Страница 10 из 16
– За что тебя сюда сослали? – спросил он напарника.
Унбегаун на мгновение застыл с открытым ртом. Потом сказал:
– Как ты догадался?
Туров кивнул в сторону северного крыла лаборатории. Там тянулся целый коридор запертых, пустых, запыленных комнат для персонала.
– Лаборатория большая. А нас с тобой только двое. Почему?
– Подумаешь! Карьеру делать… Зато как я свистеть научился?! – вскинулся Унбегаун.
Туров поглядел на него в упор.
– Ну, ладно. А ты почему? Тебя почему сослали? – спросил Унбегаун.
– Я новичок. Меня на место Бородянского взяли. Временно.
– Да, Бородянский… – вяло проговорил Унбегаун. – Аппендицит в таком возрасте. Даже странно! Надеюсь, он вернется. Хороший был мужик.
– Был?
– Я сказал «был»? Я оговорился! – виляя взглядом, воскликнул Унбегаун.
– Не сворачивай с темы, – посоветовал Туров.
– Пожалуйста! Не знаю, как ты, а я намерен разгадать тайну Гайи. И если это в принципе возможно, то единственное место, ГДЕ это возможно – наш родной и незабвенный 17-й участок.
– Почему? – удивился Туров.
Вместо ответа Унбегаун поднялся на цыпочки и принялся балансировать, с трудом сохраняя равновесие. С его грацией и габаритами он не выдержал и минуты. Рухнув на плечо Турову и вцепившись в него, чтоб не упасть, он одними губами прошелестел в ухо напарнику:
– Выключи регистратор.
Туров скривился, но просьбу выполнил.
Убедившись, что камеры и микрофоны выключены, Унбегаун подошел ближе к Турову и заговорил.
Все, как один, начальники Базы, считая с самого первого, воцарившегося в год ее постройки, и заканчивая текущим, не любили 17-й участок. Неоднократно ими предпринимались попытки вообще его закрыть или, по крайней мере, сократить и укротить.
Участок номер 17 находился дальше всех от Базы, дальше всех от космодрома и вообще нес в себе массу врожденных административных пороков, неискоренимых, по мнению начальников Базы, обычным путем.
Все смотрители 17-го участка были, как на подбор, вольнодумцами, не воспринимающими правильно концепцию научной дисциплины. Как и отчего это получалось – неизвестно, но во избежание ответственности за всякого рода ЧП, которые непременно и обязательно совершались на 17-м участке с печально постоянной периодичностью, начальники Базы то и дело урезали штатные единицы, понижали уровень снабжения, ограничивали в правах и вводили самые суровые кадровые требования.
То есть действовали методами феодальных наместников, храбро удерживающих в ежовых рукавицах бунтующие провинции.
Несколько лет подобной политики привели к тому, что на участке, изначально подготовленном для постоянной работы 9 сотрудников, сохранились всего две штатные единицы, а все технические должности были выведены в режим «проверочных посещений».
Туров как раз и был такой «посещающей» единицей: его прислали на 17-й участок для проверки, ремонта и отладки парка автоматических систем. Командировка должна была продлиться неделю. Если б не Бородянский…
Унбегаун, биолог-эколог, торчал на 17-м участке больше 3-х лет.
Что касается начальников Базы, то единственным успехом на пути администрирования ими 17-го участка, сделалось внедрение кем-то, наиболее дальновидным, специальных кадровых установок. Сотрудники, посылаемые на 17-й участок, проходили строжайший отбор. Включая проверку биографии, биографии родственников, психологические тесты и ролевые экзамены.
Буйные, одержимые идеями, честолюбивые и любознательные люди отсеивались сразу. Отсеивались семейные, обремененные иждивенцами, болезненной родней, незакрытыми кредитами и вообще проблемами. Молодых одиноких романтиков и мечтателей избегали как огня. Угрюмых, замкнутых, неразговорчивых не удостаивали доверия, памятуя о чертях в тихом омуте.
Проверку могли пройти только крепкие, конструктивно надежные, незатейливые как молоток, личности. Без скелетов в шкафу, а по возможности, и без шкафов.
