Розы злы

Мне каждый день звонит Маша. Моя милая Маша. Маша, которую я предал. Маша, которую, я обманываю. Говорит - что скучает, что любит, что ждет, что хочет приехать и что просто хочет. Я отвечаю - что тоже, что пока не стоит, возникли проблемы, они решаемы, у меня нет времени, что тоже хочу ее увидеть и что тоже хочу. Обещаю приехать через неделю точно. Проблемы с документами на квартиру, но они решатся ближайшее время.

Я совсем заврался, хотя обещал Маше быть с ней честным. И мне это легко удавалось, до моего возвращения в Розинск.

С работы не звонят. Я взял небольшой отпуск без содержания, обещал вернуться через неделю точно. На сто процентов. Отсюда надо валить. Розинск слишком опасен для меня.

Звонит Люда. Для нее я всегда свободен. И мы идем гулять. Я не думаю, о том, что будет с нашими отношениями. Останемся ли мы вместе или расстанемся? Сегодня я не хочу об этом думать. Сегодня я хочу просто получить удовольствие от тех часов счастья, которые судьба подарила мне как хрупкий блестящий сувенир, но он может в любой момент сорваться и разбиться.

Пешком мы вместе с Людой добрались до окраины города, ради тишины и спокойствия, вдали от рева моторов и пьяных кутежей. Подальше от отморозков, алкашей и психопатов. Маньяки, вроде нас, тоже боятся, возможно, даже сильнее обычных людей.

Стемнело. Я даже не заметил как.

Мы хотели насладиться вечером, свежим прохладным воздухом и друг другом. Особенно друг другом. Мы были словно парочкой юных влюбленных, которым было достаточно просто гулять, и держатся за руки. И каждый наш поцелуй был словно откровение.

Мы говорили о разных странных вещах, которые для многих бы показались дикими. Мы были на одной волне. Что это если не влюбленность? Или это уже любовь? Эта рыжая бестия свела меня сума.

– А ты знаешь, – говорила Люда, – что кремация взрослого человека стоит четыре с половиной тысячи рублей, а ребенка и подростка всего сто пятьдесят рублей?

– Нет, – ответил я. – Впервые слышу. Даже в шкурных вопросах есть немного жути.

Люда взяла меня за руку и сказала:

– Я тоже не знала, пока брата Юрку не кремировали. Родственники хотели захоронить, говорили, что так будет правильно, но я была против этого. Ну, уж нет. Если есть могила, значит что-то от человека еще рядом. Нет могилы – с глаз долой, из сердца вон. Мой брат не из тех людей, к чьей могилке мне бы хотелось носить цветы. Кстати, прах моего брата еще лежит у меня в квартире. Вот думаю теперь, как от него красиво избавится. А может и оставлю, чтобы пугать своих будущих детей.

– А почему разброс цен такой странный? – спросил я. – Непонятно.

– У ритуальщиков, наверно, есть свой маленький моральный кодекс, – ответила Люда. – Дети должны обслуживаться за минимальную сумму. За себестоимость.

– Мля, страх берет, правда, – поежившись, толи от холода, толи от жуткой информации, сказал я.

– Ага, – подтвердила Люда и поцеловала меня озябшими губами.

– Слушай, Люд – сказал я. – А тебя не было в детстве такого заскока, будто ты готовишься к интервью?

– Это как? – спросила моя рыжеволосая красавица.

– Будучи ребенком, ты воображаешь, что вырастишь богатым и знаменитым. Тебя пригласят на интервью, будут задавать разные вопросы, а ты, с высоты своего статуса, будешь отвечать,  – сказал я улыбаясь. Но не знаю, видела ли это Люда.

– Но ты еще ребенок, – продолжал я. – Ты еще не богат и не знаменит, а на вопросы отвечать уже хочется. Вот ты и фантазируешь по поводу будущего интервью, сочиняешь заранее интересные ответы, рассказываешь выдуманному журналисту, какой у тебя был сложный жизненный путь. И говоришь все это в расческу или во фломастер, словно в микрофон.

Я улыбнулся. Снова.

– Такого у меня точно не было, – сказала Люда и вновь поцеловала меня.

– Значит я один такой, – сказал я.

– Ты странный, – сказала Люда. – А еще ты интересный, умный, сильный. И, наверно, я тебя…

Люда не договорила.

Неожиданно для нас, совсем близко, загорелись фары машины. К нам подъехал внедорожник. Из него вышли три мужских силуэта. Люда зачем-то посветила на них телефоном, и я успел их разглядеть. Это были молодые парни лет двадцати, может младше. Мы с Людой пошли дальше. Я испугался, взял ее за руку, и мы прибавили ход. Ребята, посмеиваясь, пошли за нами.

– Черт. Эти ублюдки просто так не отстанут, – подумал я, но вслух ничего не сказал.

Потом я почувствовал резкую боль в голове, наверняка меня чем-то ударили и я, упал. В голове возникла вспышка яркого света, которая быстро потухла.

Твою же мать. Было так больно, что на несколько секунд я перестал понимать происходящее вокруг. Я увидел перед собой мертвецов - Ваню Незваного, моего отца и Максима Иларионова. Они смотрели на меня всего пару секунд, прежде чем испарится. Но этого времени хватило, чтобы холод страха сковал мое тело.

Люда вскрикнула. Меня начали бить ногами. И в то мгновение я подумал, что меня сейчас убьют, и я присоединюсь к трем своим призрачным визитерам.

Боль. Всепоглощающая боль.