Противостояние [=Армагеддон]

– Я виноват в том, что не остановил тебя. Чтобы не доставлять лишних хлопот. Чтобы не раскачивать лодку. Видишь, я тоже был эгоистом. И когда Фрэн поступила в колледж, я подумал: Ну что ж, Карла теперь может жить как хочет, и от этого никому не будет плохо, кроме нее самой, а если человек не знает, что ему плохо, то, возможно, с ним все в порядке. Я ошибся. Я и раньше ошибался, но никогда моя ошибка не была такой непростительной. – Мягко, но с силой он взял ее за плечи. – А теперь, я скажу тебе как муж. Если Фрэнни нужно пристанище, то она найдет его здесь – как и было всегда. Если ей нужны деньги, она сможет найти их в моем кошельке – как и было всегда. И если она захочет оставить ребенка, она так и сделает. Более того, я скажу тебе одну вещь. Если она захочет покрестить ребенка, обряд будет совершен прямо здесь. Прямо здесь, в этой чертовой гостиной.

Рот Карлы широко раскрылся, и теперь из него стали доноситься звуки. Сначала они звучали странно, как свисток закипающего чайника. Потом они перешли в пронзительный вопль.

– ПИТЕР, ТВОЙ СОБСТВЕННЫЙ СЫН ЛЕЖАЛ В ГРОБУ В ЭТОЙ КОМНАТЕ!

– Да. И именно поэтому я считаю, что не найти лучше места для того, чтобы покрестить новую жизнь, – сказал он. – Кровь Фреда. Живая кровь. А сам Фред, он уже много лет как мертв. Карла. Его давно уже съели черви.

Она вскрикнула и закрыла уши руками. Он наклонился и отвел их.

– Но червям не досталась твоя дочь вместе со своим ребенком. Неважно, откуда он взялся, но он живой .Ты, похоже, собралась ее прогнать, Карла. Что у тебя останется, если ты это сделаешь? Ничего, кроме этой комнаты и мужа, который будет ненавидеть тебя за то, что ты сделала. Если ты это сделаешь, то это будет все равно как если бы в тот день мы оказались втроем – я и Фрэнни вместе с Фредом.

– Я хочу подняться наверх и прилечь, – сказала Карла. – Меня тошнит. Думаю, мне лучше прилечь.

– Я тебе помогу, – сказала Фрэнни.

– Не смей ко мне прикасаться. Оставайся со своим отцом. Похоже, вы вместе с ним все продумали. Как вы расправитесь со мной. Почему бы тебе просто не поселиться в моей гостиной, Фрэнни? Не запачкать ковер? Не швырнуть угли из печи в мои часы? Почему бы и нет?

Она захохотала и протиснулась в коридор мимо Питера. Она шаталась, как пьяная. Питер попытался взять ее одной рукой за плечи. Она оскалилась и зашипела на него, как кошка.

Пока она медленно поднималась по лестнице, опираясь на перила красного дерева, ее смех перешел в рыдания. Они были такими безутешными и отчаянными, что Фрэнни чуть не закричала, одновременно почувствовав, что ее сейчас вырвет. Лицо ее отца было цвета грязного белья. Наверху Карла обернулась и пошатнулась так сильно, что Фрэнни подумала, что сейчас она скатится вниз. Она посмотрела на них, как будто собиралась что-то сказать, но потом снова отвернулась. Мгновение спустя дверь ее спальни приглушила бурные звуки горя и боли.

Фрэнни и Питер потрясение уставились друг на друга. Дедушкины часы продолжали тикать.

– Это подействует, – сказал Питер. – Скоро она придет в себя.

– Ты уверен? – спросила Фрэнни. Она медленно подошла к отцу, прислонилась к нему, и он обняв ее одной рукой. – Мне так не кажется.

– Это неважно. Сейчас мы не будем об этом думать.

– Я должна уйти. Она не хочет видеть меня здесь.

– Ты должна остаться. Ты должна быть здесь в тот момент, когда – если, конечно, это случится – она придет в себя и поймет, что ты по-прежнему нужна ей. – Он выдержал паузу. – Что касается меня, то я давно это понял, Фрэн.

– Папочка, – сказала она и положила голову ему на грудь. – Папочка, мне так жаль, я чувствую себя такой виноватой, такой виноватой…

– Тсс, – сказал он и погладил ее по волосам. Ее волосы были освещены мягким вечерним светом, золотым и спокойным, таким, какой обычно освещает музеи. – Тсс, Фрэнни, я люблю тебя. Я люблю тебя.

Снова зажглась красная лампочка. Насос зашипел. Дверь открылась. На вошедшем человеке не было белого скафандра, но в нос ему был вставлен блестящий фильтр, немного похожий на серебряную вилку с двумя зубцами.

– Привет, мистер Редман, – произнес он, пересекая комнату. Он протянул руку в прозрачной резиновой перчатке, и Стью удивленно пожал ее. – Меня зовут Дик Дитц. Деннинджер сказал, что вы не будете играть в футбол, пока не узнаете, какой счет.

Стью кивнул.

– Хорошо. – Дитц присел на краешек кровати. Он был большим смуглым человечком, немного похожим на гнома из диснеевского мультфильма. – Так что вы хотите знать?

– Во-первых, я хочу знать, почему на вас нет скафандра?

– Потому что Джеральдс утверждает, что вы не заразны. – Дитц указал на морскую свинку за двойным стеклом. Морская свинка сидела в клетке, а за ней стоял сам Деннинджер с бесстрастным лицом.

– Джеральдс?

– Джеральдс последние три дня дышал одним с вами воздухом, который поступал к нему через конвектор. Болезнь, которой заразились ваши друзья, легко передается от людей морским свинкам и наоборот. Если б вы были заразны, Джеральдс давно бы сдох.

– Что у меня?

– Черные волосы, голубые глаза, смуглая кожа, – стал плавно перечислять Дитц, но, прервавшись, повнимательнее посмотрел на Стью. – Не смешно, да?

Стью ничего не ответил.

– Хотите ударить меня?

– Не думаю, что в этом будет толк.

Дитц вздохнул и потер переносицу.

– Послушайте, – сказал он. – Когда дела плохи, я начинаю шутить. Кто-то курит, кто-то жует жвачку. Это помогает мне держать себя в руках, вот и все. А что до болезни, которой вы больны, то, насколько смогли установить Деннинджер и его коллеги, вы абсолютно здоровы.

Стью невозмутимо кивнул. Но ему показалось, что этот маленький гном сумел угадать под его бесстрастным лицом то внезапное и глубокое облегчение, которое он испытал.

– Что у других?

– Извините, это секретная информация.

– Как заразился Кэмпион?

– Это тоже засекречено.

– Я думаю, он был военным. И где-то там произошел несчастный случай. Типа того, что был с этими олухами из Уты тридцать лет назад, только посерьезнее.

– Мистер Редман, меня могут посадить в тюрьму только за то, что я буду говорить вам «горячо» или «холодно».