Страница 99 из 155
К чему бы там Прескотт не вёл всю эту беседу, Хоффман уже понял, что ничего хорошего он сейчас не услышит.
— «Сами знаете, что так и есть».
— «Как думаете, почему вы теперь стали старшим военным начальником, Виктор?»
— «Потому что все остальные бедолаги померли, сэр, один я остался», — ответил Хоффман. За все те годы, что минули со “Дня-П”, немало офицеров просто пропали без вести. Хоть полковника и терзали порой мысли об этом, но всё же он вносил их имена в списки, где уже числились миллиарды других пропавших без вести жертв червей. Хоффман вдруг вспомнил генерала Бэрдри. — «Или в бою пали, или мозги себе сами вышибли от отчаяния».
— «Виктор, вы занимаете свой пост, потому что это я решил вас на эту должность назначить. Причём, сделал это ещё в тот момент, как сам на своё кресло сел. Вы берёте и идёте к цели, каким бы тяжёлым не был путь к ней, пока остальные мечутся в сомнениях, попусту разбрасываясь жизнями подчинённых», — Прескотт вновь наклонился к столу. — «Я читал ваш послужной список. Не официальный, где всякую херню написали, пропустив самые неприглядные моменты, а тот, к которому был приложен собственноручно вами написанный рапорт об осаде Кузнецких Врат. Вот потому я и знаю, на что вы на самом деле способны».
— «А на что я способен? На расстрел гражданского, который у моих солдат провиант воровал? Или на убийство честного офицера СНР, принявшего у меня капитуляцию?» — Хоффман вспомнил, как тот дал ему воды и согласился помочь всем раненным в осаде. Полковник знал, что воспоминания об этом будут преследовать его до самого конца. — «А то я ведь много всякой неприглядной херни натворил, сэр. Прям всё сразу и не вспомнишь».
— «Я про того гражданского говорил», — мягко ответил Прескотт. — «Хотя, обе эти ситуации говорят о том, что у вас есть чётко расставленные приоритеты. Потому я и был уверен, что вы согласитесь с применением “Молота Зари” для выведения из строя сил противника».
Хоффману уже не терпелось завершить всю эту беседу, но по какой-то причине он просто не мог себя заставить. Всё равно как на автокатастрофу смотреть — вроде и хочется перестать уже глазеть на это, но оторваться невозможно.
— «Да, а ещё я ничего своей жене не сказал. Она погибла, потому что я выполнял приказ. А вы даже своей чёртовой секретарше растрепали обо всём, чтобы она успела вывезти свою семью в безопасное место. Так что мы с вами оба те ещё мрази, только каждый в свою сторону. К чему весь этот разговор?»
Непроницаемое выражение понемногу начинало исчезать с лица Прескотта. Он и впрямь мог скрывать все те незаметные реакции, бесконтрольно проявляющиеся на лице, при ведении беседы. Большинство людей так делать не умело. Теперь же председатель выглядел куда более открытым к мужскому разговору.
“Не забывай, какой он великолепный актёр”, — мысленно напомнил сам себе Хоффман.
— «Очень скоро я вас кое о чём попрошу», — сказал Прескотт. — «Но причин моей просьбы объяснить не смогу. Я могу лишь сказать вам, что у меня есть одно безотлагательное дело, и мне понадобится ваша помощь в нём. Что скажете на это?»
“Он меня специально из себя выводит, шутки ради. Иначе и быть не может. Сколько раз мы уже ругались из-за всей это секретной херни? Интересно, он и впрямь думает, что я и дальше буду терпеть, как меня раком имеют?”
— «Если бы вы меня попросили слепо последовать приказу лет десять назад, председатель, я бы поныл, конечно, но выполнил бы его», — Хоффман постарался дать Прескотту продуманный ответ вместо того, чтобы просто дать ему по роже и покончить со всем этим. — «Но после всего того, что мы пережили за последний год, я не стану так поступать. Я не стану выполнять ваши приказы, пока вы не будете готовы рассказать мне всё как есть».
— «Спасибо вам за честность, Виктор», — казалось, Прескотт и сам заранее понимал, каков будет ответ Хоффмана, но всё же решил попробовать. — «К несчастью, мы в весьма специфическом положении, примерно похожем на то, что было в Кузнецких Вратах. Ситуация такова, что нас с вами вновь будут считать за отпетых мразей, ругая последними словами. Тем не менее, никакого приказа я вам пока не отдавал, так что ваш отказ его выполнять считаю чисто гипотетическим».
