Бессмертие графини

Не зря я так беспричинно боялась его и не зря страх уходил с наступлением темноты. Потому что ночи были практически такими, какими я их помнила – холодные объятия, пробуждающие невыносимый жар и наслаждение, смешанное с болью. И конечно, наши кровавые игры, казавшиеся мне лишь снами.

Теперь, когда пелена внушения спала, я могла вспомнить эти сны в мельчайших подробностях и понять, что граф заставлял меня забыть огромную часть того удовольствия, что мне приносили его укусы и ласки измазанных алой кровью холодных губ. Да, для меня граф делил поровну боль и наслаждение, прививая извращенные и неправильные желания.

Кроме снов я так же наконец поняла и смысл всех тех таинственных слов, сказанных Викторием.

Он не зря пытался прервать наше общение еще тогда, когда у меня только начались галлюцинации. И он действительно был виновен в их усилении. Страсть графа к власти и подчинению распространялась и на ему подобных. Но он никогда не смог бы причинить физическую боль вампиру, особенно тому, кого сам же и обратил. Это было против его мировоззрения. Но ему нравилось смотреть за тем, как Викторий страдает.

Слабым звеном Виктория были люди. Воин, выходец из простой семьи, он принимал участие еще в походах Карла Великого, когда Западно-Франкское (теперь уже просто Французское) королевство еще не было таким. Он видел много смертей и потому, став вампиром, по-прежнему продолжал ценить жизни людей. Граф, рассчитывавший на приобретение в нем жестокого союзника, ошибся в своих планах и поэтому часто убивал их у него на глазах.

Меня он не убил. Но мучения, которые я испытывала, были наказанием для Виктория, посмевшего оказать мне поддержку.

Все же, граф не был ко мне равнодушен, как и к Викторию, ведь обратил меня. А этой чести, как я узнала позже, лично от него мало кто удостаивался.

Так же, освободившись от внушения, я осознала и то, почему Викторий так относился к моим детям. Еще бы, ведь они не могли быть моими – вампирам не дано зачать от людей, а людям – от вампиров.

И все же, самая большая трагедия в моей жизни была моей виной. Потому что я сделала неверный выбор.

Раймунд (как и Алалрик) был ребенком от другой женщины и все же я любила их, как родных, тем самым погубив.

Когда я стала думать о детях, граф легко прочитал мои мысли. И решил удовлетворить мои желания, затеяв себе новую игру. Он нашел беременную крестьянку и привез ее в замок. Мое же заточение было для того, чтобы ему не пришлось утруждать себя, внушая всем слугам то, что я беременна. Он внушил это мне. А потом играл моим сознанием, оказывая мне заботу и заставляя сделать выбор.

Я выбрала неправильно и это разозлило его, и он наказывал меня снова и снова. А я, смятенная и растерянная, пыталась вернуть его расположение, не осознавая всех причин его холодности. Когда же мне пришли мысли о втором ребенке, граф снова удовлетворил их, начав игру заново.

И опять я в своем непонимании разочаровала его. Когда, спустя три года, игра ему наскучила, он просто внушил маленьким еще детям, заплыть подальше в опасную реку.

Просто убил их без малейшего сомнения или капли жалости.

Это страшное знание заставило мое сердце разлететься на осколки.

Однако прежде чем слезы покатились из моих глаз, я почувствовала ЭТО.

Жажду.

Я услышала (слух, как и остальные чувства, обострился, но погруженная в воспоминания, я почти не заметила этого), как совсем рядом бьется сердце, разгоняя горячую, теплую кровь. Как манит этот запах здорового тела служанки, пряный аромат ее пота.

Я вдохнула глубже и больше не смогла оставаться на месте. Он манил меня, звал к себе.

Я забыла обо всем на свете и единственное, что осталось для меня – это жажда. Я побежала и скорость моя была гораздо быстрее, чем раньше. Я оказалась там прежде, чем смогла осознать, что же я собираюсь сделать. А если бы и осознала – меня бы это не остановило.

– Леди? – вопросительно-испуганно спросила служанка, пятясь от меня.

Еще бы, ведь сейчас моя кожа была бледнее, чем прежде, а васильковые глаза превратились в кровавые, как у графа, озера.

Это была женщина, пожилая и полная, но ее аромат казался самым привлекательным на свете.

И не удержавшись, я с гортанным рыком набросилась на нее.

Кровь обжигала мне горло и дарила самое непередаваемое удовольствие, что было похоже на оргазм, который я за пятнадцать лет брака смогла испытать множество раз.

Когда же я наконец насытилась, то услышала хлопки.

Граф стоял рядом, оглядывая эту картину, а я держала на руках бездыханное тело с растерзанным горлом.

Граф.

Муж, с которым я провела столько лет и настоящего имени которого я так и не узнала. Ведь Гильом было лишь одним из тех, что он выдумывал себе, переезжая на новое место. Одним из многих, но далеко не последним. Об этом он мне с усмешкой поведал когда-то, позже заставив забыть.

– Ты быстро освоилась со своим новым я, – произнес он своим бархатным голосом, в котором теперь я могла различить все оттенки. – Значит я не зря подарил тебе вечность. Это самое великое и дорогое, что может получить человек и ты должна ценить мой дар.

И не дождавшись ответа, он притянул меня к себе, сминая волю жестким, жестоким поцелуем. Теперь его губы и руки больше не были ледяными и твердыми, ведь я стала такой же, как он.

Тело ответило и несмотря на ненависть и боль, я по-прежнему горела им, не в силах осознать себя без него.

– Моя, – шепнул он на грани слышимости и ушел, оставив меня одну.

Одну возле остывающего трупа своей служанки, с разбитым сердцем, жаждой и любовью, такой же неправильной, как и граф.

Одну, потерявшую себя окончательно. Я больше не была той юной и невинной девушкой, что выходила замуж за графа, ожидая и опасаясь этого события. Не была той Арсендой, наивной и чистой.