Кровавое небо Шерлока Холмса

– Я по­нятия не имею, что нуж­но го­ворить, и есть ли в том во­об­ще хоть ка­кой-ни­будь са­мый приз­рачный, ед­ва уло­вимый смысл, что оп­равдал бы эту чу­довищ­ную не­лепость. Но я стою здесь, Ад­ри­ана, про­из­но­шу твоё имя поч­ти спо­кой­но и чувс­твую се­бя за­кон­ченным иди­отом, по­хожим на тех опус­то­шён­ных и неп­ре­рыв­но скор­бя­щих лю­дей, ко­торых встре­тил по до­роге. Один зас­тыл на гра­нице меж­ду же­лани­ем по­весить­ся и ос­татком на­деж­ды по­бороть бе­зыс­ходность, дру­гой свык­ся с тем, что уже де­сяток лет соп­ро­тив­ля­ет­ся, от­ка­зыва­ет­ся ве­рить в смерть от­ца и заг­ля­дыва­ет на его мо­гилу вся­кий раз, как не ла­дит­ся с под­пи­сани­ем оче­ред­но­го кон­трак­та на пос­тавку дре­веси­ны… Те­бе сто­ит знать, что от это­го про­тив­но­го ощу­щения схо­жес­ти с ни­ми чуть ли че­люс­ти не сво­дит, – я креп­ко заж­му­рил­ся, буд­то вдав­ли­вая в се­бя рву­щу­юся на­ружу не­выно­симую мысль, за­сев­шую внут­ри ос­трым ос­колком, глу­боко вдох­нул и сно­ва от­крыл гла­за, сос­ре­дота­чивал вни­мание на пу­га­ющей не­под­вижнос­ти ми­ра, про­питан­но­го се­ростью и влаж­ностью, и глу­хой, сдав­ли­ва­ющей че­реп ти­шине. – Толь­ко не спра­шивай, за­чем я при­шёл. Да­же ес­ли бы ты вдруг су­мела до­нес­ти до ме­ня этот воп­рос од­ним из не­пос­ти­жимых спо­собов, я бы не от­ве­тил ни­чего чёт­ко­го и вра­зуми­тель­но­го. Ве­ришь: я и не на­хожу под­хо­дящих слов при та­ком рас­кла­де, заг­нанный в ло­вуш­ку по­ис­ком при­чины воз­вра­щения в не­навис­тный Эк­се­тер. Ви­жу не­запят­нанную, нет­ро­нутую ис­ти­ну и зна­чение лишь в мол­ча­нии, пос­коль­ку не со­бира­юсь лгать нам обо­им, а сло­ва, ка­кие бы я ни отыс­кал и что бы ни ста­рал­ся убе­дитель­ное и внят­ное из них сплес­ти, вряд ли проз­ву­чат ис­крен­не. 

Я ог­ля­дел вот­кну­тые в зем­лю крес­ты, ря­ды над­гро­бий, по­казав­шихся вздыб­ленны­ми за­леде­нев­ши­ми вол­на­ми, они всю­ду уг­рю­мо тор­ча­ли, как на­мер­тво врос­шие кус­ки ока­менев­ших, нес­терпи­мых вос­по­мина­ний, то нак­ре­нив­шись, то стро­го под пря­мым уг­лом. Кап­ли хо­лод­но­го дож­дя, вне­зап­но за­несён­но­го мут­ной ту­чей с за­пада, вы­рисо­выва­ли зап­лесне­вев­шие име­на и да­ты, сте­кали в клочья тра­вы. Не­бо неб­режно сши­валось над клад­би­щем из ка­ких-то гру­бых об­рывков, слов­но рва­ная бу­мага, про­мок­шая в се­реб­ристой гу­аши.

