Страница 130 из 163
— «Да всё нормально со мною будет. Я в прошлую войну в тылу Остри работу вела, так что с Саранчой какой-то явно справлюсь».
— «Но ты вовсе не обязана этим заниматься».
— «Но и на Азуре я всё время сидеть не могу. Адам и Нэвил — единственные, кто представляет там хотя бы относительный интерес», — вскочив на ноги, Сеттайль внезапно вновь приобрела энергичный и оживлённый вид. — «Пора бежать, милый. Я точно не могу позаимствовать у тебя Маркуса Феникса?»
— «Точно. Что я Адаму скажу, если что-то пойдёт не так?»
— «Тебе и впрямь надо научиться убедительно лгать. Вот прям брать и бесстыдно вешать на уши отборную лапшу. Все эти твои отточенные и выверенные способы формально говорить правду тебе не помогут. Это не как в политике, тут не до боязни потерять кредит доверия или прочитать в газете постыдную статью о себе, когда конец света уже не за горами».
Почти что забавная выходила ситуация: шпион поучает политика, что пора перестать быть таким честным. Перед тем, как покинуть кабинет, Сеттайль, усмехнувшись, потрепала Прескотта за волосы. Никто не делал этого по привычке с тех самых пор, как маленькому Ричарду исполнилось семь лет. Приятно было хотя бы на мгновение выйти из повседневной роли председателя Прескотта.
“Нет, тут всё дело в том, чтобы сохранить душевное спокойствие. Каждому надо выговориться кому-то, чтобы сбросить камень с души”.
Через две минуты Джиллиан тихо и осторожно открыла дверь в кабинет, словно заправский священник.
— «Сэр, вы пойдёте в боевой информационный центр? Полковник Хоффман через полчаса проведёт совещание».
— «А, значит, он не планирует вести атаку сегодня?»
— «Я знаю, как он бывает груб, сэр, но он не со зла».
Прескотту пришлось сделать усилие над собой, чтобы перестать испытывать жалость к Хоффману. Он своё место занимал не просто так, как и все остальные. Как и сам Ричард Прескотт, в общем-то. Дэвид Прескотт всегда предупреждал сына о том, что, как только тот позволит хоть каким-то отношениям в своей жизни стать больше, чем полезной необходимостью, так сразу и рассыплется его непрошибаемая оболочка, необходимая для принятия решений такого рода, какие недоступны другим людям из-за их эмоциональной привязанности. Долгом председателя являлась забота обо всех, а не о ком-то в отдельности. Это был единственный способ пережить эту игру с числами, в которую обречены были играть все государственные деятели: пожертвовать одной жизнью ради многих, потерять что-то одно, чтобы заполучить намного больше. За свою карьеру Прескотт не раз оказывался в положении, когда его держали в неведении, но он понимал причины таких ситуаций, напоминая себе о том, что Хоффману ничего не рассказывают из благих побуждений. Однако оболочка и впрямь начала давать трещину. Надо бы следить за этим.
— «Ну, по крайней мере, подбодрю его рассказами о проекте светомассовой бомбы», — застегнув мундир, Прескотт взял со стола свою кожаную папку с бумагами. — «Кстати, не будете ли столь добры раздобыть мне ещё этого печенья с патокой? Раз уж мы скоро отобьём обратно пустошь Уэнлау, то я хотел бы навестить сына Адама и порадовать его угощением. А то, знаете, они ведь там уже собак есть начали».
— «Да, мне рассказывали», — Джиллиан содрогнулась от отвращения. — «А ведь у них глисты есть, самые настоящие глисты».
От его кабинета до боевого информационного центра путь был недолгий. Когда-то ради этого можно было отложить дела и совершить приятную прогулку через дворы и сады, дыша свежим воздухом. Как и в другие дни, сегодня стояла солнечная погода, но общее благоухание в воздухе перекрывали запахи битого кирпича и обожжённого лака, а также смоляной аромат распиленных досок. Бригады ремонтников вновь латали здания Дома Правителей. Риверы и небольшие диверсионные группы трутней лишь иногда атаковали это место, не столько ради того, чтобы реально причинить ущерб, сколько для достижения эффекта психологического давления, донося мысль: “Мы можем добраться до вас даже в самом сердце вашего города”. Ремонт же административных зданий парировал эту мысль, неся в себе посыл: “А мы всё равно продолжим бороться”. Причём адресовано это было, по задумке Прескотта, даже не врагу, а жителям Джасинто. С Саранчой напрямую общаться пытался лишь Адам Феникс, и ничего хорошего из этого не вышло.
