Страница 156 из 163
— «Ага, как и сам Маркус не бросил на произвол судьбы моего брата у моста Канцелярского суда», — едко заметил он.
В комнате оперативного штаба повисла внезапная тишина, нарушаемая лишь шипением помех в радиоканалах, открытых для передачи, и еле слышным жужжанием принтера.
— «Уходите оттуда», — повторил полковник. Феникс вовсе не для всех обладал статусом настоящего героя. Это замечание от радиста уязвило полковую гордость Хоффмана. — «Это приказ, Щехтер. Оставьте его там. Мы проверим тюрьму ещё раз, когда атаку отобьём, если вообще отобьём».
Теперь же полковнику предстояло сделать самое тяжёлое дело: взглянуть Ане в глаза.
— «Лейтенант, вы определились с точкой встречи с Кимом?» — спросил он.
Аня так и сидела, прижав руку к наушникам. Несмотря на её внешнее спокойствие, Хоффман заметил, как она покусывала нижнюю губу, что было совсем не в её духе. Подойдя к Ане, полковник тронул её за плечо.
— «Пойдёмте, лейтенант, пора выдвигаться. Надо провести инструктаж Киму. Технические данные готовы?»
— «В процессе, сэр», — ответила Аня, даже не взглянув на него. Причинение ей таких душевных мук для полковника оказалось даже тяжелее, чем необходимость повернуть тот командный ключ, испепеливший города на поверхности Сэры. — «Надо ещё распечатать кое-что. Через пять минут всё готово будет».
— «Хотите, чтобы я сообщил председателю о том, что Щехтер… завершила эвакуацию заключённых?» — спросил Матьесон.
— «Да», — кивнул Хоффман. — «Я знаю, что ты всё ему тактично обрисуешь, но необязательно лгать, чтобы меня прикрыть».
— «Понял, сэр».
Подобное решение далось ему охереть как тяжело, но полковник вынужден был так поступить. Если же Прескотту не понравится его выбор, то единственным вариантом для председателя остаётся отмена распоряжения главы штаба обороны с последующим приказом Щехтер на возвращение к тюрьме через отряды червей. Если Прескотт так и поступит, то его рабочие отношения с полковником станут весьма натянутыми.
“Блядь, и что мне теперь, Феникса до конца жизни оплакивать? А стал бы я точно так же подставлять под удар целый взвод ради какого-нибудь мудака из полка герцога Толлена? Или вообще любого другого подразделения?”
Это как раз и была одна из тех вещей, которые приходилось делать во время войны, и, чем выше звание, тем чаще. Хоффман понимал, что будет сожалеть об этом до конца своей жизни. Но решения своего изменить он просто не мог, пусть даже и весь тот взвод готов погибнуть ради спасения Маркуса, ведь это не им решать было, а самому полковнику. Ради одной жизни несколькими никто не рискует, даже ради Маркуса.
Хоффман направился к двери. Прихватив свою папку, Аня быстрым шагом направилась за ним в полнейшем молчании: никаких возражений, никакой мольбы, ни даже слезинки на её щеке.
“Да пошёл ты на хуй, Маркус. Вот обязательно это ты должен быть, да? Я четыре года подряд по ночам в поту ворочался из-за тебя. Вроде только смирился с этим, и тут ты снова за своё принялся. Я бы и сам не захотел, чтобы за мной возвращались. Мы ведь постоянно бросаем людей на произвол судьбы, а позже возвращаемся за ними. Порой им удаётся продержаться до нашего возвращения. А порой мы просто оставляем их там. А ещё бывает и так, что я остаюсь на мосту Канцелярского суда в тяжёлой ситуации всего лишь с парой солдат, а у их товарищей уже и время на исходе, да и удача от них отвернулась”.
Боевой информационный центр почти что целиком состоял из длинных коридоров, по которым эхом разносился стук ботинок об плиточный или паркетный пол. Казалось, что до вертолётной площадки им предстоит идти целую вечность, а такой долгий путь в молчании пройти непросто. Хоффман ждал, что Аня в итоге разрыдается, принявшись умолять его вернуться за Маркусом. Он почти что сам этого хотел, чтобы появился хоть какой-нибудь повод передумать. Но Аня ни слова не произнесла. Она была так похожа на свою мать: думала только о долге и не теряла здравомыслия. Разве что, не пыталась пойти на какой-то безумный риск, ведь прекрасно понимала, чем всё может обернуться.
