Чёрное и Белое

- Да ещё у тебя под пятой, да? Нет, не угрожаю. Это ради мамы… Просто либо ты отец, либо убираешься из этого дома куда подальше.

- Какой из меня папаша? Ну, приласкаю пару раз – и уже наскучит, – искренне изумился Дэниц. – Горбач из меня не получится, это точно. Шебутной я, зубастый, брыкливый. Шило в заднице. На одном месте не сижу. А если тёлка сама подставится – ни один нормальный мужик поститься не станет. А проглотить меня никто не сумеет - вмиг подавится. Другое дело – повеселиться.

- Ах, так! Ну, тогда и я повеселюсь! – Анна развернулась – и со всей своей силы ударила Дэница по щеке: - Если я тёлка, ты, стало быть, кобель! Пусть Господь Бог простит меня, я ещё с ним не так дружбу свела, чтобы не использовать шанс тебя приласкать так, как того стоило бы с самого начала. – Она размахнулась другой рукой – и снова ударила. – А это – за брата! И ещё раз – за отца…

А на третий раз схватил обе её руки Дэниц своей ручищей, сжал – и отбросил грубо: - Хватит, детка, я тебе не отбивная.

Дэниц побагровел неимоверно, казалось, вот-вот, как в фильме, в Чужого начнёт перерождаться – до того ужасен был его лик. Анна вздрогнула и попятилась. Криста подоспела вовремя, встала между Анной и Дэницем.

Дэниц шумно выдохнул, улыбнулся – и начал потихоньку бледнеть, и пятиться назад: - Уф ты, - ухмыльнулся он. – Не надо меня сердить, ув-важ-жаемые, не стоит. Тихонько расходимся. Лучше по одному. А ты, детка, имей в виду: уйду, когда время придёт, когда сам решу, что пора. Нынче нет законов, чтобы за беременность мужика судить, коль баба сама знала, на что идёт. Пока плачу за постой – всем хорошо. Договорились? Ну, вот и ладно.

А Анна отвернулась, уткнулась Кристе в грудь и зарыдала.

- Вот оно как, Криста… А ты утешала… Выгнала бы его, избила до синяков – да в шею. Но не могу. Отчего так? Зачем ты его сюда опять привела? Маме лишнее расстройство… зачем ей это? Знала бы она заранее – ноги бы вашей тут давно не было.

- Напротив, сестрёнка. Мама во внуке утешение найдёт, успокоится, любить будет, как собственного сынишку, поможет вырастить, как Бориса вырастила, очень хорошим человеком. А я помогу ему пагубного влияния избежать. Да и Борис вернётся просветлённым – другом ребёночку будет. Полюбит.

- Пагубного влияния? А ежели Дэниц сам захочет воспитывать? Как тут папашиного влияния избежать? – хмыкнула Анна.

- К Богу прислушивайся – он отведёт… - Криста говорила, но совсем не была уверена в собственных словах. Отведёт… надоумит… спасёт… поможет… укажет… И ни первого не было, ни второго, ни третьего. Кого испытывает Спаситель – уж не её ли стойкость, преданность, крепость веры? А Хоумлинки – всего лишь средство, инструмент. Нет, она не допустит больше издевательства над Хоумлинками. Доколе ж терзать эту мирную семью, сведя пути в этом доме? Обращалась она к Небесам – и не получала ответа и утешения. Больше не станет, на себя положится. Коли она человек – так и рассудит по-человечески.

А Эмилия смирилась с беременностью Анны, радовалась ей. И мечтала назвать внука в честь Кристы – Кристином. Но не уговаривала дома остаться, убедила Криста, что Анне лучше и надёжней в приюте будет – далеко от искушений, далеко от болезненных проявлений мира, далеко от нечистой ауры. Далеко от Дэница. Далеко, как можно дальше, и чем дальше, тем лучше.

Анна побыла у матери неделю, и каждый день водила её в Храм к отцу Прокопию. И Криста бы пошла – чистоты напиться. Тянуло её в Храм. Готова была смириться с отцом Прокопием и его жёстким, ненавидящим взглядом, обвиняющим во всех смертных грехах. Только не уверена была, что пустит он. На службу, на проповедь, на исповедь, ни просто – постоять в уголке. Словно тень Дэница упала на неё, и стала она отверженной.

Криста видела, как тяжело стало Анне встречаться глазами с Дэницем, который, казалось, был уже не прочь продолжить с ней баловаться, и делал намёки, и пытался приласкать и погладить. Шептал чувственным голосом комплименты и покаяния, брал за руку, целовать пытался, стишки зачитывал. Похабненькие стишки, свои собственные, между прочим. Только рождали они внутри нечто острое и жгучее, теребя воспоминания о сладостной связи двух тел. Анна шарахалась и истово крестилась, Дэниц то бесился и ярился, то веселился от души и ухмылялся, подтачивая решимость Анны возвращаться в монастырь.

Ещё немного – пугалась Криста – и истает её решение, под влиянием Кристы принятое, и облачком в небе растворится. Полно, её ли это решение? Или лишь Кристой навязанное? Ох, нехорошо, что встретились они вновь, не нужно было этого, Анне в монастыре куда лучше бы жилось. Да как судьбу обманешь? Перехитрила, пройдоха! Вот тебе и драчка между чёрным и белым! Если кому уходить немедленно – так им двоим, а не девушке.

- Милая, не пора ли тебе возвращаться?

- Из собственного дома бежать? И маму с отцом бросить? Ох, Криста, сестра, ведь одна я у них осталась! Страшно подумать. И нехорошо это!

- Великая ответственность на тебя возложена, сестра. Испытание. А брата ты рано хоронишь – я душу ему от греха освободила, очистила, вернётся он скоро, изменённым, обещаю – урок на пользу пойдёт.