Страница 7 из 12
Между тем, начальник полковой разведки майор Ледвиг, работавший в штабе над радиоперехватами, с особой тщательностью следивший за перемещениями эсэсовских частей, а более, ударного танкового батальона Железного Отто, вновь слышал в эфире позывной « Конрад» .
Твою мать!.. Штандартенфюрер фон Дитц, чья мрачная тень, подобно коршуну, из раза в раз нависала над 472-м стрелковым полком, чья роковая воля, напоминала тяжкую, на подобие чумы, болезнь – и теперь преследовала их.
Операция « Волчий капкан» , разработанная майором Танкаевым предназначалась именно для этого заклятого врага. Но какой зверь попался в эту ловушку?
По радиоперехватам, по допросам пленных, начальник полковой разведки утвердился в одном: неуловимый, грозный враг опять почуял и опять обошёл, поставленную на него западню. А это – сомненья прочь – могло означать одно, что помимо плана комбата Танкаева, утверждённого в штабе…Существовал и существует параллельный план, рождённый в ином центре, плод иного ума, подразумевавший спасение танкового подразделения штандартефюрера СС Дитца. И этот второй никому неизвестный план, если и не сводил на нет операцию « Волчий капкан» , то уж во всяком случае не делал её совершенной.
В военной разведке Николай Ледвиг был дока. В самом начале войны был уже дважды ранен. В полк прибыл из госпиталя. Не по годам умён, прозорлив и находчив был он. Эти качества высоко ценил комдив Березин и всегда прислушивался к дельным советам. Коммунист, опытный начальник полковой разведки Ледвиг был далёк от мистики или ещё каких-либо химер. Но чёрт возьми! Даже ему, тёртому разведчику, казалось, что неизвестные, тайные силы всякий раз помогают неуловимому барону избежать ловушки. Вот и теперь его танковый батальон, без потерь едва ли не вплотную подошёл к танкаевскому рубежу, словно кто-то свыше, всемогущий, управлял его действиями.
…Эта же мысль не давала покоя и комбату Танкаеву. Более того она была нестерпима. Наполняла его бешенством и ненавистью. Управляла сознанием, заставляя подозревать и не верить, проращивала в тайниках его души невольные ростки суеверного страха.
– Биллай лазун! Голову штурмовали тёмные мысли, одна хуже другой. Уж нет ли в случаях и везениях Железного Отто… предательства среди своих, о котором шёпотом говорили в батальонах, измена, о которой угрюмо молчали командиры, опять, как в 41-м, в начале войны танковые части Вермахта и в лоб и в обход, громили, брали в железные клещи наши дивизии и даже целые армии, либо стремительно прорывались стальными потоками ударных танковых батальонов, омывающими советские войска, протачивая скважины и свищи казалось бы в монолитных порядках Красной армии. И если так…Вай-ме! Катастрофа! Вновь кромешные труды штабов, смоляные гробы, братские могилы и бредящие лазареты, награды на солдатской груди и бес счёту похоронки в домах, геройские подвиги солдат, офицеров и блестящие замыслы генералов – всё превратиться в рыхлую ржавь поражения. Исподволь точила мозг и другая, уж совсем бредовая мысль, от которой тупело и холодело сознание. « А человек ли он из мяса и костей…этот фон Дитц?.. Обычная ли красная кровь течёт в его жилах?»
Всё это варилось в голове комбата, как вар, в котором то залипали и вязли его намерения, то взрывались кипящим гейзером. Однако, шила в мешке не утаишь. На фронте тем более – всё тайное, что касается твоего противника, становится явным. И вскоре звонок начальника разведки Николая Ледвига вконец развеял его сомнения.
– …Нет, комбат. Мимо. Вами была уничтожена механизированная колонна подполковника Франца Зельдте. Точно так. Из XΙV танкового корпуса Хубе. Моё восхищение и горячие поздравления от всего штаба полка. Но помни, Михаил. Помни, комбат! Этого эсэсовца не зря свои же прозвали Железным Отто.
Погоди! Слушай меня! Один из пленных офицеров СС говорил: « …его душа напоминает пустую походную фляжку, которую способна наполнить только кровь русских. Он не остановится ни перед чем. Тот, кто встанет на его пути…может считать себя мертвецом» . Ну этим то нас не запугать, верно? Тем не менее будь бдительным, майор. Береги себя и ребят…И что бы все пули мимо!
