Страница 26 из 50
– Я не хочу здесь оставаться, – пробормотала Фрэнни. – Неужели ты думаешь, что я останусь?
– И куда же ты отправишься? К нему? Сомневаюсь.
– К Бобби Ренгартен в Дорчестере или к Дебби Смит в Самерсворте, я думаю. – Фрэнни медленно собралась с силами и встала. Она продолжала плакать, но и сама уже стала выходить из себя. – Впрочем, это не твое дело.
– Не мое дело? – эхом отозвалась Карла, все еще с вазой в руках. Лицо ее было белым, как пергамент. – Не мое дело? То, что ты вытворяешь в моем доме, – не мое дело? Ах ты неблагодарная маленькая сучка !
Она ударила Фрэнни по щеке, и ударила сильно. Голова Фрэнни откинулась назад. Она перестала потирать голову и принялась потирать щеку, недоверчиво глядя на мать.
– Вот твоя благодарность за то, что мы отправили тебя в приличный колледж, – сказала Карла, обнажая зубы в безжалостной и пугающей ухмылке. – Теперь ты никогда его не закончишь. После того, как выйдешь за него замуж…
– Я не собираюсь выходить за него замуж. И я не собираюсь уходить из колледжа.
Глаза Карлы расширились. Она уставилась на Фрэнни, как на сумасшедшую.
– Что ты несешь? Аборт? Ты собираешься сделать аборт? Мало того, что ты шлюха, так ты еще решила стать и убийцей?
– У меня будет ребенок. Мне придется перенести весенний семестр, но я смогу кончить следующим летом.
– А на какие шиши ты думаешь кончать? На мои деньги? Если это так, очевидно, ты чего-то не поняла. Такой современной девушке, как ты, едва ли понадобится поддержка ее родителей, не так ли?
– Как-нибудь выкручусь, – мягко сказала Фрэнни.
– В тебе нет ни капли стыда! Ты думаешь только о себе! – закричала Карла. – Боже, что будет со мной и с твоим отцом! Но тебе до этого нет никакого дела! Это разобьет сердце твоего отца и…
– Я не чувствую себя таким уж разбитым. – Спокойный голос Питера Голдсмита доносился из дверного проема, и они обе повернулись туда. Он действительно стоял в дверях, но за пределами комнаты. Носы его рабочих ботинок лишь слегка заступили за ту границу, где потрепанный коридорный коврик переходил в ковер гостиной. Фрэнни неожиданно поняла, что именно на этом месте она видела его много раз. Когда он в последний раз заходил в гостиную? Она не могла вспомнить.
– Что ты там делаешь? – спросила Карла, неожиданно позабыв о возможном ущербе, который могло понести сердце ее мужа. – Я думала, ты работаешь сегодня вечером.
– Меня подменил Гарри Мастерс, – сказал Питер. – Фрэн уже сказала мне, Карла. Скоро мы будем дедушкой и бабушкой.
– Дедушкой и бабушкой! – взвизгнула она. Она захохотала отвратительным, скрежещущим смехом. – Так ты предоставил это мне. Она сказала тебе первому, а ты это от меня скрыл. Ну а теперь я закрою дверь, и мы выясним все вопросы вдвоем.
Она улыбнулась Фрэнни сияющей, язвительной улыбкой.
– Между нами… девочками .
Она взялась за ручку двери и стала медленно закрывать ее. Фрэнни наблюдала, все еще удивленная и с трудом понимающая причину внезапной вспышки гнева и сарказма со стороны ее матери.
Питер медленно и неохотно поднял руку и остановил дверь на полпути.
– Питер, я хочу, чтобы ты предоставил это мне.
– Я знаю, что ты хочешь. В прошлом так и было. Но не сейчас, Карла.
– Это не твоя область.
– Моя, – спокойно ответил он.
– Папочка…
Карла повернулась к ней. Пергаментно-белая кожа ее лица теперь покрылась красными пятнами на щеках.
– НЕ СМЕЙ С НИМ ГОВОРИТЬ! – закричала она. – Ты имеешь дело не с ним, а со мной! Я знаю, что ты всегда можешь подольститься к нему с любой сумасшедшей идеей и переманить его на свою сторону, чтобы ты ни натворила, НО СЕГОДНЯ ТЕБЕ НЕ С НИМ ПРИДЕТСЯ ИМЕТЬ ДЕЛО, МИСС!
– Прекрати, Карла.
– УБИРАЙСЯ ОТСЮДА!
– Я сюда и не входил. Можешь убедиться, что…
– Не смей надо мной насмехаться! УБИРАЙСЯ ИЗ МОЕЙ ГОСТИНОЙ!
И с этими словами она принялась толкать дверь, нагнув голову и упершись в нее плечами так, что стала похожа на быка. Сначала он с легкостью удерживал дверь, потом с усилием. Наконец жилы вздулись у него на шее, и это несмотря на то, что она была женщиной и весила на семьдесят фунтов меньше, чем он.
Фрэнни хотела крикнуть им, чтобы они прекратили, и попросить отца уйти, так чтобы им обоим не пришлось видеть Карлу в таком внезапном и безрассудном ожесточении, которое всегда угрожало ей, а сейчас захлестнуло ее с головой. Но слова застряли у нее в горле.
– Убирайся! Убирайся из моей гостиной! Вон! Вон! Вон! ЭЙ ТЫ, УБЛЮДОК, ОТПУСТИ ЭТУ ЧЕРТОВУ ДВЕРЬ И УБИРАЙСЯ ВОН !
И в этот момент он дал ей пощечину. Раздался глухой, незначительный звук. Дедушкины часы не рассыпались от ярости в пыль. Мебель не застонала. Но яростные крики Карлы прекратились, словно их отрезало скальпелем. Она упала на колени, и дверь настежь распахнулась, слегка ударившись о викторианский стул с высокой спинкой и с вышитой салфеткой на сиденье.
– Нет, не надо, – тихо сказала Фрэнни.
Карла прижала ладонь к щеке и уставилась на мужа.
– Ты добивалась этого десять лет, – сказал Питер. Голос его слегка дрожал. – Я всегда убеждал себя не делать этого, потому что бить женщин не в моих правилах. Я и сейчас так думаю. Но когда человек – мужчина или женщина – превращается в собаку и начинает кусаться, кому-то надо поставить его на место. Мне только жаль, Карла, что я не сделал этого раньше.
– Папочка…
– Помолчи, Фрэнни, – сказал он с безразличной суровостью, и она умолкла.
– Ты говоришь, что она эгоистка, – сказал Питер, продолжая смотреть прямо в окаменевшее, изумленное лицо жены. – На самом деле ты эгоистка. Ты перестала любить Фрэнни, когда умер Фред. Именно тогда ты решила, что любовь может принести слишком много страданий и что жить для себя – гораздо безопаснее. И тогда ты посвятила себя этой комнате. Ты обожала умерших членов своей семьи и совсем забыла о живых. Боль – причина перемен, но вся боль мира не способна изменить фактов. Ты была эгоистична.
Он подошел и помог ей встать. Выражение ее лица не изменилось. Глаза по-прежнему были широко раскрыты, и в них застыло выражение недоверия.