Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 157 из 163

— «Вокруг “Глыбы” сейчас около пятисот червей. Может, и с тысячу. Спецназовцем ты был отменным, Сантьяго, даже для тебя это слишком много».

— «Я сумею пробраться туда в одиночку».

— «Сантьяго, давай в вертолёт», — влез без приглашения в их разговор наблюдавший за ними Мэнселл.

— «Чёрт вас дери, сэр!» — Дом не сводил глаз с полковника, совершенно проигнорировав приказ Мэнселла. В его голосе почти что проскользнули всхлипы. — «Как вы можете с ним так поступить?! Как вы можете так поступить со мной?! Я пойду за ним, и если хотите остановить меня, то придётся пристрелить к хренам на месте!»

Развернувшись, Дом трусцой направился к “Броненосцам”, припаркованным у края вертолётной площадки. Заметно потрясённый Мэнселл повернулся к Хоффману.

— «Сэр, вы что, и впрямь позволите ему так себя повести, да?» — спросил он.

“Да, ещё как позволю, чёрт подери”, — подумал Хоффман. Ничего лучше подобной затеи он придумать не мог, хотя и этого всё равно было мало.

Пробежав несколько метров, Дом обернулся и прошёл несколько шагов спиной вперёд, почти что спотыкаясь. Выражение его лица явно говорило о том, что он до сих пор не верит в происходящее.

— «Я верну его сюда, сэр, слышите?» — пообещал он.

Хоффман уже и сам не понимал, заслужил ли Маркус такие злоключения. Конечно, это не меняло того, что Феникс успел натворить, равно как и не значило, что отправить обратно в тюрьму на его поиски целый взвод согласных на это солдат и, вероятно, тоже их всех потерять — это верное решение. Но Маркус ведь из Двадцать шестого Королевского полка Тиранской пехоты. Он был не просто однополчанином, а членом большой семьи, и, несмотря на всю злость и смятение Хоффмана, полковник всё же не хотел, чтобы Маркус погиб. Дом, как и его брат Карлос, готов был собственную жизнь ради этого отдать.

“А пошёл бы я на подобное ради другого солдата из какого-нибудь ещё полка? Нет. Я бы поступил так, чтобы сохранить жизни большинству. Но люди всегда говорили, что зря меня на подобную должность поставили. Вот сейчас я это и докажу”.

— «У меня нет времени отговаривать тебя, Сантьяго!» — крикнул ему в ответ Хоффман.

“Ты ведь знаешь меня, Дом. Мы вместе брали мыс Асфо, вместе сражались на перевале Госсара. Ты ведь знаешь, что я самый обычный человек, а не чудовище какое-то. Пойми же то, что я говорю тебе”.

— «А если ты отправишься на эту сраную вылазку без второй винтовки и запасных бронепластин, то я твоему трупу потом такого пинка под жопу дам, что улетишь в госпиталь Райтмана!» — прокричал полковник.

Дом замер на месте. На мгновение он легонько нахмурился, отчего Хоффману, как всегда, показалось, что Дом сейчас расплачется, внезапно застигнутый столь неожиданным поступком. Губы Дома шевельнулись, но, так и не сумев ни слова вымолвить, он открыл боковой люк БТР. Но вместо того, чтобы прыгнуть за штурвал, он всего лишь отстегнул крепления бортового робота по имени “Джек”, являвшегося одним из последних роботов с интеллектом, что остались у армии КОГ в рабочем состоянии. Развернув сдвоенные манипуляторы, служившие ему руками, небольшой робот выбрался из своего отсека, зависнув в воздухе рядом с Домом в ожидании команды. Бросив взгляд на Хоффмана, Дом бегом бросился в сторону, а “Джек” направился за ним, паря на высоте головы.

— «Чёрт, да что вы творите, сэр?!» — воскликнул совершенно огорошенный Мэнселл. — «Он же этого проклятого робота с собой забирает, а это последний прототип!»

— «Ай-ай-ай, вот же мелкий негодный воришка», — ответил Хоффман, отворачиваясь. Шансов у Дома незаметно пробраться в “Глыбу” было куда больше, если он не станет подъезжать туда на такой здоровенной шумной машине, как “Броненосец”, которая будто сама напрашивается, чтобы её обстреляли. Дом до сих пор мыслил, как спецназовец. А ещё он и для Маркуса винтовку прихватил, хотя и на это так или иначе все глаза закроют. — «Дисциплина в последнее время вообще ко всем херам скатилась. Ух, какую же я строгую служебную записку по этому поводу накатаю».

