Страница 22 из 66
Когда мир висел на волоске, а я беззаботно любовался чужими высокими технологиями, шла отчаянная торговля. Среди лидеров, принимающих решения на самом высоком уровне, нет неадекватных людей; в том, что мир находится на пороге грандиозного цивилизационного кризиса, отдавали себе отчет все. Вот только до момента обнаружения челнока подходы к разрешению этого кризиса у каждого были разные. Кто-то думал, что апокалипсис неизбежен, и нужно готовиться к возрождению будущей цивилизации, оставляя семена знаний для дальнейшего развития. Кто-то надеялся выиграть за счет уничтожения соседей. А кто-то, вроде нашей организации, продолжал делать почти безнадежную ставку на внешнюю экспансию. Почти безнадежную — потому что основные игроки прекрасно просчитали, что технологии банально не успевают за потребностями. И даже начало колонизации Марса было бы каплей в море, которая никак не отразилась бы на земных проблемах.
Появление новых доступных технологий космических путешествий изменило все. Крупнейшие игроки, уже готовые вот-вот вцепиться друг другу в глотки, согласились с тем, что ситуацию можно стабилизировать на некоторое время, пускай это и грозило еще более худшим кризисом в будущем. Очень уж заманчивым выглядел выигрыш.
Организации тоже пришлось пойти на большие уступки. И самая главная уступка — это, собственно говоря, я сам. На время до окончания первой исследовательской пилотируемой экспедиции я стал достоянием всего человечества. Негласным достоянием, конечно же. Подготовка к экспедиции велась в обстановке строжайшей тайне, что было совсем не просто, учитывая количество участвующих сторон. Почему именно я? Вот тут как раз все просто: я единственный известный на планете видящий, а ученые имели все основания полагать, что в космосе мне будет на что посмотреть. Речь, разумеется, о тех вещах, которые другие люди увидеть не смогут.
Лететь на инопланетном челноке, разумеется, было нельзя, несмотря на отличный сохран. Во-первых, не было уверенности в том, что силовая установка после изучения земными специалистами заработает как надо. А во-вторых, и в главных — не было никакой возможности перепрограммировать бортовую систему управления под современные астрономические реалии. Если с копированием фундаментальных технологий проблем особых не возникло, тем более что ученые вплотную подобрались к аналогичным решениям, и дело было только в правильной конфигурации электромагнитных полей, то для изучения и освоения чужих информационных систем требовались десятилетия работы.
Именно информационные системы, основанные на квантовых цепочках памяти, позволили кораблю сохранить рабочее состояние даже спустя двести пятьдесят миллионов лет. Катя мне рассказывала, что ученые организации смогли выяснить, что вся структура корабля содержится в памяти с четырехкратным резервированием и с высокочастотным контролем несанкционированных изменений в изолированной криокамере, охлажденной почти до абсолютного нуля. Все оборудование и внутренняя отделка челнока непрерывно проверялась на соответствие электронному эталону наноботами, и, при необходимости, чинилось прямо на месте.
Не то, чтобы мне интересно было во все это вникать — просто Катя рассказывала об этом с таким энтузиазмом, что мне неудобно было ее прерывать. Приходилось вникать в суть дела, и, улыбаясь, кивать в нужных местах.
Впрочем, моя подготовка как начинающего космонавта включала продвинутый экспресс-курс физики и математики. Международная комиссия, созданная для организации полета, сочла это совершенно необходимым. Так что приходилось капитально напрягать мозги. Но, кажется, мне это даже начинало нравится.
2
Прототип корабля, на базе которого собирали наш аппарат, уже несколько лет находился на орбите. Точнее, даже два прототипа, российский и китайский. Разумеется, широкой общественности об этом известно не было — правительства были на грани сворачивания обеих программ; ресурсов не хватало, а отказ от масштабной космической экспансии мог негативно сказаться на патриотизме, что было совершенно некстати, учитывая крайне напряженною международную обстановку.
Технологии, полученные благодаря найденному челноку, позволили в очень короткие сроки собрать действующий аппарат, с использованием обоих орбитальных заделов. Плазменный двигатель предназначался только для межпланетных перелетов. Это значило, что до орбиты экспедиции придется добираться традиционным путем. Поэтому, помимо всего прочего, мне предстояло пройти полную программу космической подготовки. И вот, после всех медицинских тестов, было получено добро на первую тренировку в условиях перегрузок.
Я знал, что со мной полетят еще двое космонавтов. Однако, нас до сих пор не познакомили. Мне было известно только, что подбирали их на основании тестов психологической совместимости, а подготовку они проходили в национальных космических центрах. Еще я знал, что один из них — китаец, а другой — гражданин США. Насчет национальной принадлежности членов экспедиции шла отчаянная борьба, но, по словам Кати, все определили личности кандидатов и детали их биографии.
Все эти два месяца я жил на территории Звездного Городка в Подмосковье. Мне выделили комнату в историческом здании, где, говорят, были расквартированы на время подготовки первые отряды космонавтов. Это была кирпичная семиэтажная «коробка» со скрипучими, обшитыми «под дерево» лифтами, длинными коридорами с ковровыми дорожками, и наивно-примитивными панно на стенах, где обыгрывалась разная околокосмическая тематика.
На этаже я жил один. Никакой негласной охраны, соглядатаев или даже камер наблюдения заметно не было, и это создавало приятно-расслабляющее ощущение свободы.
Этажом ниже жили медики, связисты и другой персонал, который, как я понял, был временно прикомандирован в городок, специально для организации моей подготовки. Общаться нам никто не запрещал — но контакты как-то не складывались. По утрам за завтраком обменивались дежурными приветствиями, и только. Пару раз я пытался завести неформальное знакомство в спортивном зале, но это неизменно заканчивалось каким-то напрягом, и чувством взаимной неловкости.
По вечерам, когда у меня было немного свободного времени, я возвращался в свою комнату, и думал по дороге: а для чего это вообще мне все надо? Почему я так легко согласился на все условия? Ведь меня сторговали просто как какой-то товар. Чем я обязан организации? Ну, кроме того факта, что они, похоже, и правда спасли мою шкуру, когда действовало решение о моей ликвидации. И защитили родителей… может, в этом дело? Я боялся, что, если начну проявлять свою волю — они сразу же надавят на мою единственную болевую точку? Но у меня по-прежнему есть мой тюрвинг. Кстати, то, что он будет со мной все время, и даже отправится на орбиту, было условием, которое выдвинула организация. И это условие вызвало больше всего споров… странно это все.
Размышляя таким образом, я каждый раз приходил к выводу, что хитроумные манипуляции, призванные заставить меня действовать в чужих интересах, конечно же, есть. И от меня много чего скрывают. Почти наверняка настоящая цель будущей экспедиции — вовсе не случайный поиск неких артефактов, и не тестирование нового двигателя. Меня, скорее всего, используют втемную. Но я по-прежнему покладисто делаю то, что необходимо. Просто потому, что мне самому интересно — что там, наверху? Чужой корабль сильно на меня подействовал. Прикосновение к тайне пробуждает жажду знаний.
Удивительно, но такие размышления на тему кто кого хитрее очень помогали мне уснуть. Особенно в первые дни, когда вокруг было очень много нового. Вот и теперь, подумав о космосе и судьбах мира, я провалился в крепкий и здоровый сон. А когда проснулся, меня ждал сюрприз. Катя сидела на стуле возле моей кровати, и с улыбкой смотрела мне в глаза. Я смущенно перевернулся на бок, гадая — давно ли она здесь? И сильно ли было заметно то, что обычно происходит по утрам у здоровых молодых парней?