Страница 44 из 47
У Эмброуза Маклира не было ни жены, ни наследников, хотя в свои шестьдесят два года он сохранял хорошее здоровье. А если его постигнет неудача на бирже, и конкуренты завладеют контрольным пакетом акций?.. Хайя пока не разбирался в таких современных тонкостях; но скоро разберется. Уже было начало сентября, с момента воскрешения ее соплеменников прошло три недели; и этот египтянин мог учиться почти круглые сутки - так же, как и она сама. И этот жрец Амона, как и она, не был подвержен ни болезням, ни старению.
А если дело дойдет до схватки… Амина встала, глядя на неподвижного торжествующего Хайю. Физической силой она превосходила всех смертных женщин и большинство мужчин. Однако в распоряжении ее египтян было куда более мощное оружие.
Ей вдруг представилась чудовищная картина - как она, прикованная цепями к столбу, умирает под палящим солнцем своей родной страны… Хайя, конечно, угадал ее страх по расширившимся глазам. Он слегка усмехнулся, но промолчал.
Амина овладела собой.
- Можешь идти, - она недвусмысленно указала жрецу на дверь. - Благодарю тебя за этот разговор, - прибавила она.
Хайя поклонился подчеркнуто почтительно и вышел, величественно ступая.
Амина снова опустилась на кушетку: она потерла лоб в мучительном раздумье.
Хайя точно выразил вслух ее собственные сомнения насчет их теперешней жизни и “второй смерти” - но он не мог быть прав!..
Однако что теперь делать? “Роберт, где же ты?” - подумала египтянка.
Хью тут ничем не мог бы помочь - и ему даже не следовало об этом знать…
Однако немного погодя царица успокоилась. Едва ли столкновение произойдет прямо сейчас. Ей было очень горько - и страшно… но она порадовалась тому, что Хайя, опьяненный собственным всесилием, сам предупредил ее о своих намерениях.
Время покажет - и ее сердце покажет, чья правда.
* Эгрет - украшение для волос, похожее на брошь, наиболее популярное в 1890-1920 гг.
========== Глава 25 ==========
Этель сидела в гостиной за чаем со своей новой приятельницей - миссис Глорией Коннингтон. Американка только что сообщила ей новость, от которой обе молодые женщины улыбались и розовели.
- Ты уверена? - все же переспросила Этель спустя минуту. Хорошенькая Глория тряхнула золотисто-рыжими кудрями.
- Абсолютно! И даже не потому, что у меня была… - она склонилась к подруге и, понизив голос, закончила, - “задержка”. Просто я почувствовала это в тот самый день! Немного голова закружилась… И ты будешь смеяться, но я ощутила это даже не физически, а на каком-то другом уровне.
- Отчего же, я верю, - медленно проговорила Этель. Она посмотрела в глаза молодой миссис Коннингтон и опять улыбнулась. - Поздравляю тебя, моя дорогая.
Глория рассмеялась.
- Но послезавтра мы с тобой, как собирались, пойдем на выставку камней, а в субботу прокатимся на велосипедах за город, - заявила она. Скорчила гримаску. - Доктора, конечно, запрещают мне все подряд, но никогда еще я не чувствовала себя так хорошо!
Этель кивнула.
- Это замечательно.
Глория допила свой чай, и они одновременно встали. Американка, поморщившись, потерла спину: у нее все-таки потягивало поясницу.
- Я пойду, о’кей? Передавай привет своему благоверному.
Этель проводила приятельницу. Глория одной рукой взбила перед зеркалом в прихожей свои яркие волосы, надела желтый плащ с красивыми медными пуговицами и долго пристраивала на голову огромную шляпу, похожую на подсолнух. Потом, натянув перчатки, повернулась к Этель, сияя улыбкой.
- Смотри не забудь! Я позвоню тебе послезавтра в десять.
Молодые женщины быстрым движением потянулись друг к другу, и каждая звонко чмокнула воздух у щеки подруги. Глория махнула рукой и вышла; цокот ее каблучков стих на лестнице.
Этель глубоко вздохнула, стоя в прихожей. Как всегда после ухода жизнерадостной Глории, она ощутила свое одиночество; а сегодня - особенно… И тревогу тоже.