Ут­ро. Уны­лый и омер­зи­тель­ный ак­корд не­из­бежно­го на­чала дней по­рой и вов­се без вку­са и за­паха, рас­плыв­ча­тый на­мёк на од­но­об­ра­зие за­цик­ленных дей­ствий, че­реду наз­на­чен­ных и не­ожи­дан­ных встреч. Дни, от­де­ляв­шие ме­ня от по­жара в по­местье, уже два с по­лови­ной ме­сяца вспы­хива­ли и не­из­менно гас­ли, сли­вались в один ком вяз­кой гря­зи, при­лип­шей к по­дош­ве бо­тинок. Два с по­лови­ной ме­сяца, выр­вавшись из пус­тых, не­мых снов, я смот­рел на своё от­ра­жение в зер­ка­ле, а пер­вое вре­мя вгля­дывал­ся осо­бен­но прис­таль­но, поч­ти не ды­ша. От­ра­жение, очер­ченное жел­то­вато-зо­лотис­тым све­том лам­пы, де­фор­ми­рова­лось, ис­ка­жалось с каж­дой се­кун­дой, рас­па­далось, те­ряло преж­нюю фор­му и за­тем вос­со­еди­нялось в ис­ко­рёжен­ные чер­ты ка­кого-то нез­на­ком­ца, про­пущен­но­го че­рез мя­соруб­ку бес­числен­ных пы­ток, раз­ло­мив­ших его на час­ти. Взгляд – пят­но на гряз­ном стек­ле, сжа­тые гу­бы – на­цара­пан­ная ли­ния. Вы­раже­ние ли­ца со смы­тыми нап­рочь эмо­ци­ями я прак­ти­чес­ки не уз­на­вал, с ми­нуту изу­чая мрач­ный, выц­ветший об­лик, но яс­но чи­тал по не­му яр­кую, тер­за­ющую нер­вы ис­то­рию, её ося­за­емый от­пе­чаток и пос­те­пен­но, буд­то ос­во­бож­да­ясь от про­дол­жи­тель­но­го дей­ствия нар­ко­за, скле­ивал кро­шеч­ные ос­колки па­мяти, при­ходил к бо­лез­ненно­му осоз­на­нию: это всё слу­чилось со мной. Я вы­жил. Моё сер­дце би­лось, от­зы­ва­ясь на без­молвие, шо­рох ус­коль­за­ющих те­ней прош­ло­го. В моз­гу скрёб­ся ярос­тный крик Джо­на, зве­нело эхо по­щёчин, пе­рек­ли­ка­ясь с во­ем си­рены ско­рой по­мощи. С это­го ог­лу­ша­юще­го, впи­ва­юще­гося в раз­дроб­ленное соз­на­ние ха­оса зву­ков зак­ру­чива­лась спи­раль но­вой, пе­репи­сан­ной жиз­ни. 

«Ты, чёрт возь­ми, не име­ешь ни ма­лей­ше­го пра­ва тра­вить­ся вся­кой дрянью! – с от­ча­яни­ем и злостью Джон вко­лачи­вал в ме­ня ед­ва не по­гас­ший ра­зум, точ­но за­бивая гвоздь в че­реп. – Да­же не смей!».

– В кон­це кон­цов, пе­редо мной лишь от­по­лиро­ван­ный гра­нит с вы­сечен­ны­ми зо­лоты­ми бук­ва­ми, по­ник­шие бу­кеты, пе­ревя­зан­ные от­сы­рев­ши­ми лен­та­ми, и мой свёр­ну­тый шарф, а всё, что ког­да-то яв­ля­лось то­бой, уже не от­ли­чишь от хол­мов, раз­мы­тых за­тяж­ны­ми лив­ня­ми. По­это­му не так уж важ­но мес­то, где бы я за­те­ял этот стран­ный раз­го­вор, но обыч­ные лю­ди, за­лож­ни­ки унас­ле­дован­ных сме­хот­ворных при­вычек, не­из­менно вы­бира­ют имен­но клад­би­ще, не ду­мая о том, что об­ща­ют­ся с об­ра­ботан­ным кус­ком пли­ты или раз­ла­га­ющим­ся тру­пом на дне зах­лопну­того ящи­ка, – в спи­ну уда­рил ве­тер, вет­ви бес­по­рядоч­но по­сажен­ных де­ревь­ев шум­но рас­секли воз­дух. – Кста­ти, я сом­не­ва­юсь, что те­бе бы пон­ра­вились эти бор­до­вые ро­зы или блед­ные гвоз­ди­ки, что те­перь сох­нут здесь. Я за­метил тог­да в Мар­гей­те, как ты мель­ком гля­нула за стек­ло скром­но­го цве­точ­но­го ма­гази­на, где выс­та­вили увя­да­ющие тюль­па­ны с боль­шой скид­кой в на­деж­де про­дать эти омер­тве­лые бу­тоны, из­ба­вить­ся от му­сора и по­лучить вы­году. Ты лю­била тюль­па­ны? Но я, как ви­дишь, не при­нёс их ни тог­да, ни сей­час, по­тому что, бу­дем чес­тны­ми, к мо­ему шар­фу ты ис­пы­тыва­ла ку­да боль­шую сим­па­тию, не­жели к сре­зан­ным, об­ре­чён­ным цве­там. Но и об этом я до­гадал­ся не сра­зу, не при­дал в нуж­ный миг зна­чения то­му неп­ри­мет­но­му слу­чаю, ког­да вы­шел из ван­ной и уви­дел, как ты си­дела на ди­ване и, чуть улы­ба­ясь, гля­дя на шарф с тем же не­под­дель­ным лю­бопытс­твом и неж­ностью, что и на тюль­па­ны, вер­те­ла его в ру­ках, за­вязы­вала и раз­вя­зыва­ла уз­лы, рас­смат­ри­вала ни­ти. Те­перь же за­бирай и лю­буй­ся.

