Страница 38 из 77
Большой взрыв свершился. Внезапная вспышка, создавшая всё из оскорбительного ничего, из раздражающей пустоты в мыслях, какую я вынес семь лет назад из этого мёртвого мира, заключённого внутри каменных стен с застывшим огнём в пыльных рамках.
Материя, подвергнутая столь критическим, фатальным метаморфозам, происходящим с неизмеримой скоростью, теснилась в черепной коробке, питалась злостью и безумием, что сочилось отовсюду, но прежде всего, слетало с языка Бенджамина Ариса. Эта кипящая, разогретая до предела материя состояла из россыпи рваных воспоминаний, свежих и зарытых в зыбучие пески забытья, из глухих отзвуков речи исчезнувшего в коридоре дворецкого, готового выпотрошить меня Ариса, из плодящихся сомнений, обрывков фраз Адрианы…
С каждым блеском ножа, зажатого в руке Ариса, слепящим отражением тошнотворного яркого света, я выстраивал прочный мост, по которому можно было выбраться из гнилого болота заблуждений и замыкавшейся ловушки, где таял здравый смысл.
Нож сверкнул, как клык зверя, что устрашающе скалится в предвкушении трапезы, и я шагнул на первую устойчивую дощечку моста и вернулся в лабораторию, в замурованное там отражение смерти Джессалин Фицуильям… Адриана убила её? Глядя на сияние ножа, нацеленного проткнуть мне грудь, я различал самого себя, склонившегося над следами, впечатанными в каменный пол. Я видел узор подошв Адрианы, пересчитывал их количество, и это действие подсказало мне следующий вывод, пробило путь к событиям, чьи наброски мне тогда удалось рассмотреть, и затем угодить в тупик: ранним утром Адриана вместе с Марриэтом и Арисом находит изувеченное тело бабушки, делает три испуганных, тревожных шага, затем в беспамятстве бросается к столу, за ней следует Арис и оттаскивает назад, насильно выводит из лаборатории. Если бы Адриана убила Джессалин, то не смогла бы увернуться от потоков крови и не совершила бы преступление всего за пятнадцать шагов.
Нож вновь сверкнул.
Я припал к залитому кровью полу, её засохшим очертаниям, выхватил из кармана увеличительное стекло и в косых линиях подошвы Ариса (размер его ноги заметно отличался от маленьких ботинок дворецкого) высмотрел остатки грязи на отпечатках вблизи порога, где крови не было. Следы, отмеченные кровью, также отличались примешанной грязью и говорили о том, что Арис намеренно и твёрдо шёл в лабораторию с конкретной целью, прежде побывав снаружи, потоптавшись во взрытой земле, где гнили корни загубленных кустарников. Остальные следы тех же ботинок, оставленные в кругу крови, были значительно чище и указывали на значительную перемену в походке. Что же, мистер Арис, отмыли обувь, но наутро другую пару не надели?
У шкафа, что петлями крепился к стене, я нашёл следы Адрианы, что вернулась сюда, когда Арис вынес тело, перешагивала нетронутую кровь и обнаружила загадочный лист бумаги с любопытной записью.
Нож всё сверкал.
Меня вышвырнуло из лаборатории. Я оказался в гостиной проклятого поместья, где перед пляшущим огнём камина Адриана с диким возбуждением и поглотившим её интересом читала зашифрованный текст. Я взглянул на испорченные водой и временем страницы, накрепко сшитые человеческими волосами, сплетёнными с нитями. Теперь я чувствовал привкус смысла той пугающей нелепости, которую она произносила. Я, знакомый с мистическими причудами, ощущал, что криво написанные строчки, растворённые чернила имели особое значение для жизни вне господства разума, его главенствующей силы, той немыслимой жизни, что разлагала Джеральдин и взращивала Адриану.
О, Адриана, ты могла бы ликовать: для доказательства твоей невиновности я противопоставил словам Ариса факт, с каким невозможно было примириться! Если бы Арис действительно хотел вылечить тебя от этой заразы, он бы не уничтожил ваш «Некрономикон Экс-Мортис», таящий важную информацию, способный разорвать завесу веков и показать, почему род Фицуильям был проклят, он бы не убил Джессалин!
Нож рассёк воздух.
Но зачем Арис рассказал об убийстве мальчика, служанки, твоей матери? Джессалин обезглавила не ты, вовсе не ты… Однако перечисленные убийства одновременно звучали и как пустой звук, бездарная уловка, и зачаток подозрения, соблазн приложить трафарет убийцы к образу Адрианы и столкнуться с их идеальным совпадением…
Нож засиял ближе.