Гарри опять задерживался допоздна. Когда Этель спросила прямо, поедут ли они в этом году куда-нибудь, муж сказал:
- Извини, дорогая, сейчас никак не получается. Может быть, следующей осенью или зимой.
Разговоры о свадебном путешествии сами собой сошли на нет. И Гарри сказал, что не видит никаких препятствий к тому, чтобы им теперь завести ребенка. Этель покорилась и этому решению мужа; порой ее саму охватывало страстное желание иметь дитя. Но их старания до сих пор не приносили плодов.
Этель подумала о Глории и, завистливо и печально вздохнув, вернулась в гостиную. Она села в кресло-качалку и принялась за отложенное вязание. Но мысли ее блуждали далеко.
Их семейный доктор, Кроуфорд, и другие врачи, с которыми Этель советовалась в Нью-Йорке, заверяли, что у нее все в порядке - и, в любом случае, слишком рано говорить о бесплодии спустя всего три месяца брака. Надо просто не торопить события.
Гарри как будто бы это понимал; но между супругами все чаще возникали трения. Этель и сама ощущала неудовлетворенность, которая все усиливалась; молодая женщина томилась чувствами, которых никому не могла высказать.
Гарри оказался хорошим мужем, они с ним ладили; и, как говорится, ей грех было жаловаться! В первое время, после отъезда Хью и отца, они часто ходили куда-нибудь вместе - то на танцевальный вечер, то на скачки, то в музей или на вернисаж… Эти первые дни полной близости, страсти и жгучих откровений остались в прошлом; но Этель ни о чем не жалела. А то, что между нею и Гарри не было такой любви, о которой писали в романах, - возможно, оно и к лучшему.
Нет, она не скучала - в браке у нее появилось много забот; и Этель принадлежала к числу тех, кто всегда может найти себе занятие. Но ей все чаще казалось, будто она упускает в жизни что-то самое важное; когда она вспоминала об Амен-Оту, возлюбленной своего брата, все остальное представлялось незначительным. Все, что не имело отношения к древней жрице и жутким тайнам жизни и смерти, с которыми Этель и Хью соприкоснулись благодаря ей! Помня предупреждение египтянки о скорой войне, Этель ощущала, что она и все ее близкие живут как на вулкане. Все вокруг казалось… слишком бренным, ненастоящим.
Как-то Этель записала в своем дневнике:
“Можем ли мы приводить детей в этот мир, не зная, зачем пришли в него сами?”
Отложив вязание, молодая женщина взглянула на часы. Потом встала и пошла на кухню, помочь Кэйтлин с ужином. Вернулась в гостиную и, включив бра, опять села в кресло. Но не взяла рукоделие - просто покачивалась, отталкиваясь ногой от коврика.
Этель повернулась к зеркалу над камином - оно было то самое, что висело у нее в спальне в загородном доме Кэмпов. У них с Гарри теперь было в каждой комнате по зеркалу. Этель мельком взглянула на себя; потом взгляд ее упал на нарядную книгу с золотым обрезом, забытую на диване. “Портрет Дориана Грея”. Она вздрогнула: как нарочно!
Большие художники слова, такие, как Оскар Уайльд, увлекались своими зловещими аллегориями - и порою упускали момент, когда игра переставала быть игрой…
Этель снова медленно подняла глаза на свое отражение. Несколько мгновений оно было смутным - а потом прояснилось, став совершенно иным. Этель судорожно вздохнула; но она почти ожидала этого, сама не зная почему.
- Здравствуй, - сказала она смуглой черноволосой женщине в зазеркалье.
Египтянка улыбнулась.
- Здравствуй, миссис Кэмп.
Этель встала, держась за подлокотник, - для храбрости. Но она была рада видеть эту гостью, и радостно взбудоражена… как будто налетела долгожданная гроза, принося облегчение.
- Как ты поживаешь?
- Хорошо, - спокойно ответила Амина Маклир. Но Этель, разумеется, чувствовала, что она пришла не просто так. Нахмурившись, Этель скрестила руки на груди.
- Как у тебя дела с моим братом?
Ей было страшновато задать такой вопрос; но она не могла его не задать. Амина медленно поправила одну из своих длинных серег с серебряной бахромой; и, взглянув Этель в глаза, улыбнулась сочувственно и насмешливо.