— «Сэр, да его на гаупвахту за такое надо отправить! Нельзя же так просто…»

— «Всё верно, но вы вдруг ослепли, лейтенант, а я оглох, так что откуда нам точно знать, что же именно случилось? Всё, полетели», — Хоффман зашагал к вертолёту. Убедившись, что Мэнселл его уже не слышал, полковник понадеялся, что судьба, бог, или кто там ещё, подслушав его, вероятно, захотят помочь Дому.

— «Удачи, Дом», — пробормотал себе под нос полковник. — «Верни его, слышишь? Целым верни».

Полковник понимал, что в момент появления Маркуса, ему придётся покорчить возмущение подобному грубейшему нарушению приказов, но это не проблема. С одной стороны Хоффман был в ярости от того, что Маркус вообще всю эту херню затеял, а с другой у него вызвало отвращение то, как он на данную ситуацию отреагировал, желая сделать всё по правилам. Если он там станет вымаливать прощения у Маркуса, то это неслабо подорвёт боевой дух остальных солдат.

Забравшись в пассажирский отсек, Хоффман опустил взгляд на Аню. Для такой миловидной девушки было довольно непросто выглядеть столь подавленной, но именно так Аня и выглядела. Она не столько сплела пальцы рук, лежавших на коленях, сколько скрутила их в узел.

— «Чёрт подери», — спокойным голосом заговорил Хоффман, присаживаясь рядом с ней. — «Ох уж этот Дом! Приказы мои нарушает. Вот же мудак, да? Прошу прощения за лексикон, лейтенант».



— «Извините, но вы о чём, сэр?»

— «Забрал “Джека” и вприпрыжку понёсся к “Глыбе”, как заяц, вместе со второй винтовкой и запасной бронёй. Чёрт, да когда война закончится, он у меня неделю гальюны драить будет вне очереди».

Аня в ответ лишь взглянула на него, а затем прикрыла глаза на мгновение.

— «А, понимаю».

— «Я вовсе не горжусь собой, Аня», — похлопал её по руке полковник.

— «Даже лучшие из нас порой совершают ужасные поступки», — ответила Аня. — «И причину этому мы и сами не знаем».

— «Так и есть».

— «Я про Маркуса говорила».

— «А я про себя».

Когда-то Маркус совершил поразительно нетипичный для себя поступок, а теперь вот и Хоффман последовал его примеру. Только вот полковник ещё находился в неведении, какое же из его решений окажется хуже всех остальных: то, что он тут же не бросился за Маркусом, или то, что он позволял своему любимчику несколько больше, чем любому другому солдату. Хоффман не был уверен, в расчёте ли они теперь с Маркусом, или же это просто один из суровых жизненных уроков о единообразии человеческой природы. Иногда даже человек, который всю жизнь парился о своих моральных ориентирах, мог совершить немыслимый поступок, поддавшись секундной слабости, пусть даже и понимал, что всю жизнь по правилам прожить не выйдет.

“Это я о нём сейчас, или о себе?.. Чёрт тебя подери, Маркус, в кого же ты меня превратил?..”

— «Соротки, твою мать, мы тут так и будем весь день сидеть?!» — рявкнул Хоффман. — «Заводи корыто и жми педаль в пол!»

Вертолёт оторвался от площадки. Потянувшись к полковнику, Аня сжала его руку, забыв на мгновение обо всякой субординации.

— «Спасибо, сэр», — сказала она. — «Он расплатился по долгам, хотя я и понимаю, что искупать свою вину он будет до конца жизни».

“Как и я сам. У каждого из нас есть свои Кузнецкие Врата”.

— «Да, по долгам расплатился», — сказал Хоффман.

ГЛАВА 18

«Уже прошло несколько часов. Я не слышу ничьих голосов за дверью. Рив так и не вернулся. Червям до меня не добраться, но я сам оказался в ловушке. Так что… Наверно, все считают меня погибшим. Ну, если они меня найдут, то и это письмо тоже. А если на тот момент будет уже слишком поздно, то, по крайней мере, ты будешь знать, о чём я думал в последние минуты жизни: о тебе».

(Из письма заключённого №B1116/87 Феникса М.М.

для лейтенанта Ани Штрауд.

Письмо не было отправлено.)