Капище

   - Птичка на хвосте принесла.

   - Мужик умер от пьянки, - не моргнув глазом, ответил Дрючок. - Много лет не пил, а тут по случаю похорон жены принял без меры, вот сердце и не выдержало.

   - Значит, обошлось без крови?

   - Не совсем. Перед смертью у него носом хлынула кровь.

   - Но это не убийство?

   - Конечно, нет!

   Я перехватил его взгляд, и тут моя интуиция подсказала мне, что Вовка ведет со мной какую-то игру, что он знает гораздо больше, чем говорит, и что говорит он мне не только правду.

   Впервые за годы нашей дружбы во мне глухо ше­вельнулось чувство враждебности к Вовке.

   - А теперь все! - повторил он. - Мне по­ра! А ты погуляй немного по парку и вообще, лучше выйди через центральные ворота.

   Он протянул мне руку, и я пожал ее с каким-то странным чувством..

   Дрючков быстро заша­гал к пролому в заборе и через пару минут исчез под зеленым шатром.

  -- ИЗ ДЕТСКИХ И ЮНОШЕСКИХ ЛЕТ ВЛАДИМИРА ДРЮЧКОВА

   Мутноватый осадок оставила во мне наша встреча. Обидно было узнать, что Владимир Дрюч­ков, старший офицер, человек долга и чести, находится в по­ложении затравленного зверя, что его авторитет среди подчиненных не признан, что он заискивает перед врагами... Что-то решительно изменилось в Дрючкове за то время, пока мы не виделись. Чего стоит одно его предложение переложить вину на покойную вахтершу! Ус­лышать такое от Вовки?! Ну и ну!

   В глубине души я всегда гордился дружбой с Дрюч­ком. Для меня он был образцом мужского характера, спокойной, несокрушимой воли, символом надежно­сти и основательности.

   Но теперь все указывало на то, что жизнь способна перемолоть даже та­кую цельную натуру. Нет, я, конечно, понимал, что он вовсе не из кремня и стали... И все-таки на душе сделалось как-то грустно.

   Владимир Дрючков. Дрючок.

   ...В младших классах его облик напоминал известный персонаж анекдотов про дистрофиков. Белобрысый, веснушчатый, тон­коногий, ушастый, он был настолько хил, что сладить с ним могла любая крепкая девчонка.

   Но уже тогда в нем бурно проявлялся ершистый ха­рактер. Он то и дело настырно лез в самую бучу! Колотили его не­счетное число раз, передразнивали его манеры и по­ходку, подкладывали ему в парту всякую гадость. Но этот тщедушный ванька-встанька поднимался после каждого удара. Никто никогда не видел его слез. Он не держал зла на своих обидчиков, и тем постепенно начинало это нравиться. Незаметно чаша весов качнулась, и насмешливое отношение к Дрючку сме­нилось всеобщей симпатией, хотя и с изрядной долей иронии.

   И тут выяснилось еще кое-что интересное. Оказы­вается, этот доходяга, этот слабачок, этот пожизнен­но левофланговый поставил своей целью вырас­ти мускулистым дылдой! И свою цель он не откладывал на завтра - он давно уже шел к ней!

   Сверяясь с часами, он глотал какие-то витамины, безостановочно жевал пучки укропа и петрушки, стеб­ли лука и капустные листья, пил вызывавшие у других отвращение морковный и свекольный соки.

   Чуть только белособорское солнышко начинало пригревать поласковей, как Дрючок все свое свобод­ное время отдавал плаванию и гребле. У его родителей был просторный дом на берегу Ракидона, неподалеку от Белой горы, и одну из комнат Вовка переоборудовал под спортивный зал. Махал гантелями, подтягивался на турнике, лазил по канату, а главное - боксировал до седьмого пота. Боксер в весе петуха, нет, воробья, даже комара! А еще он обливался холодной водой, растирал­ся снегом и спал на жесткой постели. Спартанец, да и только! Вернее, пародия на спартанца.

   Как-то раз мы всей компашкой завалились к нему в гости, и вышло так, что Дрючок принялся боксиро­вать с Алым. Наш геркулес из вежливости первое время просто закрывался от ударов, но затем, раздраженный кома­риными наскоками Дрючка, сделал выпад, и бедный Вовка полетел в дальний угол со скоростью пушечного ядра. Это было убедительное подтверждение того очевидного фак­та, что природу не обманешь. Алый сроду не глотал ви­таминов и не пил свекольный сок, но мог бы без труда одолеть нас четверых. Од­ной левой.

   Впрочем, есть особая сфера, где размеры бицепсов не играют существенной роли.

   Дрючок упорно закалял не только тело, но и силу духа.

   В ту пору у нас о Карнеги и понятия не имели, не то сказали бы, что Вовка начитался американского авто­ра. Правда, Карнеги рекомендовал своим ученикам, желавшим подавить застенчивость, петь на вокзале, а Вовка Дрючков мог запеть на улице, а то и во время урока, но в этом, пожалуй, и заключалась вся разница.

   Вовка отчаянно спорил, нередко просто из принципа, как бы приобщаясь к азам полемики, отстаивал особую точку зрения, заведомо зная, что она спорная, и громко выска­зывал парадоксальные суждения, не боясь остаться в единственном числе.

   Или же объявлял утром, что до вечера, до восемна­дцати ноль-ноль, никто не услышит от него ни звука. Его тут же начинали провоцировать, щипать испод­тишка, строить ему рожи - но он лишь тверже сжимал губы, грозя шутникам кулаком, покрытым царапинами и ссадинами. Он не раскрывал рта, даже если его вызы­вали к доске. Разумеется, не обходилось без скандалов. Сколько раз его выставляли из класса, сколько неправедных двоек влепили - он лишь улыбался в ответ! Двойки он вско­ре исправлял. По своим способностям он был одним из лучших в классе.

   Или же он мог заявить, что в течение суток не выпьет ни глотка воды. Немедленно начинались шуточки-прибауточки; некоторые искали, чем бы солененьким его угостить, другие кричали, что где-то во дворе у него спрятана бутылка с водой... Но вот что характер­но - все почему-то верили, что он действительно уст­роил себе испытание жаждой и непременно выйдет из него победителем.