Этот доверительный доклад фронтового друга-разведчика, был последним толчком, побудившим Магомеда принять решение. Вопреки всему он будет ждать прямого столкновения со своим заклятым врагом. « Уо! Пусть Небо раз и навсегда рассудит, кому из нас быть живым, а для кого солнце померкнет навек» .
В течение нескольких секунд он стал у стола с оперативными картами, сдавливал рукоять родового кинжала, чувствуя, как она обжигает его ладонь, волнует душу, сводит с ума, наливает глаза дурной кровью и бурной ненавистью.
Потом вспомнил нежный образ Верушки. Тихий глубокий стон вырвался из его груди, сердце забилось в тревоге за неё. Имя любимой замерло на его твёрдых губах. Он вздрогнул и пошатнулся, словно хлебнул не в меру крепкого спирта. Почувствовал вдруг себя: как море беспарусным судёнышком, играет его сердцем клокочущая аварская кровь, туманит взор…и, как пули живую плоть, пронзают разум тайные токи.
* * *
…Дитц был доволен. Весь его « зверинец» из тридцати « тигров» и « пантер» отыскал неплохие позиции в развалинах, которые являлись надёжными заслонами от орудийных снарядов. Вскоре один из экипажей, сделав по его распоряжению пешую вылазку обнаружил: свежие следы гусениц тяжёлых русских танков! Тотчас был объявлен экстренный сбор. Отто с немецкой педантичностью обсудил операцию с командирами рот и экипажей. Речь его была чёткой и убедительной:
– Господа офицеры, братья по Ордену, вот и пробил час нашей славы! Действуем слаженно, как единый сжатый, железный кулак. Никаких личных геройских дивертисментов и свечек. Nutten ficken! Расстрел на месте. Я не шучу. Вы меня знаете. – В тяжком-напряжённом молчании штандартенфюрер некоторое время рассматривал их. – кроме того, ситуация абсолютно неясная. Эти краснозвёздые обезьяны с гранатами непредсказуемы…Полагаю для нас будет слишком опасно атаковать позиции Танкаева в лоб, не выяснив до конца вопрос с его танками. Мы же должны выйти из этого дела без потерь…если такое вообще возможно. Вы все свидетели, господа. За этими чёртовыми трамвайными путями, на автодороге батальон Зельдте потерпел полное фиаско. Но с нами этого не случиться! Мы организуем всё в лучшем виде следующим образом.
Барон подался в сторону стоявших перед ним командиров, опираясь на бронированный борт своего « Конрада» , и многие почувствовали, как внутренне содрогнулись.
– Scheibe! Что ты так смотришь на меня, Гюнтер? – Дитц холодно улыбнулся, стоявшему ближе других к нему, офицеру. – Будь смелее, дружище. Это ещё не ад, а лишь дыхание его распахнутых врат…– взгляд Отто казалось прожигал и шлем, и череп танкиста насквозь.
– Яволь, мой командир! – каблуки унтерштурмфюрера Гюнрера заученно щёлкнули на морозце. Глаза горели от напряжения, на виске лихорадилась жилка. Барон щёлкнул серебряным потсигаром, поднёс его к лицу, понюхал сигареты, снова захлопнул, положил в карман, улыбнулся:
– Так вот, господа, мы поступим следующим образом. Рота Кальта Бельтера и оберштурмфюрера Юргена…останутся здесь и будут ждать моих приказов. Halt die kiappe! Решительно никаких возражений, господа! – Я не идиот. И не имею обыкновения носить в корзине все яйца разом…Как это делал бедняга Франц. – Отто смотрел на залепленные снежным, пополам с глиной, месивом гусеницы танка. Потом с усилием разжал челюсти. – Я возглавлю 1-ю роту Миллера. Вы же, штурмбанфюрер, – Отто остро посмотрел на Дитмара Рейна, командира механизированного штурмового отряда СС. – Следуйте строго за нашими танками. И не вылезайте вперёд, чёрт побери, на ваших мотоциклах и бронетранспортёрах, пока вам не будет отдан приказ.
Большой и широкий, как могильная плита, Дитмар Рейн с поджатыми губами терпеливо выслушивал нарекания патрона. Хмуро поглядывал на своих вымуштрованных, здоровенных, что племенные выкормыши, « оловянных» солдат, – в кожаных плащах-касках, в защитных очках и крагах, с автоматами на груди, оседлавших своих мощных железных коней, на колясках которых грозно торчали в защитных чехлах скорострельные пулемёты MG 42.