Страница 64 из 67
- То, что ты дал свой танк подбить, и тебя взрывом оглушило, это не заслуги. И то, что ты в окружении был вовсе не плюс тебе. Тебе Родина доверила боевую машину и экипаж, а ты все это мягко говоря - потерял. А теперь хочешь бумажками доказать, что ты лучше этого мальчишки.
- Вот вы как заговорили?
- А что как ты, так и я. Грехи искать у людей легко. А вот ответь мне на простой вопрос, сколько немцев ты лично убил?
- Не знаю, но, наверное, когда мы по немецким окопам из орудия утюжили, немало.
- Значит в рукопашном бою, один на один тебе никого убивать не пришлось. Так?
Лейтенант промолчала.
Вольский указал на Юрку и сказал:
- А этот парень троих фрицев, лично уложил.
Юрка самодовольно усмехнулся и сказал:
- Вообще-то, товарищ командир, вы ошибаетесь, не троих, а пятерых.
- А тебе, лишенец, я слова не давал, - оборвал его Вольский.
И обращаясь к лейтенанту, добавил:
- И вчера секретную карту он у немецкого офицера добыл.
- Добыл, это значит украл? – спросил лейтенант.
Эта фраза Вольского сильно задела и он произнес:
- Все. Дело об идиотской песне закрыто. Юрку я сам накажу. А вы товарищ лейтенант можете быть свободны.
Лейтенант сжав скулы, козырнул и вышел. Вольский обратился к Юрке:
- А ты бросай дурака валять и разыгрывать из себя матерого уголовника. Думай с кем и о чем ты говоришь, какие песни поешь. Не надо гусей дразнить, ничего хорошего из этого не выйдет. Я не знаю, какие у тебя конфликты были с отцом, но я пообещал ему заботиться о тебе.
- Значит, вы пообещали моему грозному папочке заботиться обо мне, и все вопросы теперь решены? Как раз все происходит в стиле моего папаши, он приказывает – все выполняют. А он в это время чужих баб тискает, да водку хлещет.
- Прекрати! Зачем ты так об отце? Он по-своему заботится о тебе, как умеет.
- Папка вообще очень заботливый.
- О чем это ты?
- О его друзьях. Он сначала с ними чаи на даче гонял, винцо попивал, восхищался, какие они идейные и принципиальные. А потом, когда ему приказали их арестовать, друзья-товарищи в один миг стали врагами народа, японскими и английскими шпионами.
- Всякое в жизни бывает, может эти люди ошиблись, может твой отец ошибся. Откуда ты знаешь, как все было?
- Знаю, и может быть слишком много. В курсе того, какими методами папашка друзей своих «чистосердечное признание» писать заставлял.
- Предположим, так и было. И что, тебе легче будет, если по окончанию войны тебя не медалью наградят, а в лагерь для малолетних преступников отправят?
- Может не легче, но честнее.
- Честнее? Погоди и время все по своим местам расставит.
- Я может, не хочу ждать.
- Не хочешь, а придется. В общем, так, кончай дурака валять. У нас тут немцы на хвосте. Мы с ними, а не с твоим отцом сейчас воевать должны. Пени прекратить, гитару мне на хранение сдать и идти чистить оружие и готовиться к предстоящим операциям.
- Так я же…
- Ни каких разговоров и срочно найди мне начальника разведки, пусть придет ко мне.
- Ладно.
- Не ладно, а «так точно» и бегом.
Через несколько минут начальник разведки был в землянке у Вольского.
- Михаил Петрович, вы меня вызывали?
- Да, Михалыч, посоветоваться надо. Какое у тебя мнение о присланном комиссаре?
- Сложно сказать.
- Но все же.
- Вроде он дисциплинированный и принципиальный, но с червоточинкой.
- И в чем это выражается.
- Какая-то в нем натянутость и настороженность чувствуются.
- Это к делу не пришьешь, мало ли, что у человека на душе. Мало мы его, пока знаем.
- Это точно.
- Но ты сделай вот что. Объяви, что мы меняем дислокацию отряда. Сегодня же вечером отправляемся в район деревни Рябухино.
- Это зачем? Какое Рябухино?
- Ты объяви. Я тебе на карте, место нашего лагеря там покажу. Так надо.
- Надо так надо, объявлю всем.
- Хорошо. И второе проверь еще раз документы у комиссара и радиста, с которым он пришел. Сделай это не заметно, не привлекая к ним персонально внимание.
- Как же это сделать, не привлекая внимание?