Страница 139 из 163
— «Пойду проверю твою почту», — сказал Нико. — «Какого хрена ты раньше не сказал-то?»
— «Потому что почту свою передаю именно тебе».
— «А я отправляю её по внутренним каналам. Чёрт, я и правда делаю это, Маркус. Это не я».
Вновь уставившись на карты, Маркус кивнул.
— «Да, я знаю», — ответил он.
На обратном пути в кабинет Нико задумался о том, а не отправились ли письма в ту же мусорку, куда и все эти проклятые бланки заявок, которые он составлял на ремонт, завоз оборудования и расходных материалов все эти годы. Он всерьёз задумался о том, чтобы лично навестить секретаря в министерстве юстиции и проучить мелкого говнюка, ведь по телефону всё равно препираться бессмысленно.
Мара посоветовала бы ему не лезть в это дело, но в этих стенах всё не так просто было. Это у неё в больнице пациенты приходили и уходили, а заключённые, даже самые свихнувшиеся, жестокие или просто странные, в тюрьме были как соседи, являясь такой же частью круга общения надзирателя, как и его собственная семья. Уставившись на приколотые к стене над его столом списки дежурств и служебные записки, Нико задумался над тем, от чего тут всё раньше загнётся: из-за атак червей или из-за обрушения здания. А может, из-за того, что правительство КОГ решит призвать в армию его самого вместе с обоими его коллегами, а затем с концами закроет это жалкое подобие тюрьмы. А как же они тогда с заключёнными поступят? Прескотт может сам сюда приехать и лично всех расстрелять. Собак не так уж и легко перестрелять было, а ведь там стоял вопрос жизни и смерти. И дело тут было не в благородстве или моральных устоях, а в ощущении того, с него уже хватит, и дальше Нико заходить не станет.
— «Ты ещё тут?» — спросил вошедший в кабинет Кэмпбелл, держа в руках несколько загаженных мухами лампочек, которые позвякивали при тряске. Такой тип лампочек уже давно не выпускали. — «Я думал, ты крыло для психов проверять пойдёшь».
— «Уже проверил», — ответил Нико. Как раз с Кэмпбеллом ему сейчас и надо было поговорить. — «Кстати, ты же почтой занимаешься. Что с ней делают в Доме Правителей?»
— «Кладу всё в почтовый ящик министерства юстиции, затем проверяю, нет ли чего в нашем ящике», — ответил Кэмпбелл. — «А что?»
— «То есть, с секретарём ты лично не встречаешься?»
— «Нет. А что он натворил?»
— «Да мне надо знать, что случилось с почтой для Феникса после того, как он получил первую пару писем».
Кэмпбелл несколько мгновений молча сверлил Нико взглядом.
— «Его письма отлично для розжига пригодились», — спокойно ответил он. — «Ты и сам пару раз от них руки грел. Я их какое-то время собирал, а потом подумал: а зачем их вообще Фениксу отдавать?»
— «Что?!»
— «Так что я все сжёг. Там, в основном, были письма для него. Большая часть от той женщины, некоторые от кого-то ещё. Он несколько писем сам отправил, и их я тоже в топку кинул».
Нико редко когда оказывался столь поражён услышанным. От Оспена можно было ждать любой херни, да даже и от Галлего, но только не от Кэмпбелла. Значит, Кэмпбелл всё же не забыл о своей вражде с Маркусом. Нико ещё не забыл, как его коллега избивал дубинкой Феникса. Но уничтожение писем Маркуса казалось делом слишком мелким, пустяковым и зловредным для обычного человека вроде Кэмпбелла.
— «Ну ты и мразь», — наконец выпалил Нико. — «Что за ебанутая подростковая месть, а? Ты ведь его почти до смерти избил, а затем не придумал ничего лучше, чем сжечь письма его девушки?»
— «Да, так и есть. Ему же по кайфу корчить из себя непрошибаемого крутыша. Но мысль о том, что его девушка бросила его, причинит Фениксу куда больше боли, чем переломанные к хренам кости, да и долго его не отпустит. Ты и сам знаешь, что так и есть».
Нико с трудом понимал, как такое вообще возможно. Просто психануть и избить кого-то — это одно дело. Но подобная неспешная расчётливость, необходимая для такого дела, оставалась за пределами его понимания. Нико пришёл к выводу, что совершенно не знал Кэмпбелла, и что давным-давно должен был это понять.
— «И в чём смысл?» — спросил он. — «Думаешь, он тут живёт как на курорте? Мог бы просто ещё раз избить его до усрачки и успокоиться уже».