Встре­вожен­ная па­мять за­тиха­ла под ше­лест рас­ка­чивав­шихся де­ревь­ев.

– И я, по­жалуй, не хо­тел бы сей­час вдруг ус­лы­шать твой го­лос, Ад­ри­ана. Поп­росту не дол­жен слы­шать шё­пот мёр­твых, ес­ли до­пус­тить, что им во­об­ще да­но со­вер­шать неч­то по­доб­ное воп­ре­ки здра­вому смыс­лу. Я не же­лаю соп­ри­касать­ся с этой неп­ра­виль­ной, вы­вер­ну­той на­из­нанку частью неп­ред­ска­зу­емо­го ми­ра, ког­да мы бро­шены по раз­ные сто­роны, – в по­рыве не­ути­ха­юще­го вет­ра мель­кнул сла­бый за­пах ды­ма, осе­дая ед­кой го­речью на язы­ке, про­бира­ясь в лёг­кие. Нез­ри­мый дым слов­но про­сачи­вал­ся из недр раз­бу­жен­ной па­мяти, ис­хо­дил из по­чер­невших глу­бин вы­чищен­но­го ог­нём по­местья за де­сят­ки миль на вос­то­ке. Поб­ли­зос­ти ни­чего не го­рело. Я раз­дра­жён­но по­мотал го­ловой, от­го­няя бе­зум­ные ас­со­ци­ации и пред­по­ложе­ния. – Зна­ешь, па­ру раз Джо­ну ка­залось, что ты зво­нила ему. Он в смя­тении хва­тал мо­биль­ный, ви­дел твой но­мер, от­ве­чал на аб­со­лют­но не­воз­можный вы­зов с заб­ло­киро­ван­ной сим-кар­ты, пы­тал­ся уло­вить хоть ка­кой-ни­будь раз­борчи­вый от­звук, но из те­лефо­на до­носил­ся толь­ко пе­ремен­ный треск по­мех, а по­том из спис­ка вхо­дящих про­пада­ли сле­ды этих за­гадоч­ных, пус­тых звон­ков. По­пыт­ка наб­рать но­мер за­ново упи­ралась в не­ус­танный ме­хани­чес­кий го­лос, яс­но на­мека­ющий, что вне­зап­ные звон­ки с то­го све­та Джо­ну не­сом­ненно по­мере­щились. Не так уж труд­но по­доб­рать объ­яс­не­ние, учи­тывая, нас­коль­ко Джо­ну не хва­тало ва­ших спон­танных бе­сед по ве­черам, что про­ходят нас­квозь, час­тично вы­вет­ри­ва­ют­ся из па­мяти, но не те­ря­ют сво­ей цен­ности. За­пол­ня­ют про­бел буд­ней, встра­ива­ют­ся в еди­ную цепь, об­ра­зуя креп­кое зве­но, без ко­торо­го по­том ста­новит­ся не­уют­но. Воп­ро­сы не про­думы­вались за­ранее, в от­ве­тах не бы­ло пре­дель­ной от­кро­вен­ности, по край­ней ме­ре, ты пред­по­чита­ла ос­та­вать­ся сдер­жанной и нем­но­гос­ловной, ес­ли Джон с ос­то­рож­ностью на­мере­вал­ся что-ни­будь вы­ведать о те­бе, а не бес­ко­неч­но за­нимать рас­ска­зами о па­ци­ен­тах и со­седях.

Мне Ад­ри­ана не сни­лась ни ра­зу. Пос­ле то­го при­зыва, рву­щего ба­рабан­ные пе­репон­ки и пла­вяще­го ра­зум, ни гал­лю­цина­ции, нич­то по­тус­то­рон­нее не втор­га­лось в вып­равлен­ное рус­ло уте­ка­ющих дней. 

– Твоя сес­тра счи­та­ет­ся про­пав­шей без вес­ти: под­ру­га, у ко­торой она гос­ти­ла, не смог­ла наз­вать ка­кие-ли­бо пред­по­сыл­ки к не­ожи­дан­но­му по­бегу, Чар­ли из­мо­тан и по­дав­лен, лишь мыс­ли о бла­гопо­лучии Лет­ти не да­ют ему под­дать­ся от­ча­янию. Бек­ки выш­ла за по­рог до­ма и рас­тво­рилась в воз­ду­хе. Вы обе ис­чезли из жиз­ни, вы­реза­ли се­бя и ос­та­вили пус­то­ту. И ес­ли ты прес­ле­дова­ла кон­крет­ную цель, то мо­тивы Бек­ки бы­ли со­вер­шенно не­ведо­мы и те­бе са­мой, и не­из­бежно по­рож­да­ют рой воп­ро­сов, но от­ве­чать не­кому. Стран­ные сёс­тры ста­ли фраг­мента­ми од­ной не­веро­ят­ной тай­ны семьи Фи­цу­иль­ям. 