Думай, думай! Ребёнок со вскрытым черепом, служанка Присси, Аннабелль Фицуильям, изменившая мужу и вынесшая из измены плод с отравленной жизнью, который теперь жадно впивался и в моё существование…
– Ты знаком с понятием телепатии, Шерлок?
– Моя бабушка пыталась проделать то же самое, но едва она успела начать, дедушка взвыл от головной боли и потом скончался от кровоизлияния в мозг. Та же попытка убила моего друга…
Незадолго до моего отъезда Адриана предложила странный эксперимент, в ходе которого я получил бы возможность прочесть её мысли, что, однако, нельзя назвать приятным и безвредным процессом. Подобный трюк, на минуту окунувший меня в путаницу из наших воспоминаний, уже загнал двух людей в могилу, и Адриана, принимая существенный риск, известный только ей, осмелилась нащупать пробелы моей памяти, указать на эту значительную брешь именно таким опасным и невообразимым способом.
Я не старался искать разумные объяснения лёгкому помутнению, последовавшему за «обнажением сознания Адрианы», притворился, будто ничего запредельного, недостижимого не произошло, однако теперь и этот эпизод был вдет в острую длинную иглу, что, словно ощутимо орудуя под самой кожей, пыталась сшить разрозненные мысли в нечто единое, понятное.
Но стоило мне разобраться с одним обстоятельством, как внимание тут же перемещалось к следующим вопросам.
Кровоизлияние в мозг. Вскрытый череп. Отрубленная голова. Голова, голова, голова – неустанно звенело во мне с каждым тяжёлым ударом сердца, как неясный, назойливый сигнал, чьё значение я едва ли представлял. Без всяких сомнений, служанка и мать Адрианы были изуродованы так же, как и Джессалин: смерть могла наступить по различным причинам, но головы либо были зверски отделены от тела, либо раздроблены в пылу дьявольского безумства или же с определённой ужасающей целью.
Арис не просто хотел избавиться от меня, исправить допущенную в прошлом ошибку, но вместе с тем и внушить разрушительные сомнения, разбить облик Адрианы, который она сама составила в моём сознании, смешивая правду с ложью.
– Блестящие заслуги и неповторимый талант значительно превозносят вашу гениальную личность, затмевая некоторые подробности потенциально очерняющего свойства, и поэтому наркоманом вас назовут в последнюю очередь. Так же и мой отец не считает нужным углубляться в причины, благодаря которым я могу быть весьма полезной в неразрешимых, запутанных делах.
Адриана выдумала брата, одержимого спасением проклятых душ и убийством своей сестры, и крайне редко упоминала в разговорах отца, и то, как она вскользь отметила его весьма положительное, благодарное отношение к неизбежным проявлениям необычного дара, меня вдруг насторожило, как неожиданный, почти неуловимый предательский проблеск истины среди искусно выстроенной фальши, какой я был сыт по горло.
Маскировка всегда есть автопортрет, воссозданный иными красками, приглушёнными оттенками, а ложь – всего лишь перевёрнутая истина, её зеркальное отображение. Адриана, ты надеялась остаться в тени мучительной недосказанности, укрыться за моей дремлющей памятью, ранящим презрением… Но довольно, ты достаточно застилала мне глаза отменным притворством, с поразительным упрямством поворачивала голову только в ту сторону, где я бы не нашёл тебя настоящую, не раздавил тебя.
Будучи дочерью совершенно постороннего человека, ты всё же унаследовала от Ариса отвратительную привычку управлять чужим восприятием, безумный талант превращать людей в послушных кукол.
Свет соскользнул с острия ножа, точно разрезанный им пополам, и я увернулся от удара, отступил к наглухо задёрнутым красным шторам.
– Ты убил Джессалин, – произнёс я, видя, как хищная усмешка обезобразила окровавленные губы Ариса. Он не спешил отрицать жёсткое утверждение и не единым движением мышц каменного, надменного лица не указывал на его истинность. – Я понял это ещё семь лет назад, но не мог отыскать доказательств, не осознавал, что смотрел прямо на разбросанные любезно подсказки. Слишком… – я с подступившим к горлу комом проглотил унизительное признание: слишком сильно было притуплявшее внимательность и душившее разум увлечение Адрианой.