— «Смысл в том, что он жив, а те, кого он бросил в бою, уже нет!» — Кэмпбелл ткнул указательным пальцем в сторону Нико. — «Он жив, а мой сын погиб! Он жив, потому что у него богатый папаша был! Когда всё уляжется, его отсюда выпустят и будут чествовать, как настоящего, мать его, героя, как пить дать! Но теперь он понял, каково это: остаться одному и потерять всех, кто ему дорог. Для меня этого вполне достаточно».
— «Сроду бы не подумал, какой же ты больной на голову. Знаешь, что, дружище? Я ему обо всём расскажу».
— «Да я сам это сделаю», — повернувшись к двери, Кэмпбелл вышел из кабинета. — «Я столько лет ждал того, чтобы увидеть выражение на его роже».
— «Он тебе шею к хренам свернёт при первой же возможности!» — крикнул ему вдогонку Нико. — «Ему же нечего терять!»
Какая же всё это тупая херня. В этих стены упекли худших преступников из всех, что водились в КОГ. Эти люди даже друг друга резали, как скот, и глазом не моргнув, а теперь драка начнётся из-за каких-то писем. Нико бросился за Кэмпбеллом, куда больше волнуясь о том, какой эффект этот инцидент произведёт на относительное спокойствие, которое Мерино удавалось поддерживать даже в самые сложные периоды тюремной жизни. Нико вовсе не нужна была вся эта нервотрёпка.
Добравшись до мостков, Кэмпбелла он не увидел. Сначала Нико подумал, что тот просто струсил, или же заскочил отлить по дороге. Но тут до его слуха донеслось, как распахнулась главная дверь на этаже под ним, а затем Нико заметил этого тупого ублюдка, шагающего к камерам, из дверей которых высунулось с дюжину заключённых, прекрасно понимавших, что сейчас начнётся.
— «Где Феникс?!» — требовательно спросил Кэмпбелл.
Нико перегнулся через перила.
— «Кэмпбелл, возвращайся наверх сейчас же!» — крикнул Нико, присмотревшись к Кэмпбеллу, не прихватил ли тот с собой оружия в этот раз. Но у того в руках виднелась лишь дубинка. — «Хватит уже, а?!»
Из коридора, ведущего к кухням, появился Мерино. Кэмпбелл рыскал глазами от камеры к камере, разминаясь перед замесом. Нико пришлось решать, стоит ли рискнуть, спустившись туда самому, чтобы вмешаться? Если этого не сделать, то Кэмпбеллу придётся встретиться лицом к лицу не только с Маркусом, но и со всеми остальными заключёнными. Но Нико так и не успел принять решение, так как Маркус, выйдя из камеры, медленно приблизился к Кэмпбеллу с опущенными, но не расслабленными до конца руками.
— «Ты меня видеть хотел?» — спросил он.
— «Эй, вы двое, а ну разошлись!» — крикнул Нико. — «Хватит хуйнёй заниматься! Вы что, дети малые что ли?!»
Кэмпбелл даже не моргнул, приблизившись к Маркусу почти вплотную.
— «Ты насчёт почты спрашивал», — начал он. — «Так вот, все те письма, что эта твоя сука тебе слала — я их все сжёг до последнего. И даже те, что ты ей слал. Просто хочу, чтобы ты всё знал. Я сделал это, потому что ты трусливый кусок говна».
На всём этаже повисла гробовая тишина. Заключённые следили за происходящим, затаив дыхание. Нико, видевший лишь спину Маркуса, не знал, какое выражение приняло лицо того. Зато он заметил, какое выражение приняли лица наблюдавших за Фениксом заключённых.
Маркус очень медленно качнул головой, как он обычно делал, а затем просто с дикой силой вломил Кэмпбеллу боковым ударом справа так, что хруст на весь этаж был слышен. Никакой ругани, никаких толканий, с которых обычно драка и начинается, ничего подобного. Маркус просто уложил Кэмпбелла одним ударом на пол, а затем набросился на него. Заключённые разразились воплями и восторженными криками, но Мерино жестом приказал им не вмешиваться. Уже никто не услышал орущего Нико, который понимал, что даже если сейчас туда спуститься, то Кэмпбелла всё равно до состояния желе изобьют.
Кэмпбеллу тоже удалось пару раз ударить Маркуса, но тот был куда крупнее, да и злости в нём скопилось до хрена. Он принялся так сильно метелить Кэмпбелла, что Нико решил, будто Феникс не уймётся, пока не убьёт надзирателя. Может, тут дело касалось не только его девушки. Затем Маркус прекратил избиение, словно бы какой-то внутренний голос сказал ему, что хватит. Оттащив Кэмпбелла за ноги к столу, Феникс швырнул его спиной на столешницу и одной рукой сдавил горло.