Страница 23 из 66
3
— Привет, Гриша! — сказала она веселым голосом, — рада тебя видеть!
— Тебе было бы приятно, если бы я зашел к тебе в раздевалку или в душ без спроса? — сказал я вместо приветствия.
— Не знаю, — улыбнулась Катя, — может быть.
— Да что с тобой такое? — я, в конце концов, перестал смущаться, откинул одеяло, и сел на кровати, — на будущее: я требую, чтобы ты хотя бы стучалась, когда заходишь ко мне в комнату.
— Извини, — она сыграла смущение, — я думала, ты обрадуешься.
— Куда ты исчезла? — продолжал я, размышляя, стоит ли вставать, и идти в санузел, как ни в чем не бывало? Утренний вопрос был все еще актуален, но, наверно, она и рассчитывала на мое смущение. Забавляется. А я не хотел доставлять ей такое удовольствие, — месяц никакой связи. Месяц! Я уж подумывал, не сбежать ли мне нафиг.
Решив, что стыдно не тогда, когда видно, а когда показать нечего, я уверенно встал с кровати, и направился в санузел, захватив по дороге чистое полотенце из шкафа.
— Это маленький мир, — спокойно ответила Катя, не вставая со стула, — и у меня были дела.
— А сейчас, значит, дела закончились? — спросил я, готовясь включить душ.
— Сейчас появилось важное дело тут.
— Да ты что… — тихо произнес я, и встал под тугие теплые струи.
Душ всегда действовал на меня умиротворяюще. Когда я вышел через десять минут, одетый в казенный белый халат, Катя все еще сидела на стуле.
— И что же за дело появилось у тебя тут? — спросил я, вздохнув.
— Сегодня ты первый раз пойдешь на центрифугу. Помнишь? — сказала она.
— Помню, — кивнул я, — и что такого? Когда меня после той прививки вырубило, ты так и не появилась! А я, между прочим, ждал — кто мне в больничку передачу принесет!
— У тебя специальная диета была на сутки, — Катя пожала плечами, — какой смысл в передачке, если ее все равно нельзя есть?
— Внимание, — ответил я, — просто, чтобы показать простое человеческое внимание.
— Ну вот, я здесь, как видишь, — она развела руками, — в нужный момент. Чтобы показать свое внимание.
— Ладно, — кивнул я, — проехали. Так в чем на самом деле дело?
— Я же сказала, — ответила Катя, — у тебя сегодня центрифуга. Я подумала, что должна быть рядом. И давай одевайся уже, а то итак опаздываем.
Я открыл дверцу шкафа, и, скинув халат, начал одеваться. От первоначального смущения не осталось и следа.
— Послушай, — сказал я, натягивая рабочий комбинезон, — давно хотел спросить. Каждый раз почему-то забывал.
— Слушаю тебя, Гриша, — ответила Катя, вздохнув.
— То существо, — начал я, — ну, из леса. У которого я тюрвинг нашел. Что с ним? И кто это? Что он там делал?
Катя еще раз вздохнула, но промолчала, глядя на меня большими и честными глазами. До того, как мы вышли из здания, она не проронила ни слова.
— У нас три минуты, — заговорила она, когда мы отошли от корпуса метров на пятьдесят, — тут слепая зона, нас не прослушивают. И на будущее: никогда не забывай, что ты под колпаком. Каждое слово, каждый взгляд и жест, все записывается. Согласно договоренности, тот пришелец достался России. Достоверной информации о нем у нас нет, только предположения. Да это и не так важно. А теперь слушай внимательно: если почувствуешь что-то необычное — что угодно, немедленно останавливай испытание. Аварийный маяк вмонтирован в рукоятку под правой перчаткой. Тебе могут «забыть» о нем сказать во время инструктажа. Но помни — я рядом, и я прослежу, чтобы все сработало корректно.
— На меня могут покушаться? — спросил я шепотом.
— Не в этом дело, — ответила Катя. — Просто будь готов к любым неожиданностям. Все, теперь тихо, выходим из зоны.
Я промолчал.
— В общем, старт по плану через пару недель, — сказал Катя вслух, совершенно другим тоном, — думаю, ты будешь готов. Не пренебрегай теорией, слушай инструкторов.
