Страница 107 из 163
Изучив снимки, сделанные во время разведывательных вылетов “Воронов”, Хоффман попытался разобраться в сводной карте, собранной на стене боевого информационного центра, но шум вокруг лишь мешал ему. Ремонтные бригады устраняли повреждения в здании, а от всего этого скрежета сверления и грохота ударов молотком у полковника аж зубы мудрости разболелись. В самой комнате раздавался стрёкот принтеров, а радисты сверяли отчёты от пилотов и артиллерийских расчётов. Хоффман сосредоточил всё своё внимание на красной линии, отмечавшей границы разросшегося во все стороны города посреди Эфиры. Теперь же эти территории, в основном, либо черви захватили, либо там одни руины остались. На востоке, возле самого берега находился последний район, который КОГ ещё удавалось удерживать. Ну, вернее, большую его часть удавалось, в которую входили порт Джасинто и прилегавший к его границам небольшой участок Эфиры. Линия на карте была испещрена пометками, так как черви периодически совершали вылазки на эту территорию. Эти бесцеремонные серокожие твари даже до памятника Неизвестным Воинам добрались.
“Туда им залезть я в жизни не позволю. Хуй с ним, пусть даже придётся самому в одиночку держать там оборону с простым ножом”.
После боя за мост Канцелярского суда Хоффман ждал, что черви в любой момент в масштабное наступление пойти могут. Но вместо этого они совершали периодические набеги малыми группами, что совершенно не соответствовало ожиданиям полковника, готовившегося к новому штурму Эфиры.
“Чего же они ждут? Какой будет их следующий шаг? Почему не бросят в бой все имеющиеся у них силы?”
Стараясь из всех сил отвлечься от посторонних шумов, Хоффман даже не заметил, как к нему со спины подошёл Прескотт. На такой работе не заметишь и проехавший рядом танк.
— «Я вот чего не понимаю», — вдруг заговорил Прескотт, чеканя каждую гласную, отчего Хоффман аж вздрогнул. — «Даже имея преимущество, они никогда не доводят дело до конца. Интересно, они просто не хотят, или же не могут?»
— «Знай бы мы это», — ответил Хоффман, — «то уже бы их в пыль раскатали».
Порой полковнику вполне удавалось найти общий язык с Прескоттом, а порой он лишь испытывал к тому отвращение, причём даже сам не понимал, за что именно. Но ведь этот человек, занимавший пост главы государства, под флагом которого служил Хоффман, вовсе не обязан был стать его лучшим другом. Председателю приходилось сохранять хладнокровие для принятия глобальных решений. Но Хоффману никогда не удавалось разгадать, о чём же на самом деле думает председатель, причём он каким-то образом понимал, что тот специально ведёт себя так, чтобы никогда своих истинных эмоций не выдать. Полковнику казалось, что его во что-то не посвящают, хотя он даже не мог сформулировать, во что же именно.
— «Думаю, им не хватает мощностей, оттого они и вынуждены постоянно пополнять поголовье своих, так сказать, ручных питомцев», — предположил Прескотт.
— «Это ваша предположительная оценка, сэр?»
Прескотт на долю секунды замешкался с ответом. Заметивший это Хоффман задумался над тем, вышло ли это предумышленно.
— «Полагаю, что да, но обоснованная опытом», — ответил Прескотт. — «Где такое видано, чтобы противник, произведя массированную атаку, сумел истребить четверть населения планеты всего за несколько дней, а затем десять с лишним лет не мог бы добить остатки сопротивления, несмотря на огромное численное превосходство?»
— «Такое возможно, когда у самого противника проблемы со снабжением войск припасами. Они уже начали выдыхаться», — заметил Хоффман, хотя всё это и так уже было понятно. Полковник просто смирился с мыслью о том, что никто не знал, кто такие эти черви, откуда они взялись и к чему стремились кроме истребления всех людей на планете до последнего. — «Или же противник просто не пойми с чего решил в какие-то ебанутые “кошки-мышки” с нами поиграть, даже не попытавшись обговорить условия капитуляции. Но так как нам приходится вести войну из последних сил, используя все ресурсы, в нашем распоряжении осталось не так уж и много вариантов, какую стратегию выбрать. Нам придётся воевать, пока не победим, или же не погибнем. Вот такой расклад».
Теперь Прескотт стоял уже прямо рядом с ним, почти что касаясь плечом Хоффмана, и изучал карту на стене.
— «Не стану спрашивать вас, сколько ещё мы продержимся», — сказал он.
