Кровавое небо Шерлока Холмса

На­де­юсь, вы ос­та­лись до­воль­ны те­ми от­тенка­ми опас­ных, гу­битель­ных чувств, ка­кими я пре­об­ра­зил блёк­лые вос­по­мина­ния, не­ког­да на­роч­но по кру­пицам выр­ванные из це­лос­тной па­мяти как кус­ки жи­вой, кро­вото­чащей, но об­ре­чён­ной пло­ти. 

Чувс­тва – это ди­кое, мис­ти­чес­кое, ядо­витое сме­шение ог­лу­ша­ющей жа­лос­ти и не­умо­лимо ос­лепля­юще­го же­лания сме­хот­ворно­го пос­то­янс­тва внеш­них ус­ло­вий, фор­ми­ру­емых спа­ситель­ным при­сутс­тви­ем «то­го единс­твен­но­го» че­лове­ка. И не­ус­танный ритм сер­дце­би­ения это­го че­лове­ка пре­вос­хо­дит ве­лико­лепие тро­гатель­ных ме­лодий, и его ды­хание, ед­ва уло­вимый шё­пот при­ят­ней вся­кого ино­го зву­ка. А лю­бопыт­ный взгляд по­лон не­уга­са­емой, бес­смыс­ленной, но та­кой за­бав­ной, дет­ской на­деж­ды, а слу­чай­ное при­кос­но­вение не срав­ни­мо ни с чем столь же неж­ным… Это ты хо­тела слы­шать и пи­тать лоп­нувшее от люб­ви сер­дце? Что за не­во­об­ра­зимо мер­зкая чушь, неп­рости­тель­ное ос­кор­бле­ние все­го жи­вого во мне, ос­кор­бле­ние, сот­канное из не­лепых срав­не­ний, из­вра­щений язы­ка?! Раз­ве нич­то внут­ри вас не рвёт­ся при про­из­не­сении столь не­выра­зимо­го бре­да, нич­то не от­торга­ет ядо­витую бес­смыс­ли­цу?

Чувс­тва – это ган­гре­на, не­из­бежное омерт­вле­ние все­го ес­тес­тва, и на гни­лой пло­ти про­из­раста­ет всё, чем за­душив­шие рас­су­док лю­ди ве­ками над­рывно вос­торга­ют­ся, со­чиняя в при­пад­ке бла­жен­но­го бе­зумия хва­леб­ные оды собс­твен­но­му раз­ло­жению!

И ты хо­тела за­разить ме­ня тем же уни­зитель­ным бе­зумс­твом, вы­нудить раз­би­вать ко­лени в от­ча­ян­ных моль­бах и из­ны­вать от бес­сонниц? Ты хо­тела вы­вора­чивать мой язык так, что­бы я вто­рил пус­то­голо­вым влюб­лённым иди­отам, ле­печу­щим не­изъ­яс­ни­мый бред? Ты хо­тела по­хоро­нить ме­ня за­живо, за­ковать в дур­ной, от­равлен­ной обо­лоч­ке? Ад­ри­ана Иза­бел­ла Фла­вин, Дже­раль­дин Ме­редит Фи­цу­иль­ям… Вы ду­ма­ете, мне вы­пала сквер­ная честь знать двух ко­вар­ных су­ществ с од­ним ли­цом? Вов­се нет. Их бы­ло трое. Но ни Дже­раль­дин, ни Ад­ри­аны боль­ше нет. Ос­та­лась са­мая не­выно­симая, не­ис­тре­бимая фор­ма, не­от­вра­тимое ис­тя­зание – единс­тво обе­их без­жа­лос­тных соз­да­ний, вос­крес­ше­го прош­ло­го, от­сту­пив­ше­го нас­то­яще­го, сли­того в жес­то­кое прок­ля­тие мо­его не­из­вес­тно­го бу­дуще­го. 

