал, пока его родня с друзьями нашла да домой принесла.
Охнула Агафья. Нос ладонью прикрыла - такой дух от раны идет. Мурка подошла и принюхалась, потом головой крутит: не спасти его, хозяйка, и не старайся. Лучше дай ему того отвара, что ты всегда таким больным даешь...
А сынок и малая дочка стали рядом и смотрят на Агафью. И такая боль, такая надежда в их глазенках, ровно сам Господь Бог в их избу сошел. И женка Семенова в ноги бухнулась: все отдам, бабушка Агафья, только спаси кормильца!
Наклонилась Агафья к Мурке. Нашептала ей кой-чего на ушко...
Долго ли, коротко ли - бежит обратно Мурка. Вся дрожит, задыхается: и спешила, и саквояж докторов тяжел оказался. Пасть разинула, а саквояж застрял в зобу, так что и у самой Мурки нутро свело. Упала она, лапами сучит.
Вытащила Агафья у ней из горла тот саквояж. Раскрыла. А что от чего - и не знает. Хотела она дать Мурке отдохнуть, да пришлось опять ее просить о помощи: нюхать да выбирать, какой порошок сгодится...
Неделю Агафья была при Семене неотлучно. Брюхо ему иголкой зашила, травками отпаивала, заговоры самые сильные читала. И к концу недели пошел бедолага-охотник на поправку.
И вот тогда подумала Агафья про других больных. Не ко всем же ее звали - ко многим и доктор ходил, а как он будет лечить без саквояжа с лекарствами? Но второй раз так Мурку трудить - как бы не затрудить... И собралась Агафья сама в уездный город, искать своего доктора. Мурку только найти помочь попросила. Ан смотрит - знакомый экипаж!
Оказалось - доктор на свадьбу деревенскую приехал. Отца невесты в прошлом годе вылечил, вот и позвали. Это Агафья, за Семеном ходя, про все забыла, а ведь и ее на ту свадьбу звали.
Подошла она к избе, где свадьбу справляли. Там уже дым коромыслом, веселье в разгуле, вино рекой льется, шум, хохот...
- Горько! Горько!
- Чтобы дом полной чашей!
- Горько!
Доктор вышел, увидел Агафью, обрадовался.
- Вечер добрый, - говорит. - А у меня, представьте, затруднение...
- Коли ты про саквояж свой, так не обессудь, сокол ясный, - прервала его Агафья. - Его я у тебя брала, Семена пользовать, а то ведь как есть бы помер.
Доктор так и ахнул. Агафья-то ему все и рассказала. Тогда доктор ахнул еще раз.
- Вы сумели такие раны вылечить в домашних условиях? Да вы народный самородок, Агафья Петровна!
- Без Мурки я бы...
И тут раздался очередной выкрик какого-то гостя:
- Чтобы скотина была с приплодцем, а дитя с приморцем!
- Горько!
- Дураки, - пренебрежительно заметила Агафья. - Коли дитя лишнее, так подкинули бы, а коли боятся, что родилось на беду, так зимой заспать можно, а летом на солнце вынести, и вся недолга. Нашли, за что пить!
- Нешто можно так? - прошептали рядом.
Это Варька - подошла тихо-тихо, маленькая и грустная. Лицо в синяках, живот выпирает, глаза опухли - видно, плакала.
- Дитя же, кровь родная, - с нажимом вдруг сказала Варька. - Что ж его так - заспать?
- С приморцем, это как? - спросил и доктор.
- Чтобы померло быстрей, - пояснила Агафья.
Выдохнул доктор. Снова заговорил о дикости да жестокости. И о том, что он-то думал - народ носитель здоровой морали и нравственности, чистоты. А он, оказывается, с приморцем...
- А ты бы хотел, сокол мой свет, чтоб твое дитя да на голод и муки родилось? - возразила Агафья. - Погляди: тут у всех ребятишек мал мала меньше, сапоги одни на всю ораву, жрут сухие корки. Бывало, родит баба пятнадцать дитёв, а вырастит дай Бог если пятерых! Пусть уж сразу помрет, чем будет мучиться.
- Нет, - шепнула Варька. - Я лучше сама помру, а чтобы ребеночек мой жил.
День прошел с того вечера, два - тут Агафья забеспокоилась.
- Иди, - говорит Мурке, - присмотри за Варькой. Как бы не вышло чего. Ей уж и рожать скоро, так ты меня живее позовешь.
А пока Мурка ушла, Агафья давай собранные и высушенные травки перебирать. Их ведь тоже просто так держать нельзя. Коли ты к ведьме приходишь, у ней всегда травки пучками с потолка свисают, - то для запаха, не для дела. Запах травный и сердцу отрада, и настроиться помогает. А те травы, что для дела, каждая в особом коробе упрятаны. Вот по коробам Агафья их и раскладывала.
И вдруг - стук-стук!