— «Это хорошо, потому что я, чёрт подери, сам понятия не имею, что на этот вопрос вот так сразу ответить».
— «Понимаю, Виктор. Мне жаль, что так вышло».
Судя по тону Прескотта, последнюю фразу он произнёс вполне искренне. Хоффман решил принять её за чистую монету.
— «По нашим наблюдениям эти криллы всё чаще стали появляться по ночам. Одно радует: черви, судя по всему, их тоже не любят, так что количество вылазок Саранчи в тёмное время суток заметно сократилось. Но из этого следует, что черви либо этих тварей сами вывели, а потом что-то пошло не так, либо тут кроется нечто совершенно иное».
— «Не хочу вас раньше времени обнадёживать, Виктор, но я изо всех сил подгоняю команду из Управления оборонных исследований, чтобы они как можно скорее доделали светомассовую бомбу».
— «А, да. Адам Феникс не успел довести этот проект до конца, так ведь?» — спросил Хоффман, тут же выругавшись про себя. Стоило ему едва лишь произнести это имя, как вдруг его захлестнула лавина воспоминаний. Полковнику приходилось заставлять себя не думать о том дне, чтобы это не отвлекало его от работы. Он оглянулся по сторонам, дабы убедиться, что Аня не слышит их разговор. — «Если нам удастся этих гадов перебить прямо в их туннелях, то это в корне изменит всю ситуацию».
— «Как только они наладят работу системы наведения на цель, так сразу и пустим бомбу в дело», — ответил Прескотт. — «Заодно и разберёмся с гнёздами этих криллов».
— «Угу», — с этими словами Хоффман вновь принялся изучать карту, но никаких новых мыслей в голову не приходило, так что оставалось лишь прибегнуть к стратегии постоянного обстрела. — «Пусть артиллерия какое-то время сама разбирается с риверами. Нельзя и дальше отправлять в бой с ними “Воронов”, а то ведь эта мразота нам весь воздушный флот перебьёт».
— «Согласен».
Прежде, чем уйти, Прескотт сделал крайне странную для него вещь: он и впрямь похлопал Хоффмана по плечу. Подобный жест явно был заранее продуман, ведь Прескотт явно по жизни таким не занимался, но Хоффмана каким-то непонятным образом всё это несколько приободрило. Вероятно, он просто клюнул на тонкий эмоциональный расчёт председателя.
“Эх, Феникс…” — подумал полковник, пытаясь выбросить мысли о Маркусе из головы, но у него ничего не вышло. Случалось такое, что он целыми днями, неделями, а порой и месяцами напролёт даже не вспоминал о своей покойной жене. Маркуса тоже надо было предать подобному забвению.
Порой Хоффман так сильно скучал по Маргарет, что в груди и впрямь болеть начинало. Ему так хотелось хотя бы высказаться кому-нибудь, дабы снять этот груз с плеч. А ещё полковника не покидало желание, чтобы о нём хоть кто-нибудь переживал, как о простом человеке, а не как о главе штаба, который должен иметь ответы на все вопросы.
— «Разрешите обратиться, сэр?» — спросил подошедший к нему сбоку Эйгл. — «Сэр, там про Матьесона говорят. На его патрульный отряд напали».
“Так, хватит себя жалеть, пора делом заняться”.
Хоффману каждый раз не по себе становилось от подобных вестей. Он слышал очередную знакомую фамилию какого-нибудь паренька, ничем не заслужившего такую участь, а затем внутри всё переворачивалось.
— «Да ёб твою мать, только не Доннельд!»
— «Сэр, он выжил, но потерял обе ноги. Его сейчас вертолётом везут в Медицинский центр Джасинто. Два солдата по имени Уитманн и Девёр из его отряда погибли, но остальные в норме. Отделались лёгкими осколочными ранениями».
“В норме” — понятие растяжимое. Потерев рукой подбородок, Хоффман просто заставил себя не думать об этом, чтобы хоть как-то сохранить ясность ума, ведь впереди был ещё целый день. В последнее время у полковника не получалось даже намеренно разозлиться или испытать тоску, ведь выработанный годами рефлекс с корнем выдрал из его сердца подобные эмоции. Он больше не мог это сознательно регулировать. Оставалось лишь мысленно напомнить самому себе о том, что Матьесон был неплохим пареньком, и жизнь обошлась с ним несправедливо. Его все любили, а теперь вот, даже если и выживет, то снова в трэшбол уже поиграть не выйдет.