Преж­де вы бы не име­ли удо­воль­ствия наб­лю­дать за раз­ви­ти­ем чувств, до­саж­давших мне, их не­под­властным кну­ту ра­зума цве­тени­ем, ес­ли бы не удар об­сто­ятель­ства, при­нудив­ше­го вос­созда­вать ут­ра­чен­ный эле­мент в пол­но­те его не­воз­врат­ных кра­сок. Вос­созда­вать «её» из пе­репу­тан­ных ни­тей обе­зумев­шей па­мяти: сло­во за сло­вом, взгляд за взгля­дом, при­кос­но­вение за при­кос­но­вени­ем – всё, что от­ка­зывал­ся те­перь за­бывать. Семь лет на­зад я прев­ра­тил в пыт­ку усер­дное ста­рание, нап­равлен­ное на ис­ко­рене­ние мер­зких ощу­щений, не­мых вос­по­мина­ний, за ко­торы­ми скры­валась де­вуш­ка из мра­ка Дар­тму­ра. Те­перь же, по яз­ви­тель­ной, са­модо­воль­ной ус­мешке судь­бы (или по сво­ей неп­ризнан­ной ви­не), я обе­регал се­бя от про­белов в па­мяти, что при­чини­ли бы боль­ше вре­да, чем их от­сутс­твие.

Но я про­дол­жал без­мол­вно умо­лять, прик­ры­вая по­доб­ное уни­жение по­пыт­кой дос­ту­чать­ся до гор­сти пеп­ла, сбро­сить тя­жесть нес­терпи­мой ви­ны… Ска­жи! Ад­ри­ана, ска­жи, что ты хо­тела прев­ра­тить ме­ня в без­на­дёж­но­го ра­ба! Ска­жи, что не я пер­вым взгля­нул на те­бя, одур­ма­нен­ный ску­кой и ос­татка­ми ко­ка­ина в кро­ви, не я про­сил о том, что страш­но и смеш­но пов­то­рять. Ска­жи, что это был не я!

Ес­ли бы толь­ко на этом чёр­то­вом се­ром кам­не бы­ло вы­сече­но «Ты по­бедил, Шер­лок Холмс», ес­ли бы из букв, слов­но выж­женных на сер­дце, как по­зор­ное клей­мо, мож­но бы­ло сос­та­вить ка­кое угод­но со­чета­ние, пусть без вло­жен­но­го смыс­ла, пусть без за­та­ён­но­го зна­чения, не важ­но! Толь­ко бы не имя. Не твоё имя. 

К дь­яво­лу ин­три­гу! 

А вы тем вре­менем ста­нови­тесь всё бли­же к мо­ему кро­ваво­му не­бу и чёр­но­му сол­нцу. Вот здесь, по­жалуй, воз­ро­дит­ся час­тичка ин­три­ги, ко­торую я толь­ко что раз­ру­шил.

Тёп­лый душ обод­рил и сог­рел Ад­ри­ану, при­вёл мыс­ли в дол­жный по­рядок, и по­тому, ед­ва ус­пев оч­нуть­ся от на­тис­ка ус­та­лос­ти, она на­дела преж­нюю одеж­ду и при­нялась скла­дывать в рюк­зак чис­тые джин­сы, сви­тер и крос­совки, за­ранее при­готов­ленные и по­ложен­ные в шкаф. Не сос­тавля­ло осо­бого тру­да до­гадать­ся, что рас­сле­дова­ние убий­ства Джес­са­лин не бы­ло спон­танной за­те­ей, на­ве­ян­ной лишь кап­ри­зом и не­уём­ным лю­бопытс­твом, не­усып­ной жаж­дой ис­ти­ны. Ад­ри­ана дос­та­точ­но трез­во оце­нива­ла риск, про­думы­вала ша­ги, хоть и весь­ма не­уме­ло, и го­тови­лась к жер­твам.

Ад­ри­ана ре­шила на­конец, что пос­вя­тить ме­ня в её тща­тель­но про­думан­ный план не та­кая уж и пло­хая идея, по­это­му я вы­яс­нил из дол­гождан­но­го от­кро­вения сле­ду­ющую пос­ле­дова­тель­ность дей­ствий: мы про­водим ночь в Эк­се­тере, за­тем ут­ром воз­вра­ща­ем­ся в Дар­тмур и в ка­кой-то вет­хой хи­жине доб­ро­душ­но­го и бе­зот­казно­го ста­рика У­ил­ла до­жида­ем­ся, по­ка Арис не от­пра­вит­ся в Бак­лэнд на встре­чу с дав­ним дру­гом, и вот тог­да ста­нет воз­можно прис­ту­пить к ис­сле­дова­нию особ­ня­ка.

Но, су­дя по то­му, что она про­вожа­ла уны­лый ве­чер от­нюдь не в пи­жаме, но­чевать нам при­дёт­ся вов­се не в Бен­де­не.