– Теперь ваши слова не имеют ни малейшего смысла. Я сохранил вам жизнь и на протяжение всех этих странных лет, к несчастью, был ужасно занят тем, что пытался усмирить Джерри, и ослабил слежку за вами, а потом и вовсе посчитал подобные траты времени и ресурсов бесполезной затеей, – взгляд Ариса затуманился яростью и неким болезненным сожалением. – Но, по всей видимости, напрасно. Если бы Джерри не вернулась к вам, то я и не вспомнил бы о том, как вы можете быть опасны для неё.
– Судя по твоему откровению, страшной казни заслуживает именно Адриана, а не я…
– Что за мерзкое имя?! – Арис брезгливо поморщился и смахнул кровь, скользнувшую по подбородку. – Джерри – чудовище, мистер Холмс, прежде мне удавалось подбирать надёжную клетку, но в последнее время это становилось весьма затруднительно. Знаете, почему? Джерри вздумала разгадать тайну проклятия, остановить эту заведённую мельницу Ада, пока не начала искать собственную смерть.
– Вот так на пустом месте решила расстаться с жизнью? – я ожидал нового нападения, но Арис, тяжело вдыхая и не сводя с меня озлобленных глаз, стоял неподвижно. Однако его напряжённая неподвижность не усыпляла бдительности: в глазах сосредотачивалось всё яростное дрожание воспалённой, кипящей души, что жаждала разрыва моей аорты. – Что же не расскажешь о том, как истязал её и подгонял к могиле?
– Дар Джерри был мне очень полезен… – Арис шагнул вперёд, готовясь совершить очередной выпад. – А пока вы размышляете, что из сказанного мной можно принять за правду, позвольте наконец покончить с вами!
Но Арис в следующий миг оцепенел, едва не обронив нож, и гнев мгновенно смыло подобием поразительного испуга, подцепившего его мышцы и пригвоздившего к холодным плитам. Надменность и уверенность вдруг затрещали по швам, раздираемые непривычным отчаянным страхом.
– Не прикасайся к нему, Бенджамин.
Её твёрдый, с лёгким нервным дребезжанием голос вспорол меня изнутри, и я повернулся к распахнутой двери.
Сначала из зловещей тьмы коридора, где дремала застрявшая здесь унылая старость, появился Марриэт с погасшей лампой, где вздрагивали последние плевки огня, а затем порог переступила Адриана с растрёпанными волосами, в коротком чёрном платье с рваным подолом. Фаланги пальцев были стёрты, колени разбиты, запястья с висящими обрывками верёвок были порезаны, у самых корней перепутанных волос виднелись пятна засохшей крови. В правой руке она сжимала что-то блестящее, стеклянное… Осколок зеркала!
– Адриана… – вырвался из сети сжатых связок тихий шёпот. Ненависть, что гнала меня по мёртвым холмам, остыла, растворилась в жилах без остатка.
– Замолчи, великий Шерлок Холмс! – разочарование в её пронзительных, измученных глазах слепило безжалостней, чем зажжённые вокруг лампы. – Я предполагала, что страсть разгадки может настолько пагубно сказаться на ясности твоего зрения, что ты перестанешь замечать до ужаса очевидные вещи, лежащие прямо под носом! Это, – она указала на осколок, – кусочек того зеркала, где ты ещё совсем недавно отражался. Несколько дней оно было заставлено книгами – и ты успешно забыл, что в этой части стены должна быть отражающая поверхность! Ты покинул Бейкер-стрит, ведомый неутомимой жаждой, и не обратил ни капли внимания на записку и флешку на письменном столе… А самое невероятное, ты не заметил, что той одарённой с загубленным умом уже не было в квартире! – Адриана усмехнулась с неподдельным, подчёркнутым отвращением и скорбью. – Браво, Шерлок! Я наметила тебе иной путь, какой увёл бы прочь от Девона, и всё, что сейчас произойдёт, могло бы случиться без твоего участия. Но, похоже, я исчерпала лимит вмешательства в ход судьбы и больше не имею никакой власти над будущим… Я даю тебе ещё один шанс сбежать, иначе…
– Марриэт, зачем ты выпустил её? – возмутился Арис и швырнул нож в сгорбившегося дворецкого, но промахнулся. Лезвие лишь обрезало ему ухо.
– Я всегда действовал во благо мисс Джеральдин, – сквозь раздирающий нутро кашель пролепетал Марриэт и, упав на колени, заткнул рот платком и зарыдал, протяжно застонав. – Мисс Джеральдин…
Арис, взревев, подскочил к старику, опрокинул его на пол и осторожно приблизился к Адриане.
– Джерри, не делай этого, – он точно знал, с какой целью та избавилась от верёвок и пришла в горящую от света комнату.
Она, не произнеся ни слова, с таинственной улыбкой поднесла осколок к тыльной стороне ладони.
