Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 67



- Я с немцами сражался, я офицер – в танке горел, контужен был.

- То, что ты дал свой танк подбить, и тебя взрывом оглушило, это не заслуги. И то, что ты в окружении был вовсе не плюс тебе. Тебе Родина доверила боевую машину и экипаж, а ты все это мягко говоря - потерял. А теперь хочешь бумажками доказать, что ты лучше этого мальчишки.

- Вот вы как заговорили?

- А что как ты, так и я. Грехи искать у людей легко. А вот ответь мне на простой вопрос, сколько немцев ты лично убил?

- Не знаю, но, наверное, когда мы по немецким окопам из орудия утюжили, немало.

- Значит в рукопашном бою, один на один тебе никого убивать не пришлось. Так?

Лейтенант промолчала.

Вольский указал на Юрку и сказал:

- А этот парень троих фрицев, лично уложил.

Юрка самодовольно усмехнулся и сказал:

- Вообще-то, товарищ командир, вы ошибаетесь, не троих, а пятерых.

- А тебе, лишенец, я слова не давал, - оборвал его Вольский.

И обращаясь к лейтенанту, добавил:

- И вчера секретную карту он у немецкого офицера добыл.

- Добыл, это значит украл? – спросил лейтенант.

Эта фраза Вольского сильно задела и он произнес:

- Все. Дело об идиотской песне закрыто. Юрку я сам накажу. А вы товарищ лейтенант можете быть свободны.

Лейтенант сжав скулы, козырнул и вышел. Вольский обратился к Юрке:

- А ты бросай дурака валять и разыгрывать из себя матерого уголовника. Думай с кем и о чем ты говоришь, какие песни поешь. Не надо гусей дразнить, ничего хорошего из этого не выйдет. Я не знаю, какие у тебя конфликты были с отцом, но я пообещал ему заботиться о тебе.

- Значит, вы пообещали моему грозному папочке заботиться обо мне, и все вопросы теперь решены? Как раз все происходит в стиле моего папаши, он приказывает – все выполняют. А он в это время чужих баб тискает, да водку хлещет.

- Прекрати! Зачем ты так об отце? Он по-своему заботится о тебе, как умеет.

- Папка вообще очень заботливый.

- О чем это ты?

- О его друзьях. Он сначала с ними чаи на даче гонял, винцо попивал, восхищался, какие они идейные и принципиальные. А потом, когда ему приказали их арестовать, друзья-товарищи в один миг стали врагами народа, японскими и английскими шпионами.

- Всякое в жизни бывает, может эти люди ошиблись, может твой отец ошибся. Откуда ты знаешь, как все было?

- Знаю, и может быть слишком много. В курсе того, какими методами папашка друзей своих «чистосердечное признание» писать заставлял.

- Предположим, так и было. И что, тебе легче будет, если по окончанию войны тебя не медалью наградят, а в лагерь для малолетних преступников отправят?

- Может не легче, но честнее.

- Честнее? Погоди и время все по своим местам расставит.

- Я может, не хочу ждать.

- Не хочешь, а придется. В общем, так, кончай дурака валять. У нас тут немцы на хвосте. Мы с ними, а не с твоим отцом сейчас воевать должны. Пени прекратить, гитару мне на хранение сдать и идти чистить оружие и готовиться к предстоящим операциям.

- Так я же…

- Ни каких разговоров и срочно найди мне начальника разведки, пусть придет ко мне.

- Ладно.

- Не ладно, а «так точно» и бегом.

Через несколько минут начальник разведки был в землянке у Вольского.

- Михаил Петрович, вы меня вызывали?

- Да, Михалыч, посоветоваться надо. Какое у тебя мнение о присланном комиссаре?

- Сложно сказать.

- Но все же.

- Вроде он дисциплинированный и принципиальный, но с червоточинкой.

- И в чем это выражается.

- Какая-то в нем натянутость и настороженность чувствуются.

- Это к делу не пришьешь, мало ли, что у человека на душе. Мало мы его, пока знаем.

- Это точно.

- Но ты сделай вот что. Объяви, что мы меняем дислокацию отряда. Сегодня же вечером отправляемся в район деревни Рябухино.

- Это зачем? Какое Рябухино?

- Ты объяви. Я тебе на карте, место нашего лагеря там покажу. Так надо.

- Надо так надо, объявлю всем.

- Хорошо. И второе проверь еще раз документы у комиссара и радиста, с которым он пришел. Сделай это не заметно, не привлекая к ним персонально внимание.

- Как же это сделать, не привлекая внимание?