Ис­сохший ле­пес­ток ро­зы жад­но впи­тал мел­кие брыз­ги от­сту­па­юще­го дож­дя и отор­вался от бу­тона. 

– Я не бла­года­рил те­бя, хоть и сто­ило, оп­ре­делён­но су­щес­тво­вали ве­сомые, не­ос­по­римые при­чины, но и сей­час не ста­ну – пе­редо мной вов­се не ты. Боль­ше не ты. А всё, что я не ус­пел или не су­мел про­из­нести вслух, ты прек­расно зна­ла, вскры­вала прав­ду каж­до­го и про­дол­жа­ла сжи­мать­ся до раз­ме­ров ато­ма…– я су­дорож­но вы­ров­нял уча­щён­ное ды­хание, по­нимая, что не­об­хо­димо бы­ло ухо­дить, воз­вра­щать­ся в го­род жи­вых, ос­тавляя по­зади ту­ман­ные пус­то­ши и за­муро­ван­ную в ка­мень скорбь. Сно­ва ока­зать­ся в ва­гоне по­ез­да с пас­са­жира­ми, еди­ными в без­разли­чии и не­тер­пе­нии. – Ты всег­да воз­ни­кала из ни­от­ку­да, вос­кре­сала из об­ла­ка па­мяти и вон­за­лась в че­лове­чес­кие жиз­ни, а ухо­дя, зас­тре­вала заг­ну­той иг­лой в рёб­рах. Всех, ко­го ты, так или ина­че, под­пуска­ла к се­бе, в ито­ге стал­ки­вала с преж­ней ор­би­ты, как не­умо­лимо ле­тящий ас­те­ро­ид ме­ня­ет ско­рость вра­щения бес­по­мощ­ной пла­неты, и та от­ны­не дви­жет­ся по ис­крив­лённой оси. Ведь так на­писа­но в кни­ге, ко­торую ты при­вез­ла в квар­ти­ру на Хай-Хол­борн? Я ус­пел про­честь слу­чай­но от­кры­тую стра­ницу о Мер­ку­рии, по­ка ты без раз­бо­ра ски­дыва­ла одеж­ду в че­модан со сло­ман­ной мол­ни­ей на­руж­но­го кар­ма­на, – на се­кун­ду я вновь пред­ста­вил не­боль­шую зас­те­лен­ную кро­вать с раз­бро­сан­ны­ми джин­са­ми и смя­тыми ру­баш­ка­ми, за­пылив­ший­ся пись­мен­ный стол с че­тырь­мя ящи­ками и кни­гой, ле­жащей на са­мом краю. – Так и ты ли­бо нез­на­читель­но ис­ка­жала тра­ек­то­рию, вкли­нива­лась в те­чение жиз­ни, ли­бо без­жа­лос­тно сби­вала, за­пус­кая по ино­му пу­ти, зас­тавляя ве­рить в не­воз­можное и не­охот­но об­на­жая собс­твен­ную ду­шу. 

Кап­ля дож­дя за­дела мои гу­бы, я слег­ка улыб­нулся гра­нит­ной пли­те, ощу­тив вспыш­ку теп­ла в гру­ди.

– На­пос­ле­док я дол­жен ска­зать, что че­рез не­делю сос­то­ит­ся свадь­ба Джо­на и Мэ­ри, и я до сих пор удив­лён от­ве­дён­ной мне ро­ли. Ро­ли луч­ше­го дру­га. Ка­жет­ся, го­раз­до лег­че бол­тать с над­гро­би­ями, об­ра­щать­ся к те­бе, пре­воз­мо­гая боль, чем со­чинять речь и сле­довать не­лепым сва­деб­ным тра­дици­ям, – поч­ти не­раз­ли­чимый, приз­рачный дым за­терял­ся в ме­сиве за­пахов сы­рого, без­ли­кого ут­ра. Я сде­лал шаг на­зад и об­вёл взгля­дом ров­ные зо­лотые бук­вы, не­воль­но вспо­миная, как впер­вые ка­сал­ся руб­цов тон­ких шра­мов на её спи­не: – Дже­раль­дин Фи­цу­иль­ям. На­де­юсь, те­перь ты сво­бод­на от тя­жес­ти это­го име­ни.