Страница 108 из 163
— «Надеюсь, травматолог сегодня хоть немного протрезветь успел к выходу на смену».
— «Я всегда проверяю график их дежурств», — ответил Эйгл. — «Сегодня Хейман оперирует, что повышает шансы выживания Матьесона».
— «Надо будет с ней хоть познакомиться. Она опыта в хирургии накопила уже почти как военврач», — пробормотал Хоффман, мысленно заставляя себя не зацикливаться на всём этом и заняться чем-нибудь полезным. Он решил поступить, как и всегда, когда узнавал подобные новости. Надо было выйти из четырёх стен и самому встретиться лицом к лицу с этим миром. — «Пойду проверю, как там дела у артиллерийских расчётов. Пора бы уже снова там лично появиться. Вернусь через час-другой».
— «Вызвать вам машину, сэр?»
— «Я “Тяжеловоз” возьму, не надо ещё и водителей напрягать».
— «Лейтенант Штрауд вернётся на смену в 15:00».
Аня обычно работала в две смены, и Хоффман её вполне понимал. Она хотела забить каждую секунду своего бодрствования работой, чтобы не думать ни о чём кроме дела. Хоффман и сам пытался так делать, только вот это не всегда срабатывало. Он знал, что Аня сопровождала Дома во время его бесконечных вылазок на поиски жены, но сам не мог всё бросить и тоже с ними поехать. Лучшим способом провести свободное время для полковника был сон. А чтобы достичь нужного эффекта, приходилось заниматься работой, пока уже глаза слипаться не начинали, после чего полковник валился как подкошенный на кушетку в казарме для офицеров.
В последнее время, Хоффман, едва проснувшись, тут же напрочь забывал, что ему только что снилось. Но закрученная в узел простыня и насквозь промокшая от пота подушка в момент резкого пробуждения свидетельствовали о том, что сны у него всё же были. Порой природа всё же могла сжалиться над человеком.
— «Эйгл, будь добр», — начал Хоффман, натягивая перчатки, — «проследи, чтобы она хоть чем-нибудь перекусила, ладно?»
— «Будет сделано, сэр».
Стоявший у здания “Тяжеловоз” был из числа тех старых развалюх, что переделали под работу на очищенном пищевом масле. Ему уже и так неслабо досталось от попавших вблизи снарядов. Покрытая следами сварки, выправленная при помощи кувалды и покрытая шляпками заклёпок обшивка и ходовая часть вряд ли бы выдержали ещё один взрыв во время боевого выезда. Пошарив рукой возле замка зажигания, Хоффман нащупал оставленные в нём ключи и завёл двигатель. Высунувшись из окна, чтобы вырулить задним ходом с парковочного места, полковник учуял приятый аромат жареной картошки из выхлопной трубы.
В эти дни по Джасинто не так уж и много автомобилей ездило. На дорогах остался лишь армейский транспорт и машины коммунальных служб. Все автозаправки, мимо которых проезжал Хоффман, были либо закрыты, либо переделаны в наблюдательный пункт или полевую кухню. Порой на двусторонних складных рекламных щитах, стоявших возле въезда на заправки, виднелись надписи: “БЕНЗИН ПРИВЕЗУТ НА СЛЕДУЮЩЕЙ НЕДЕЛЕ”. Только вот редко когда там же приписывали ещё и саму дату нужной недели, так что подобные надписи были скорее пожеланием, а не объявлением. Никто в здравом уме всё равно не собирался в дальний путь и уж точно не помышлял о выезде из охраняемого периметра, ведь все прекрасно понимали, что в случае чего никто им солдат на помощь не пришлёт. Плакат возле контрольно-пропускного пункта для автотранспорта на Тимгадском мосту ясно обрисовывал все перспективы: “ВЫЕЗЖАЙТЕ ЗА ЭТОТ ПУНКТ ЛИШЬ НА СВОЙ СТРАХ И РИСК”.
В последнее время люди по большей части ходили пешком, ведь Джасинто не такой уж и большой стал по размерам. Хоффман сбросил скорость, чтобы взглянуть на установленное возле здания старого кинотеатра зенитное орудие, которое окружал целый лабиринт из мешков с песком, бетонных блоков и натянутого брезента. Сидевший в кресле стрелка сержант Артиллерийского дивизиона принца Озора привычным жестом отдал полковнику воинское приветствие. Он явно продрог до кости от холода, о чём явно говорили сгорбленные плечи и подбородок, утопленный в поднятый воротник. Поприветствовав Хоффмана, он тут же сунул руку в карман. Выжидание риверов было делом паршивым и нудным. Остановив автомобиль, полковник вылез наружу.
— «Доброго утра, сэр», — поднятый воротник заглушал голос сержанта. — «Знаменитая погодка провинции Эмбри, да?»