Я, недоверчиво шагая к усмехающейся Адриане, с ужасом решил, что она собиралась вскрыть себе вены.
– Не делать? Почему? – обратилась она к Арису, заострённый край осколка застыл над кожей. – Ты не любил пачкаться, Бенджамин, тебе нравилось марать руки только моей кровью во время так называемых сеансов усмирения. И я не в силах отомстить за то, какого монстра ты вырастил из меня… Но я знаю, кто с удовольствием сможет.
– Нет, остановись, – Арис боялся подойти ближе, – ты же прекрасно понимаешь – никто не заботился о тебе лучше, чем я, никто не полюбит тебя сильнее, чем я!
– Спасать от необходимости убивать дорогого мне человека, самому взяться за оружие – бесценная забота, Бенджамин!
– Адриана Изабелла Флавин, – я старался достучаться до её ослеплённого разума. Арис раздражённо обернулся. – Я помогу тебе, клянусь, непременно помогу. Мы вместе вернёмся в Лондон, всё будет так, как могло бы начаться семь лет назад, – я бессовестно лгал, готов был слепить из слов любую чушь о любви и исцеляющей надежде, лишь бы подобрать нужный рычаг, и Адриана бы под давлением на живые чувства не причинила себе вреда. – Я вспомнил всё, что было между нами, и не отказываюсь от прежних намерений, не отказываюсь от тебя, Адриана. Прошу…
– Я пыталась жить, Шерлок, – отвечала она, раскусив мою ложь, как гнилой плод, и не желала более слушать. – Я действительно хотела жить, когда познакомилась с невыносимым, удивительным детективом… Но это невозможно после всего, что я натворила! Я устала от бесконечных поисков, угрызения совести, я не выдержу ударов и мучений, какие обречена терпеть с рождения. Я оказалась слишком слаба. Жизнь разорвала меня, Шерлок Холмс, – всего несколько ускользающих секунд искрилась её нежная, безмятежная улыбка, линия замерших губ, на которых застыли несказанные слова, тоска, чью ядовитую сладость я внезапно ощутил на самом кончике языка. Это был невесомый, призрачный поцелуй, печальный отголосок безжалостной страсти, разожжённой и погасшей в хижине старика Уилла. – Беги, господин Вселенная, иначе произойдёт то, о чём я повторяла, ворвавшись на Бейкер-стрит, – Адриана уставилась на Ариса в приступе раскалённого безумия. – Ты умрёшь, Бенджамин! Оно убьёт тебя!
– Потому что вы застрелите меня, мистер Холмс.
– Нет! – казалось, Арис закричал в унисон с моим уничтоженным сердцем.
Адриана яростно рассекла осколком, где был заключён обессиленный хищник, бледную кожу, изобразив кривой крест. Кусок окровавленного зеркала разбился о плиты, рассыпавшись на крошечные частички.
Остекленевшие глаза, в последний раз пронзившие мне душу отчаянной мольбой, почернели, налились кровью. Сеть проступивших вен, будто перевязавших шею и испещривших руки, обратилась тёмными извилистыми линиями, длинными царапинами, точно трещинками, схожими с теми, что испортили портреты женщин рода Фицуильям.
Адриана, охваченная дрожью, выбивающей из неё рассудок, стала кашлять, выплёвывать сгустки чёрной слизи, и затем приникла губами к рассечённой коже и принялась с жадностью и упоением сосать струящуюся кровь, что вырисовывала её безумную ухмылку и смешивалась с вязкими чёрными каплями.
– О, Джерри… – вздохнул Арис, отступив на шаг назад.
– Ах Джерри? Да, Джерри… Вы оба, стремясь завладеть им, зовёте это тело разными именами, с вами так легко запутаться,– забулькало в её горле, будто расцарапанном чернильной ручкой. – Она же о чём-то меня попросила… – Адриана облизала ладонь и резко сжала её в кулак, как если бы желала что-то беспощадно раздавить. Арис попятился, раскрыв рот в немом и беспомощном крике, схватился за шею, тщетно силясь протолкнуть вдох. – А такие просьбы нельзя забыть.
– Прекрати! – я вцепился в худые плечи Адрианы, искал в тусклых глазах отсвет немыслимой женщины, что перекроила всю мою жизнь и удумала навсегда исчезнуть, поддаться безрассудной слабости, лишив недостижимых ответов и наслаждения высказать ей всё, что неизменно злило и возрождало остывшую ненависть. – Чем бы ты ни было, не смей убивать руками Адрианы!