Страница 77 из 163
— «Тут вы совершенно правы», — Дьюри жестом приказал Альве шагать дальше. — «Вы уж точно не покинете Азуру в обозримом будущем».
— «А я и не против», — ответил Альва. — «И спасибо за это».
Сделав несколько шагов, Дьюри повернулся к Нэвилу, снимая с плеча “Лансер”.
— «Хотите к профессору сходить?» — спросил он.
— «Да», — ответил Нэвил, неожиданно для самого себя будучи не в силах оторвать взгляд от винтовки. И дело тут было даже не столько в том, что Дьюри с ней в руках выглядел так, словно бы переживал, что Альва ускользнёт от него и нападёт на какого-нибудь ребёнка. Просто сам вид винтовки приковал к себе всё внимание Нэвила, хотя он уже сотни, и даже тысячи раз видел такие раньше. В Джасинто винтовка была столь неотъемлемым атрибутом внешнего вида солдат, что Нэвил их порой даже в упор не замечал. Но вот теперь, глядя прямо на оружие, он понял, что у него появилась задача, которую нужно выполнить.
— «Капитан, можно попросить вас об одолжении?» — спросил Нэвил.
— «Постараюсь вам помочь».
— «Вы не могли бы научить меня пользоваться “Лансером”, пожалуйста? Взамен просите, чего пожелаете».
Несколько секунд Дьюри хранил молчание, а затем кивнул.
— «Само собой. В наше время каждый человек должен знать, как обращаться с оружием».
Гражданские в Тирусе обычно оружием не владели, так как всецело полагались на солдат.
— «Ну… Тогда придумайте, чем я вам смогу отплатить».
— «Научитесь стрелять так же метко, как настоящий солдат», — ответил Дьюри, почти что улыбаясь. — «Вот этим мне и отплатите».
Нэвил ещё некоторое время смотрел вслед удаляющемуся от него капитану, обдумывая его ответ, а затем продолжил свой путь к смотровой площадке по тропе между скалами. Срезав через сады с фонтанами, где струйки журчащей воды сбегали по золотистым камням, доктор направился обратно к башне имени Ланды. Он изо всех сил пытался переживать за судьбу Альвы, но его всё ещё не покидали мучительные сомнения по поводу того, как бы всё обернулось, если бы мир был предупреждён о существовании Саранчи ещё до “Дня Прорыва”. Лифтовая кабина, представлявшая собой широкую площадку, неспешно поднималась на верхний этаж, дав Нэвилу время разложить у себя в голове всё по полочкам.
“Надо досконально обговорить этот вопрос с Адамом. Нельзя же всю оставшуюся жизнь копить в себе эту бурлящую злобу”.
Но, на удивление, постоянно сердиться было непросто. Нэвил знал людей, которые годами на кого-нибудь зуб точили, доводя свою испепеляющую ненависть до предела, но у него самого на такое сил не хватало. Он пришёл к выводу, что злость — это своего рода зверь, в какой-то момент покинувший родную нору и начавший жить сам по себе. О нём надо было постоянно заботиться и покармливать, а затем он превращался в домашнее животное, подаренное избалованному ребёнку. Тот порадовался новой игрушке, но через несколько дней совершенно о ней позабыл, оставив питомца дальше влачить своё существование, а теперь винит себя в этом, ведь животное надо постоянно выводить на прогулки, хотя только и мечтаешь, как бы кто-нибудь у тебя его забрал. Нэвил считал, что просто обязан чувствовать гнев из-за столь высокомерного и безответственного поступка Адама, ведь тот и впрямь сотворил нечто ужасающее. Но масштаб последствий его решения оказался столь необъятен, что казался невозможным для обычного человека.
“Как и “Молот Зари”. Полагаю, я тоже убил миллионы людей. Может, даже миллиарды. Их уничтожили мои расчёты, мой труд. Хотя сам я сроду даже морду никому не бил”.
Нэвил понял, что, раз ему силой приходится заставлять себя злиться на кого-то, значит, тяготит его вовсе не это. Может, он страдал просто от того, что стал чужим для профессора. За последние пятнадцать или шестнадцать лет Адам стал для него наставником и другом, почти что заменив отца, и подобное так просто не выкинешь из головы.
“Но ведь он доверился мне. Он рассказал мне всё, пусть и слишком поздно. Он не мог поделиться всем этим с Маркусом, а ведь тот его сын родной. Либо Адам счёл, что мне куда лучше удастся понять его мотивы, либо же полагал, что пережить мою злость будет куда проще, чем разочарование Маркуса”.