Размеры армии уменьшились настолько, что теперь каждый солдат в ней знал Хоффмана в лицо и не вздрагивал в ужасе, когда тот лично приезжал на передовую. Полковник именно так и предпочитал вести дела, да и к тому же простые пехотинцы знали, что он не кичится своим званием.
— «Это да, я и сам из шарфа лишний раз и носа не высовываю. Как обстановка?»
— «Пока без работы сидим».
— «Я отзову вертолёты на несколько дней, чтобы им техосмотр провели, а экипажи отдохнули, так что ещё натрудитесь, думаю».
— «Да мы-то не против, сэр».
Из-под брезентового навеса появился ещё один артиллерист, сжимая в каждой руке по жестяной кружке, на которыми клубился пар. Завидев Хоффмана, он тут же исчез обратно под навесом, а затем вновь появился с ещё одной кружкой. Полковник обхватил пальцами её металлические стенки, испытывая блаженство от тепла, проникавшего даже сквозь его кожаные перчатки.
— «Вот это вы мне прям добротный приём устроили», — сказал Хоффман артиллеристу.
— «Да это простой говяжий бульон, сэр. Ну, вернее, смотря что считать за говядину».
— «Всяко лучше, чем этот кофе из ячменя».
— «Чего они вообще хотят, сэр?»
— «Ты о чём?»
— «О червях. Зачем вылезать из-под земли, громя всё на своём пути, если не собираешься строить лагерь на поверхности?»
Вопрос хороший, но ему было суждено пополнить список многих других, на которые вряд ли кто-нибудь сможет дать ответ. Да и к тому же, никого он уже особо не волновал после стольких лет, когда перед уцелевшими куда более остро стоял вопрос о том, удастся ли им пережить следующую ночь. Люди всегда забывают о причинах войны, просто продолжая сражаться по привычке.
— «Может, они боятся чего-то», — предположил Хоффман. — «А возможно, у них самих там какие-то проблемы, о которых мы даже не знаем».
Некоторое время все трое молча прихлёбывали бульон, смотря в серое небо. Хоффман в жизни не слышал в городе такой тишины. Неужели черви наконец-то остановили наступление? Нет, на подобный вариант вообще не стоило рассчитывать. А даже если это и так, то ребятам вроде Матьесона уже было всё равно. Хоффман задумался, сумеет ли он вообще понять, что война закончилась, если доживёт до этого момента. Там уж точно не будет никакого подписания договоров об официальной капитуляции, да и речь никто толкать не станет, как было во время Маятниковых войн.
Возможно, эта война никогда не закончится. А может, он просто не застанет её окончание в живых.
— «Ребят, вам что-нибудь нужно вообще?» — спросил полковник, допив свой бульон. — «Ну, кроме обычных припасов».
— «Туалетная бумага, сэр. Ей-богу, любая сгодится».
— «Посмотрим, что удастся раздобыть».
Сев в “Тяжеловоз”, Хоффман поехал дальше. Возле располагавшихся вдоль улицы продуктовых магазинов выстроились длинные очереди на получение провианта. Стоявшие в них гражданские сжимали в руках свои продовольственные книжки. Молодая женщина болтала со стоявшим позади неё парнем, и, судя по тому, как он накручивал на палец её длинные волосы, они явно флиртовали друг с другом. Люди так много стояли в очередях, что уже стали относится к ним, как к каким-то культурно-развлекательным мероприятиям, во время которых можно было перекинуться новостями с соседями или же посплетничать о новосёлах в квартале. Люди ко всему привыкали, так или иначе. Свернув к месту дислокации ещё трёх артиллерийских расчётов, к которым надо было заглянуть и лясы поточить, Хоффман вдруг понял, что стоит и ждёт зелёного сигнала светофора.
Автомобиль Хоффмана был единственным на дороге. Светофоры до сих пор автоматически переключали свои лампы, так что полковник, уцепившись руками в руль, просто ждал разрешающего сигнала, будучи не столько расстроенным, сколько просто понимая, что ничего полезного он сегодня уже сделать не сможет. Ну, разве что, надо было попробовать солдатам боевой дух поднять. В голове полковника проскакивали бессвязные мысли. Он вновь думал о Маркусе Фениксе, который, видимо, его сегодня в покое не оставит. Порой Хоффман целыми месяцами не вспоминал о нём, а затем воспоминания о военном трибунале вдруг снова и снова начинали биться в стенки его сознания, словно та дурацкая игрушка для детей, когда к ракетке на резинке мячик привязывают. Хуже всего было то, что Хоффман сам себя возненавидел. Но теперь к этому чувству добавились проблески чего-то ещё. Полковник стал испытывать ненависть к Фениксу за то, что тот заставил его возненавидеть самого себя ещё сильнее прежнего.