– И раз­ве так мож­но пе­рехит­рить тво­его бе­зум­но­го от­ца и его ище­ек? – усом­нился я, гля­дя на Ад­ри­ану в лёг­ком не­до­уме­нии. – В Эк­се­тере де­вянос­то од­на гос­ти­ница, и ес­ли Арис рас­по­лага­ет вну­шитель­ным ко­личес­твом лю­дей, то, впол­не ве­ро­ят­но, в его си­лах быс­трее, чем за ночь про­верить каж­дую, не стес­ня­ясь вры­вать­ся в за­нятые но­мера. Он не по­жале­ет сил, что­бы убе­дить­ся, что его дочь не за­сели­лась под чу­жим име­нем. Ес­ли ве­рить тво­им ут­вер­жде­ни­ям о влас­ти, куп­ленной бо­гатс­твом Фи­цу­иль­ямов, ему неп­ре­мен­но от­кро­ют лю­бую тай­ну, прес­мы­ка­ясь в по­кор­ном стра­хе, – я под­нялся с кро­вати и по­дошёл к ок­ну, вы­ходя­щему на оку­тан­ную мра­ком ули­цу. С вы­соты вто­рого эта­жа нель­зя бы­ло уви­деть ни­чего, кро­ме со­сед­не­го зда­ния и то­нущей в тем­но­те до­роги – всё кру­гом ка­залось по­доз­ри­тель­но при­тих­шим и пус­тым. – А дру­гого име­ни ты не вы­думы­вала, отель рас­по­ложен прак­ти­чес­ки в са­мом сер­дце Эк­се­тера, и мы как на ла­дони, ос­та­лось толь­ко зах­лопнуть со­ору­жён­ную то­бой ло­вуш­ку… Не­уже­ли ты на­ив­но по­лага­ешь, буд­то луч­ший спо­соб спря­тать­ся – это ос­та­вать­ся на ви­ду, прак­ти­чес­ки под при­целом?

– Ра­да, что вы стро­ите свою мысль в том же нап­равле­нии, ка­кое свой­ствен­но от­цу, со­вер­шенно ни­чего не зна­юще­му обо мне, – Ад­ри­ана рез­ко зас­тегну­ла рюк­зак, как буд­то этим гру­бым дви­жени­ем же­лала свер­нуть ко­му-ни­будь гор­ло, и то­же по­дош­ла к ок­ну, ус­тре­мив ус­та­лый взгляд в ноч­ную тень, раз­ре­зан­ную тус­клым жёл­тым све­том фо­нарей. Она пы­талась сдер­жи­вать вол­не­ние, но от­то­го лишь от­чётли­вей ста­нови­лась тре­вога, вы­нуж­давшая с по­доз­ре­ни­ем и бо­язнью всмат­ри­вать­ся в раз­мы­тые очер­та­ния без­людной ули­цы. – Он при­вык ви­деть род­ную дочь по­дат­ли­вой кук­лой с де­сят­ка­ми проч­ных ни­точек, за ко­торые мож­но сме­ло и бес­со­вес­тно дёр­гать и прев­ра­щать ме­ня во всё, что заб­ла­горас­су­дит­ся. Будь то пыш­ный праз­дник, от ко­торо­го ед­ва не ло­пал­ся наш дом в Эк­се­тере, или зва­ный ужин с его ис­кусс­твен­ны­ми бе­седа­ми, слов­но плас­тмас­со­выми ли­цами чи­нов­ни­ков и бе­зоб­разных бо­гачей, отец всег­да выс­тавлял ме­ня как ди­ковин­ный эк­спо­нат пе­ред этой ис­порчен­ной пуб­ли­кой. Единс­твен­ным ув­ле­чени­ем, по­ощ­ря­емым от­цом, бы­ло пе­ние… Он зас­тавлял ме­ня улы­бать­ся гос­тям, про­яв­лять не­ис­ся­ка­емую уч­ти­вость, быть цен­тром их хищ­но­го вни­мания и под скор­бное зву­чание фор­тепь­яно раз­вле­кать пе­ни­ем, как ес­ли бы мы су­щес­тво­вали в по­зап­рошлом ве­ке, – Ад­ри­ана тя­жело вздох­ну­ла и око­ло ми­нуты сто­яла не­под­вижно, мол­ча, вгля­дыва­ясь с не­навистью сквозь от­ра­жение на стек­ле, из­ре­зан­ном ли­ни­ями сте­ка­ющих дож­де­вых ка­пель. Я не по­нимал, за­чем она про­дол­жа­ла рас­кры­вать кро­хот­ные тай­ны её за­жатой в ку­лаке от­ца жиз­ни, но и не выс­ка­зывал воз­ра­жений, слов­но мне дей­стви­тель­но бы­ло ин­те­рес­но слу­шать. – На пят­надца­тиле­тие отец щед­ро по­дарил воз­можность по­рабо­тать с ком­по­зито­ром и за­писать нес­коль­ко пе­сен… Зна­ете, та­кие ужас­но глу­пые пес­ни о люб­ви, не­замыс­ло­ватые, лёг­кие мо­тивы, но мне нра­вилась эта прос­то­та, осо­бый об­лик сво­боды, ка­кой я ока­залась ли­шена с рож­де­ния.