Лишь те, кто тебе и впрямь небезразличен, способны по-настоящему причинить тебе боль.
Верхние этажи башни имени Ланды больше напоминали лабиринт. Покинув кабину основного лифта, Нэвил направился к одному из небольших лифтов, ведущих к покоям на верхнем этаже. Неудивительно, что Эстер Бэйкос так разозлилась, когда сюда Адама привезли. Он ведь даже не числился в списке обязательных к перевозке на остров специалистов, а в итоге ему выделили лучшее жильё, а также предоставили полное управление проектом по изучению Светящихся. А ведь он ко всему же ещё и простым физиком был. Это немало задело самолюбие доктора Бэйкос, но на острове учёных не окружала постоянная атмосфера ужаса и разрухи, как в Джасинто, которая помогла бы им отбросить все разногласия и сконцентрироваться на решении настоящей проблемы.
Пройдя по коридору, Нэвил побарабанил костяшками пальцев по двери квартиры на верхнем этаже. Видимо, замком можно было управлять на расстоянии, потому что, когда дверь отъехала в сторону, Адам сидел за антикварным столом из красного дерева и перебирал бумаги. Нэвил никогда раньше тут не был.
— «Привет, Адам», — заговорил он равнодушным тоном, решив, что так проще будет завязать разговор. — «А зачем на входе герметичная дверь установлена?»
— «У меня тут небольшая лаборатория оборудована. Тут всё спроектировано для того, чтобы сдержать распространение какой-либо инфекции. Не думаю, что сюда вообще планировали физика заселять», — ответил Адам, выдавив грустную улыбку, а затем встал из-за стола. — «Заходи, Нэвил. Там кофе варится. Всё как в здании Управления оборонных исследований, да?»
Нэвил сел на один из роскошных кожаных диванов. Покои Адама куда больше напомнили ему Холдейн-Холл, нежели их старый кабинет, и доктор задумался, почему Прескотт поселил профессора именно сюда. Может он, словно добрый смотритель зоопарка, решил поместить его в условия, наиболее приближенные к его привычной среде обитания? Или же здесь проще всего было следить за Адамом?
— «Вам рассказывали последние новости о Маркусе?»
Адам, скрывшись в другой комнате, вышел оттуда с серебряным кофейником и двумя фарфоровыми чашками.
— «Да», — ответил он.
— «И что?»
— «Дела у него не очень. Так получилось, что его… В общем, ему устроили взбучку».
От того, что Нэвил уже был в курсе всех этих сплетен, слышать подобное напрямую из уст Адама легче не становилось. Доктору непросто было выразить своё искреннее сострадание так, чтобы профессор себя ещё гаже не почувствовал.
— «Они ведь на нём просто злобу вымещают, да?» — спросил Нэвил. — «Мне и впрямь очень жаль, честно».
— «Надо было меня туда отправить, так ведь?»
— «Я такого не говорил».
— «Нет, это я сам так считаю. Смотри, тут даже настоящий тростниковый сахар дают, а не просто подсластитель какой-то», — Адам бросил в чашку несколько кубиков сахара, которые плюхнулись о поверхность кофе. — «Так что я просто не могу жаловаться на то, что меня тут взаперти держат, в то время, когда с Маркусом такое происходит… Выходит, мы с тобой снова начали общаться?»
— «Полагаю, что да. Дело в том, что у вас явно сейчас проблем по горло, и, вероятно, вы потратили на меня куда больше времени и сил, чем на Маркуса. О подобном так просто не забудешь», — несмотря на всю искренность этих слов, Нэвил заметил, как Адам аж вздрогнул от подобных речей. — «Не стану притворяться, что ваш поступок не вызвал у меня… скажем так, отвращения. Вы причинили мне немало боли, поразили до глубины души. Я до сих пор ещё до конца не разобрался в том, как к этому относиться, да и по-прежнему не верю в то, что вы так поступили. Но мы оба — пленники этого места, которым будет куда проще решить возникшие проблемы, не отвлекаясь на вражду и междоусобицы».
В комнате повисла гробовая тишина. Может, Адаму надо было почувствовать, что он не одинок, потому как, вероятно, он впервые в своей взрослой жизни понял, что сам с этим не справится. Нэвилу было жаль его. Как не сострадать человеку в такой ситуации? Адам поступил так вовсе не по злобе, а лишь из-за невероятной наивности, совершенно несвойственной человеку с его феноменальным интеллектом и немалым боевым опытом.