Сторож

Осторожно ступая, подошли к лестнице наверх и замерли: с верхней ступени на них смотрели глаза – мертвые глаза. Самого мертвеца не было видно целиком, с верхней площадки лестницы виднелась лишь склонившаяся на бок голова, а его безжизненный взгляд смотрел с упрёком.

Все разом поежились. Ва́дин крепче сжал монтировку. Город молчал. Видневшееся над выходом из перехода небо нисколько не напоминало Белые ночи Петербурга. На улице стояла полнейшая темнота.

Опасливо обернувшись, искатели приключений медленно двинулись вверх по ступеням, и с каждым шагом им открывалась ужасающая картина непоправимой катастрофы. Счетчик Гейгера в карманных дозиметрах увеличил тембр звучания. Володя достал свой измеритель ионизирующего излучения и в очередной раз поежился, дозиметр показывал девять зивертов.

Не успели парни выйти на поверхность, как все замерли не сговариваясь. Слева у почти свернутого ограждения дороги было столпотворение машин, в некоторых из них виднелись неподвижные силуэты. Почти все пространство до Большого проспекта П. С. было завалено трупами. Мертвые лежали повсюду.

По всему телу пробежали мурашки, и Володя представил какой на улице стоит смрад. Его вновь затошнило, и он присел, прижимая маску противогаза плотнее к лицу.

Здесь погибшие выглядели ужасней, чем те, внизу. У многих кожные покровы чернели лоскутами ожогов. От такой картины захотелось убежать вниз и забиться в самый дальний и глубокий угол.

Сидевший на корточках Гребень тяжело дышал, но все же повернулся к Володе.

– Надо идти, ничего не поделаешь. Такое будет везде…

Володя и сам это понимал. Он с трудом выпрямился, от чего закружилась голова, дышать стало труднее, не смотря на то, что ПМК-7Ш18 был оснащен двумя фильтрующе-поглощающими коробками к данной модели противогаза, который оказался совершенно новым.

Безмолвие города пугало. Такой тишины Володя никогда не слышал. Питер был мертв, мертв по-настоящему и безвозвратно. Счетчик Гейгера трещал, и казалось, что радиация проходит сквозь защитный слой костюма, поражая органы, нарушая все биохимические процессы. Гнетущая обстановка сковывала рассудок, загоняя сознание в панический ужас. Но в этот момент Володя вдруг вспомнил о своем спасителе, кто уберег его от такой участи, о Стасе.

«Я обещал помочь!» – Владимир зло заскрипел зубами и сделал первый шаг.

Все как один двинулись следом в сторону Большого проспекта, обходя и перешагивая через тела, освещая дорогу фонарями.

Огибая уцелевшую часовню Александра Невского, Володя машинально отметил, что стало с растущим рядом деревом. Оно почернело и почти лишилось листвы. Луч фонаря тут же скользнул назад. Князь-Владимирский сквер выглядел также. Четыре луча рассекали черноту Белых ночей, выхватывая из мрака всю атмосферу ядерной смерти.

В этой части города здания практически уцелели, не было в них разве что стекол. Хотя крыши оказались сорваны, а вон там, на доме №4 Большого проспекта когда-то возвышались пирамидки. Сейчас весь карниз вместе с пирамидами грудой обломков лежал внизу на тротуаре, при падении обрушив и балконы.

Луч скользнул к Петровскому спортивному комплексу. «Лапы» прожекторов над ним больше не нависали.

К голове Володи придвинулся Гребень и тихо предложил:

– Пойдем по центру Ждановской?

Гребень опасливо покосился на верхние этажи домов, чернильные провалы окон которых, наблюдали за ними, словно обвиняя в том, что они выжили. Володя понял причину и отошел от зданий. Чем сильнее они отдалялись от станции метро, тем свободней становилась дорога, хотя и машин с распахнутыми дверями и мертвых тел на асфальте было в избытке.

Странно, даже когда в Белые ночи приходили циклоны с Финского залива, затягивая город черно-свинцовыми тучами, все равно было светло и видно, но сейчас… Так темно бывает далеко за городом, где нет центрального освещения, нет цивилизации, в ночь без луны и звезд. Но здесь… Была не простая темнота: в воздухе роились непонятные завихрения, то формируя парящий горизонтальный смерч, то в хаотичном движении разлетаясь, создавая беспорядочные облака пыли. А может это была не пыль, а какие-нибудь насекомые? Что-то случилось с атмосферой, с озоновым слоем? Не может быть так темно. Мы как будто в замкнутом небольшом пространстве, вроде шахты. Чем по нам ударили?