— Само собой, — ответил я, подыгрывая.
— Вот и отлично, — кивнула Катя, — я останусь до конца теста. Потом вместе позавтракаем.
— Ты не завтракала? — спросил я, изобразив возмущение.
— Так же, как и ты, — кивнула Катя, — но тебе нельзя, а я просто не успела. Самолет сел в Чкаловском, тут рукой подать — но полет задержался минут на тридцать. Встречный ветер. Стихия, что поделать.
Так, разговаривая, мы дошли до корпуса с центрифугой. В стеклянных дверях нас уже ждали: пара врачей — кураторов, начальник установки, и руководитель центра подготовки космонавтов. С нами вежливо поздоровались, после чего меня позвали на инструктаж.
В течение следующего часа меня облачили в специальный противоперегрузочный костюм, полностью аналогичный тому, который будет использован при реальном старте. Интересная штуковина, этот костюм: по сути, сетка из сообщающихся гидравлических трубок, в которые при необходимости под давлением подается раствор. Когда это происходит, костюм начинает давить в нужных местах, не давая крови повреждать периферические сосуды, и слишком сильно скапливаться в точках соприкосновения с поверхностями.
Вопреки Катиным опасениям, мне рассказали всё о системе аварийной остановки, и объяснили, как себя вести, если почувствую, что теряю сознание. Предупредили только, что инерция центрифуги не позволит остановиться мгновенно; и даже после аварийной остановки она несколько минут будет сбрасывать обороты, прежде чем у врачей появится доступ к испытуемому. То есть, ко мне.
Сама центрифуга впечатляла. Меня, в полном облачении, облепленного датчиками так, что я чувствовал себя новогодней ёлкой в украшениях, провели на посадочный мостик. Он находился на уровне третьего этажа. Было что-то неземное в огромной толстенной мачте, на которой была закреплена кабина, хотя сама установка была предназначена только для имитации условий полета.
— Впечатляет, да? — спросил один из техников, который контролировал работу телеметрии, седоусый мужик лет пятидесяти, — я вот до сих пор восхищаюсь.
Медик, который пришел на мостик вместе с нами, строго посмотрел на него, и мужик, смутившись, отвел взгляд.
— Конечно, — ответил я, — крутая штуковина. А где сам мотор? Какая тут передача? Редуктор внизу, да?
— Нет, — обрадовавшись моим вопросам, снова заговорил техник, — мачта закреплена непосредственно на роторе. Прямой привод. А сам движок — это еще два этажа вниз, под землю. Вот морока была, когда его монтировали!
— Могу себе представить…
Медик распахнул гермодверь кабины, и сделал приглашающий жест. Я двинулся вперед. Кабина показалась мне ужасающе маленькой, почти детской. Внутри был жесткий ложемент-кресло, похожий на металлическую ванночку. Сопровождающие помогли мне занять правильную позу, подключили все разъемы на костюме. Потом врач показал большой палец, и вопросительно указал на люк. Я кивнул, и показал большой палец в ответ.
Крышка люка опустилась. Изнутри она показалась мне удивительно массивной, как у батискафа. Я обнаружил, что едва могу шевелить конечностями, настолько плотно прилегал костюм к стенкам испытательной камеры. «Тесно, как в гробу», — совершенно ни к месту подумал я.
— Тут жарковато, — сказал я, — можно как-то вентиляцию наладить? — мой голос звучал как-то жалко, и совсем не убедительно.
«А что, если эту дверь заклинит? — меня донимали непрошенные мысли, — меня смогут выпилить отсюда? А если нет? Вон, дверь вплотную к ногам прилегает…»
Усилием воли, я заставил себя не думать.
«Старт через тридцать секунд, — раздался в шлемофоне механический голос; я даже не смог определить, кто именно говорит, — кислородная система, и система охлаждения заработают на старте. Начинаю обратный отсчет. Двадцать… девятнадцать… восемнадцать…»
«Значит, сейчас кислород не поступает?» — я почувствовал, как сердце зачастило, и стало тяжело дышать. «А что, если дыхательная система не заработает? А центрифугу остановить не успеют? Я же задохнусь!»