– Ты на­нима­ла де­тек­ти­ва или пси­холо­га? – ус­мехнул­ся я, чем, дол­жно быть, вы­нудил её ис­пы­тать уду­ша­ющую не­лов­кость и обор­вал вся­кое же­лание бес­цель­но от­кро­вен­ни­чать с преж­ним рве­ни­ем. Ад­ри­ана су­рово пос­мотре­ла на ме­ня, под­жав гу­бы. И вновь в её соз­на­нии тес­ни­лось то ли кол­кое воз­ра­жение, то ли не­мое сог­ла­сие обуз­да­ло стой­кое же­лание за­щищать­ся, ка­кое неп­ре­мен­но мер­кло пе­ред ди­ким нра­вом от­ца. И от­то­го мысль, что я мог все­лять по­доб­ный страх, унич­то­жа­ющий стрем­ле­ние от­ста­ивать свою тре­пыхав­шу­юся во­лю, ме­ня весь­ма огор­чи­ла. – Каж­дое но­вое сло­во пор­тит об­раз, уже сос­тавлен­ный мной.

– Прос­ти­те, мис­тер Холмс, – Ад­ри­ана сно­ва ус­та­вилась в ок­но.

– А зна­ешь, по­чему? – спро­сил я, не имея на­мере­ния ус­лы­шать от­вет, и по­тому тут же про­дол­жил. – Ты – чис­тое от­ра­жение собс­твен­ной па­мяти, соц­ве­тие оче­вид­ных, ос­ле­питель­ных на­мёков, ве­дущих к вы­воду о без­ра­дос­тном детс­тве и сло­ман­ной юнос­ти. И ты при­нима­ешь эту жес­то­кую нес­пра­вед­ли­вость с та­ким не­мыс­ли­мым сми­рени­ем, что гу­бит ос­но­ватель­ней, чем дес­по­тизм от­ца. Ты ут­вер­жда­ешь, буд­то по­бег стал ре­ален лишь те­перь, но я не ве­рю столь без­дарной от­го­вор­ке. Ты мог­ла сбе­жать в лю­бое вре­мя, Дже­раль­дин, но оп­ре­делён­но бо­ялась, при­чём аб­со­лют­но нап­расно, что в це­лом ми­ре те­бе поп­росту нег­де ук­рыть­ся.

– Кста­ти о по­беге, – Ад­ри­ана рез­ко от­ско­чила от ок­на, уда­рила по вык­лю­чате­лю – и ком­на­ту пог­ло­тил сум­рак, раз­бавлен­ный блед­ным све­чени­ем ти­хой ули­цы. – По­ра ухо­дить, мис­тер Холмс! – она под­хва­тила рюк­зак и нас­пех за­вяза­ла шнур­ки на гряз­ных сы­рых бо­тин­ках. – У нас есть все­го нес­коль­ко ми­нут, ина­че лю­ди мо­его от­ца нас пой­ма­ют!

Я ос­то­рож­но выг­ля­нул в ок­но и уви­дел чёр­ный ав­то­мобиль, ос­та­новив­ший­ся нап­ро­тив оте­ля. На ча­сах ещё не бы­ло и по­луно­чи, а ищей­ки уже на­пали на наш све­жий след. Ко­неч­но, мож­но бы­ло бы пред­по­ложить, что лю­ди, вы­шед­шие на­ружу, не пред­став­ля­ли опас­ности и яв­ля­лись обык­но­вен­ны­ми бе­зобид­ны­ми ту­рис­та­ми, но ре­ак­ция Ад­ри­аны раз­би­вала по­доб­ные бес­печные до­гад­ки.

– Нес­коль­ко! – пе­ред­разнил я, на­девая паль­то. – По­лагаю, ты силь­но не­до­оце­нива­ешь тех, кто кор­мится за счёт ис­полне­ния при­хотей бе­зум­цев вро­де Ари­са. Здесь не­об­хо­димо счи­тать се­кун­ды!