Страница 56 из 62
- Урод! Подлец! – едва не плакала Криста. – Из-за меня на людей погром обрушится! Я не просила тебя, чтоб меня спасал!
- Тебя спасать? Идиотка! Если нас в доме не обнаружат, то и хозяевам ничего не станется. Поищут, порыщут, оплеух надают, – и успокоятся. Ну, окна побьют. Ну, попик молитвы порычит – а то это им в новинку! Пустяк. А если тебя там обнаружат – конец твоей любезной хозяйке, сожгут как ведьмачку заодно с нами. Так что не ради тебя, а ради неё старался. Всё ж таки в некотором роде тёща. Ну, что, убедил?
- Не убедил. – Криста снова завозилась, брыкаясь и колотя кулаками гору мышц.
- А если тебя придушить слегка – поверишь? – раздумчиво спросил Дэниц. – Поверишь, что отсидеться надо? Ладно, дальше сама пойдёшь, своими ногами. – И Дэниц отпустил Кристу и, встряхнув, поставил на ноги. Та, точно сомнамбула, развернулась и пошла обратно.
- Нет, так не пойдёт, - Дэниц преградил ей путь. Схватил Кристу за шкирку одной рукой, другой обезвредил её руки: - Или сама идёшь, в здравом рассудке, или в отключке.
- Сама пойду, - вздохнула пробуждающаяся Криста. Может, Дэниц прав. Может же быть Дэниц иногда прав? Изредка? В самом крайнем случае? Криста механически переступала ногами, позволяя Дэницу подталкивать себя в спину. Полная луна, как нарочно, выворотила злорадный и любопытный лик свой из-за ближайшей тучки, и Дэниц, омывая странное лицо своё без возраста седым светом, черпал в ней своё удовольствие.
На самом отшибе Торбанка, на неухоженной, замусоренной, нежилой улице, за пустырем, стояло несколько заброшенных усадеб в зарослях лебеды и лопуха, да расползшейся ежевики вперемежку с дикими розами. Туда-то, в одну из них, они и направились на ночлег. Но побег не остался незамеченным. Какой-то борзый следопыт не просто тихонько проследил их, но и взял на мушку.
На полпути к усадьбе вслед им полетели пули. Стрелял кто-то из пуганых одиночек, так как, к счастью, это были одиночные выстрелы обезумевшего охотника. Одна пуля достигла цели – Криста споткнулась, вскрикнув, полетела кувырком. «Меткий, зараза!»
- Я их достал! Я их достал! – послышался крик и идиотический смех. Дэниц страшно оскалился и рыкнул. Затем прыгнул в заросли красивым, длинным прыжком. И в тот момент, когда Дэниц обрушился с небес всей тяжестью на стрелявшего, сломав ему шею, шальная, случайная пуля достала и его, пронзив левое плечо. Дэниц грязно выругался. Этого ещё не хватало! Мало того, пуля ещё оказалась и серебряной! «Херовый антиквариат! Он их с прошлого века хранил, что ли? Бабушкина реликвия? Или ложки плавил? Чтоб вас малефиций через века достал!»
Рука Дэница, простреленная навылет серебряной пулей, бессильно повисла. Но он ухитрился здоровой рукой подхватить вылетевшую пулю – «на память». «Какая несусветная чушь, и какая расточительность», - подумал Дэниц. – «Стрелять серебряными пулями. Будем надеяться, что она хотя бы продезинфицировала рану». Истерический смех разобрал его при этой мысли. Но ему всё же повезло больше – он при ногах. А рука – такая мелочь! К утру заживёт.
Дэниц вернулся к Кристе. «Худо», - думал Дэниц. – «Если эта слюнявка слышала хруст – начнёт давить нравоучениями».
- Вставай, - зашипел Дэниц, - Хватайся за пояс! - Если бы не Дэниц, Криста, конечно, не сумела бы допрыгать до двери усадьбы – пуля она и есть пуля, травма плоти страдание доставляет всем.
Кое-как они доковыляли до своей «нечистой» резиденции на отшибе посёлка. Забрались внутрь пристройки, оттуда добрели до комнаты, оставляя кровавые следы, и там бессильно рухнули на ковёр. «Всё, приехали, теперь мы на приколе», - подумали оба. Криста оторвала рукава своей рубахи и ловко перевязала Дэницу простреленную руку. Затем Дэниц перевязал ногу Кристе. Обоим было плохо. Придётся ждать, когда плоть сама совладает с напастью.
- Что же ты не заговорила им зубы, не нажала на спусковые клапаны благородства и альтруизма? – спросил Дэниц. – Испугалась толпы? Неохота снова на крест? А ведь нам не крест светит. Сожгут, как ведьмовских отродий. Обоих.
- Кто же не испугается толпы? А тебе, верно, хреново в покалеченном человечьем теле? – ответила Криста без тени неприязни. – С непривычки.
Дэниц захохотал: - Ценю чувство юмора. Особенно в крайних ситуациях. Только не пойму, о чём ты толкуешь.
- Устала я. В сон тянет. Пока нога не отойдёт, с места не двинуться. Можешь измываться, а я тебе доверяю. Усну, пожалуй. Вокруг ни лучика. Полнолуние. Всяка вещь может обернуться своей изнанкой, - голос Кристы становился всё слабее и глуше, голова клонилась Дэницу на плечо – и вот она уже спала крепким сном, как была, сидя, а Дэниц, досадливо нахмурившись и сжав зубы, терпеливо пытался не шевелиться.
Не выдержал. Осторожно переложил голову Кристы со своего плеча на пол. Потом подумал – и принёс рваный грязный тюфяк – к ней грязь не пристанет, подложил под голову – Криста не шелохнулась. Вот ведь блин – и попользоваться, как бабой, то есть, по истинному назначению использовать – в голову не приходит. Не тянет, даже из чувства противоречия или самоутверждения. Уж больно несексуальной кажется Криста, неудобоваримой, светлячок эфемерный, но упёртый, здоровых мужских аппетитов не вызывает. Это ли не есть извращение?