По бокам от Хоффмана, проводящего инструктаж для командиров батальонов и старших офицеров сержантского состава в зале для совещаний, находились Аня Штрауд и тот молодой лейтенант, что ноги потерял. Матьесон — вот как его звали. Доннельд Матьесон. Это его первая неделя работы в боевом информационном центре, в течение которой он должен был освоить азы нового ремесла. Прескотт подошёл к нему ещё до того, как кто-либо успел обратить внимание на вошедшего в комнату председателя, а затем обеими руками пожал правую ладонь паренька. Такое проявление вежливости было целым искусством. Когда-то отец учил его: «Веди себя так, Ричард, чтобы люди начинали чувствовать свою важность. Надо, чтобы им казалось, что ты и впрямь потрудился узнать их имена и биографию».
— «Рад, что вы снова с нами, Доннельд», — сказал Прескотт. Он, конечно, не мог вспомнить, виделись ли они раньше, так что эта фраза была чистой формальностью. Возможно, Матьесон мимо него уже сотню раз проходил, но председатель не видел лица того из-за шлема. Он был ужасно молод, да так, что председателю не по себе стало от того, как же несправедливо с ним жизнь обошлась. — «Если что-то понадобится, сразу ко мне обращайтесь».
— «Спасибо, сэр», — Матьесон засиял от счастья.
Хоффман лишь бросил взгляд на Прескотта и, приветственно кивнув, продолжил инструктаж. Судя по его внешнему виду, он уже не первую неделю выспаться нормально не мог, да и Штрауд тоже выглядела измученной. Отойдя обратно в угол, Прескотт принялся слушать доклад, во время которого из висящего под потолком проектора на доску отображались карты с отметками позиций Саранчи. Хоффман провёл по прозрачному листу пальцем, отбрасывающим толстую чёрную тень на изображение.
— «Так, народ. Согласно данным двухчасовой давности, черви отступили вот до этой отметки. По большей части это трутни и бумеры. В данный момент три батареи Шестого полка Артиллерийского дивизиона принца Озора выбивают их с территории Западной Баррикады, а 802-ая эскадрилья “Воронов” обстреливает брумаков. Теперь самое главное — это время. Мы не знаем, сколько у нас есть до того, как черви вновь отправят риверов в бой. Поэтому мне надо, чтобы все солдаты с северо-западной границы города и коридора Восточной Баррикады собрались здесь», — Хоффман постучал пальцем по площади Бродьё на карте. — «Роты “Альфа” и “Эхо” должны продвинуться вот сюда и зачистить местность, осматривая одно здания за другим. Роты “Коннаут” и “Шеврон” сместятся в эти стороны и возьмут в кольцо позиции червей на шоссе к Андиусу. Я хочу, чтобы трупы червей в десять слоёв там ковром лежали, так что за работу, народ. А, да, Росси?»
— «Да, сэр?»
— «Не уезжай без меня, понял?»
Прескотт пронаблюдал за тем, как офицеры и сержанты почти что бегом бросились из комнаты для совещаний, полные решимости. Хоффман был рождён для этого. Именно из-за этого он представлял куда большую ценность, выполняя свой долг именно в Джасинто, а не сидя на Азуре и занимаясь стратегическим планированием вместе с Бэрдри. Несмотря на командирский статус, полковник принимал непосредственное участие в боях, желая разделить этот тяжкий труд с простыми солдатами, которым это было по нраву, оттого они на всё готовы были ради него. Прескотт когда-то думал, что это весьма умелый способ людьми руководить, но довольно быстро понял, что Хоффману просто хотелось самому сражаться, закончить все эти войны и сохранить жизнь наибольшему числу своих людей, а больше его особо ничего не волновало. А ещё полковник был готов пойти на что угодно ради победы. Не сказать, что его послужной список блистал безупречностью, но бог тому свидетель, Хоффман своего добиваться умел. Одним из первых решений Прескотта, которого буквально втолкнула в кресло председателя смерть Дальелла, было устроить всё так, чтобы Виктор Хоффман оказался в очереди на пост главнокомандующего наземными войсками.