Прескотт положил руки на стол, сцепив ладони в замок. Таким жестом он обычно показывал, что ждёт решения от собеседника. Хоффман решил, что председатель его испытывает, предлагая либо ввязаться в его дела, либо же встать и уйти. Полковник решил выбрать второе, пока его не уговорили согласиться на нечто, о чём он в дальнейшем пожалеет, и собрал всю свою волю в кулак.
— «Если я вам пока больше не нужен, председатель, то мне пора идти. Надо ознакомиться с рапортами и отчётами».
— «Виктор, я ведь вас снова попрошу об этом».
— «И услышите тот же самый ответ».
— «Иногда можно спасти куда больше жизней, если поступить не совсем честно, прямо и по-мужски».
— «Про это я тоже в курсе», — ответил Хоффман. На какое-то мгновение ему даже захотелось сотрудничать с Прескоттом, чтобы оправдать веру и льстивые речи того в адрес полковника, и чтобы укрепить их довольно странные личные отношения. Но Хоффман тут же напомнил себе, что именно так политики своих целей и добиваются. Они знают, как надавить на нужные рычаги. Надо было им сопротивляться. — «Но если я и буду что-то делать, то только имея на руках полную информацию. На слепую веру я полагаться не стану. Хорошего вам дня, сэр».
Спускаясь по лестнице вниз, Хоффман был скорее встревожен услышанным, нежели зол. Он уже будто слышал, что ему скажет Майклсон на это: «Да он забавляется с тобой, как с игрушкой». А что, если это не так? Хоффман ведь ни разу не уличал Прескотта в настоящей, неприкрытой лжи. Председатель не лгал, а лишь утаивал информацию, не проявляя никаких признаков бесчестного поведения, за которые мог бы ухватиться полковник.
По пути к выходу полковник решил ещё раз зайти в боевой информационный центр. Это был словно иной мир, где всё было выверено и точно, и где люди правдиво отвечали ему на все вопросы.
— «Матьесон, мне надо встретиться с отрядом “Дельта”. Что-нибудь интересное было в моё отсутствие?»
Хоффман давно не видел Матьесона в таком хорошем настроении. Мысль о том, что он снова встанет на ноги, пускай и с трудом, придавала сил жить дальше.
— «Ничего особенного, сэр. Пока вы сидели у председателя, в эфире проскочила пара пакетов данных, но никаких новых стычек со Светящимися не было. Матаки сказала, что вы можете встретиться с ней через полчаса в сержантской столовой, если хотите обсудить всю эту ситуацию с собакообразными полипами. Пёс от неё ни на шаг не отходит, так что она даже с поварами поругалась. Те не хотели с пускать её с псом в столовую».
— «Господи боже», — вздохнул Хоффман. — «Нам тут от светляков житья нет, а они о нарушениях санитарного режима и технике безопасности всё думают».
— «Ну вы же знаете этих местных, сэр».
Хоффмана куда сильнее, чем раньше, взволновали эти сигналы с данными в эфире. Хотя, сейчас это была далеко не самая острая их проблема. Полковник и сам точно не знал, с чем для них сейчас важнее всего разобраться в первую очередь. Так сразу и не решишь. Стебли всё так же заражали всё новые территории, Светящиеся с каждым разом эволюционировали всё активнее, приобретая какие-то невероятные и безумные черты. А Хоффман по-прежнему так ни черта и не выяснил, что же было на том диске. Единственное, в чём сомнений не было, так это в том, что Прескотт и сам, по-видимому, в этой ситуации впал в отчаяние от бессилия.
По крайней мере, у них ещё было топливо. Их спасение было в имульсии.
СТРОЙПЛОЩАДКА, СПУСТЯ ДВА ДНЯ.
Бэрд всегда знал, что, когда дело касается общения с идиотами, он вспылить мог в два счёта. Но за последние пятьдесят два часа, прошедшие со смерти Евгена, он совсем с катушек слетел, чувствуя себя гранатой, которой время отсрочки до взрыва на “ноль” поставили. Это Берни придумала такое сравнение. Дэймон подумал, что ему и впрямь стоило выпить пива с ней тогда. Да, Коул был его другом, с которым он мог обсудить всё на свете, но вот Берни… Она была для Бэрда словно врач, священник или психолог. Достаточно тесно с ней общаясь, чтобы рассказывать о разных вещах, он не был слишком близок, чтобы проявить свои истинные чувства. Берни уже всякого повидала, да и многие вещи ей делать было не впервой, так что Бэрд даже не переживал о том, чтобы показать себя мудаком при ней.