(Шкафы тщательно перетрясала Служба рекрутинга – за каждый ненайденный скелет или самую малую необнаруженную косточку ее сотрудники отвечали весомыми денежными штрафами. Так что их поведение мало чем отличалось от поведения собак, натасканных на поиск наркотиков – настолько же нелицеприятное и бездушное.)
Основное требование к сотрудникам 17-го участка было: не иметь желаний. Удовлетворяться малым, обладать сухим умом без воображения, здравым смыслом без стремления к доминированию и ничего – СОВЕРШЕННО НИЧЕГО – не желать, помимо исполнения своих прямых профессиональных обязанностей и минимального набора бытовых благ для поддержания жизнедеятельности.
Если уж 17-й участок невозможно закрыть – надо его хотя бы обезвредить! Такова была главная идея начальников Базы.
И все равно год от года проклятый 17-й обрастал слухами и сплетнями, как морской корабль полипами и ракушками. Если кораблю не очищать днище – он рано или поздно пойдет ко дну.
17-й участок, напротив, именно за счет сплетен и держался на плаву, продолжая трепать нервы начальникам Базы…
– Ну, и в чем тут соль, в конце-то концов? – не выдержал Туров. Ему давно надоела унбегауновская сага о Начальниках и их указах. – Я в толк не возьму – какие сплетни? Слухи?! Говори прямо!
Унбегаун возвел рыжие очи горе.
– Да уж куда прямее?!
– Я твоих намеков не понимаю, – обиделся Туров.
– Исполнение! Же! Ла! Ний! – крикнул толстяк Унбегаун. И вскинул руки, словно фокусник на арене после удачно выполненного трюка. – Здесь. На Гайе. Недалеко от нас – Лес Тысячи Крыльев. Мы были там с Бородянским.
Туров застыл, глядя в сердитое лицо напарника. А тот, глотая звуки, торопился выплеснуть накопившуюся информацию:
– Аленький цветочек помнишь? Нет? Цветик-Семицветик? Каменный цветок?.. Тоже нет?! Отличное у тебя образование – ничего лишнего!
– Технический университет Самары, – начал было оскорбленный Туров, но немец пылко осадил его взмахом руки:
– Не надо!.. Короче. Исправляем недочеты воспитания. Во всех этих сказках описываются цветы, так или иначе исполняющие желания. В Лесу Тысячи Крыльев – целая поляна таких цветов.
– Не может быть, – сказал Туров.
– Да, – кивнул Унбегаун, – это мы слышали.
Туров опомнился:
– Чепуха. Бред.
Унбегаун молчал.
– Разыгрываешь.
Унбегаун продолжал молчать.
– Не люблю вранья.
Туров отвернулся и, щелкнув кнопкой, включил системы регистрации.
Тут же заверещал аварийный зуммер: на экране Базы, яростно брызгая слюной, метался дежурный, желая немедленно знать – по какой-такой-разэтакой причине оба наблюдателя 17-го участка оказались вдруг недоступны для Базы. Тем более – одновременно! А?!
И Туров, и Унбегаун, вытянувшись по стойке «смирно», перенесли нахлобучку весьма равнодушно.
Среди ночи Туров проснулся, весь в испарине. Дрожа, зажег свет рядом с изголовьем, и сел, свесив ноги с кровати.
Кошмар вернулся. Прежний, забытый, так старательно вытертый из его памяти целой футбольной командой профессиональных психологов.
И вот он снова пережил его весь. От начала и до конца. Все, как в первый раз.
А ведь он почти поверил тогда своему отцу, который клятвенно клялся, что девушка цела и невредима. Что с ней все будет в порядке. И уж по крайне мере – чьей-чьей, а уж его-то, Турова-младшего, никакой вины в том нет, что она… она…
Туров не выдержал – всхлипнул. И принялся вытирать слезы ладонью.
Каким же надо быть дураком, чтобы поверить в утешения родителей. Разумеется, он был еще маленьким и зеленым тогда – что такое в наше время 12 лет, если обучение в школе заканчивают в 25? Но ведь слабоумным он не был!
Такие сны не накинулись бы на человека, ни в чем не виноватого. Это было ясно с самого начала. С появления в его жизни всей этой орды психологов и психотерапевтов, со всеми их приемчиками и доброжелательными улыбками, побуждающими к доверительным беседам.