Володю передернуло.

«Лучше об этом не думать…»

С опаской косясь на набережную и стараясь не всматриваться в то, что у него под ногами, Володя шел дальше, переступая через трупы. Хотя и здесь были странности: одни тела оказались скрюченными, одежда частично почерневшая, будто они попали под высокую температуру, другие, напротив, выглядели нормально, если можно применить это слово в данной ситуации. Лишь их кожный покров имел черные лоскуты ожогов и язвы. Но все-таки покореженных и съежившихся тел было больше.

Володе вновь стало страшно, и он посмотрел на дозиметр, который показал двенадцать зивертов. Уже двенадцать! Более чем смертельная разовая доза! И тело тут же «ощутило» проникновение ионизирующего излучения.

«Не внушать! – потребовал сам у себя Володя. – Костюмы защитят!»

Вот только, сколько можно находиться под таким излучением?

«А зачем мы брали с собой дозиметр-радиометр? Или он должен засекать все виды излучения, альфа, бета, гамма – частиц?»

Володя покрутил головой, обшарив лучом света окружающую территорию.

Из-за того, что их обступала безжизненная темнота, Володя почему-то ощущал чье-то присутствие. Вот только город был мертв. Тишину нарушал, и именно сейчас Владимир стал это улавливать, отходя от перенесенного шока увиденного, ветер. Он мотал по дорогам мусор, терзал одежду на трупах, трепал мертвые деревья. Из некоторых разбитых окон выдергивал шторы, и они как белые флаги капитуляции развивались на фасадах изуродованных домов. А сам город замер, будто остановилось время. Хотя время и так остановилось, забрав жизнь у колыбели революции навсегда.

Ощупывая дорогу лучом фонаря, глаза неожиданно зацепились за труп полицейского. Володя остановил всех и, перебарывая отвращение и боязнь прикосновения к мертвому телу, все же перевернул труп. Пистолета не было! Кобура открыта, запасного магазина то же нет. Кто-то все забрал, оставив только протирку – шомпол к пистолету. Володя вытянул ее из боковых петель кобуры и только хотел убрать находку в карман, как тут же вспомнил о том, что предметы, попавшие под проникающую радиацию, находящиеся на открытом воздухе на зараженной территории, «напитываются» той самой радиацией под завязку, и как бы ты их не обрабатывай, они будут фонить. Володя положил заостренную с прорезью под ветошь железяку на асфальт и разочарованно последовал за курсантами, заметив, как в окружении что-то изменилось.

Не успели они выйти на Ждановскую улицу, им стали попадаться явные разрушения домов.

– Досадно, – сокрушенно проговорил Володя, увидев, что арка, выводившая на Офицерский переулок, обрушилась, как и левая часть фасада дома.

– Что? – спросил Ва́дин, осматриваясь.

– Я хотел по нему до Чкаловской добраться.

– А смысл? – спросил Гребень: – Обходить академию ближе по Гимназическому переулку, но если центральный корпус не обрушен, то через него можно выйти на Чкаловский проспект.

Парни так и продолжали говорить шепотом, словно боясь разбудить «заснувших» вечным сном людей на дороге.

– А если обвалился? – поинтересовался Володя, не веря в такую удачу.

– Тогда вообще нет никакого смысла туда лезть, убежище в центральном здании.

– А оружейка? – задал Володя так ожидавший вопрос.

– Оружейка? – почти в голос переспросили курсанты, остановившись.

– Да. Комната для хранения оружия.

– А ведь мы даже не подумали! – обалдел от догадки Гребень. – Ты ведь за оружием шел с самого начала? У тебя там, на «Чикалихе», что-то произошло. Ты ведь кому-то помочь хотел, да?

– Ну, так что с оружейкой?!

Володя начинал злиться, несмотря на то, что втихушку перед выходом выпил успокоительного, дабы легче перенести увиденное на поверхности.

18

ПМК-7Ш, – противогаз модернизированной конструкции, широкообзорный