Выйдя из здания, они увидели, как лейтенант Мэнселл корчит из себя старшего по погрузочным работам у вертолётов. Кивнув Хоффману, он показал на “КВ-239”.
— «Ничего, если без командира экипажа полетите?» — спросил Мэнселл. — «Мне пришлось на целый день пересадить Митчелла на другой борт».
— «Справимся, лейтенант», — ответил Хоффман, придерживая кепку на голове, чтобы её не сорвало ветром от лопастей. Осмотревшись по сторонам, полковник заметил, как к ним трусцой направляется Дом.
— «Аня, залезай», — Хоффман махнул рукой в сторону вертолёта, чтобы Штрауд села внутрь. — «Подойду через две минуты».
Обернувшись, Аня заметила Дома, но всё же не сбавила шаг, покачиваясь на каблуках. Хоффман понимал, что сейчас ему придётся объясниться за своё решение. Нормальный полковник на его месте бы просто развернулся и пошёл дальше своими делами заниматься, но Хоффман просто не мог так поступить с Домом, ведь тот заслуживал узнать обо всём.
— «Сэр!» — крикнул Дом и, ускорив бег, пулей метнулся к ним через вертолётную площадку. Хоффман и понятия не имел, откуда Дом тут вообще взялся, но тот прижимал пальцем кнопку передачи на наушнике, будто бы разговаривая с кем-то по рации на бегу. — «Сэр!»
— «Мне с тобой поговорить надо, Сантьяго».
— «А мне с вами, сэр», — Дом затормозил уже прямо перед Хоффманом, не обратив совершенно никакого внимания на Мэнселла. — «Я правильно всё понял: мы Маркуса там бросаем?»
— «От кого ты это узнал?»
Дом потупил взгляд. Ему даже не надо было вслух говорить, что узнал он всё это от Прескотта. Этот изворотливый ублюдок не стал бы идти на такую наглость, как отмена приказа Хоффмана, прекрасно понимая, что ему только и надо, что, вызвав Дома по рации, сказать тому, насколько глубоко Маркус в говне увяз. Дом сам бы всю работу за Прескотта сделал. Чёрт, а председатель и впрямь на Маркусе зациклился по каким-то причинам. Неужели мнение бойцов из Двацать шестого Королевского полка Тиранской пехоты имело для него такой вес? Что-то тут не сходилось, но Хоффману некогда было сейчас обо всём этом размышлять.
— «Я жду ответа, Сантьяго», — потребовал полковник.
— «Не могу сказать вам, сэр».
— «Ну, ладно. Но ты всё правильно понял».
— «А остальных-то мудаков вы вытащили оттуда».
Весь мир вокруг полковника рушился прямо у него на глазах. Всё выражение лица Дома говорило о том, какие же страдания причинило ему подобное предательство. И, что ещё хуже, он был откровенно поражён тому, как его старый командир оказался совершенно не таким, каким сам Дом его всегда считал.
— «Сэр, вы не можете просто так бросить там Маркуса. Так просто нельзя».
— «Хочешь, чтобы я перенаправил туда пару батальонов вместе с поддержкой авиации, чтобы те вышли против бригады червей, потому что есть мизерный шанс, что Маркус ещё жив? Щехтер ведь там одна не справится», — Хоффман едва мог всё это вынести. Хватало и того, что пришлось так Аню расстроить, но разбивать надежды Дома было уже выше сил полковника. Хоффману чертовски нравился этот парень. Если и был у него любимчик, так это точно Дом: храбрый, как настоящий безумец, и верный, словно пёс. Этот человек, не сомневаясь ни секунды, мог бы заслонить тебя от пули собственным телом. А теперь вот Хоффман приказывал Дому бросить на произвол судьбы человека, который в буквальном смысле тому братом был. Карлос давно в могиле, дети Дома тоже погибли, а жену свою он в следующий раз увидит, наверно, только на опознании её тела. — «Мне жаль. Когда отобьём атаку, то вернёмся туда и попробуем его найти».
— «Сэр, не обижайтесь, но я прямо сейчас за ним пойду, чёрт подери!»
“Что же мне делать? Блядь, как же мне поступить сейчас, и как дальше с этим жить?”
Хоффман прекрасно понимал, как ему следовало бы поступить, но его решение уже уступило место какому-то куда более личному, оттого и опасному чувству, которому полковник не позволил когда-то взять над собой верх даже ради Маргарет. Хоффман сделал несколько шагов в сторону вертолёта, а затем остановился и обернулся, прекрасно понимая, что все вокруг слышат его.