Страница 168 из 170
- Мы можем договориться?.. - поинтересовалась Нтанда.
- Сомневаюсь, - покачал головой скаут. - Но я хочу, чтобы ты знала: твою смерть я посвящаю памяти моего друга, капитана Маки ван дер Янга.
Тремя днями позднее.
Маленькая церковь, стиснутая между двумя многоэтажными бетонными чудовищами. Низкий потолок, у входа — микроскопическая чаша со святой водой. Маленький красно-сине-жёлтый витраж с Иисусом, под ним - белая статуя самого Спасителя, маленький алтарь и невысокий амвон, у подножия которого нацарапано неприличное слово. Четыре лавки, на одной из которых спит и воняет бездомный мужик, а на другой сидит Эрвин.
Львиную долю свободного пространства занимает стоящий на двух табуретках гроб с деформированным телом Маки ван дер Янга. Покойник одет в дешёвый бумажный костюм.
Небритый пожилой священник торопливо и шепеляво проводит службу - явно хочет побыстрей отделаться от рутины и закинуть тело в расположенный за стенкой мобильный крематорий.
- Хотите сказать что-нибудь об усопшем?.. - вопросительный взгляд упирается в Эрвина, который по случаю переоделся в заношенный парадный мундир с парой выцветших за долгие годы наградных планок.
Несмотря на то, что в глазах священника читается явная надежда на отрицательный ответ, скаут кивает и проходит на трибуну. Волнуется - мнёт побитую молью тряпичную фуражку, то разворачивает листок бумаги, то убирает, то опять собирается читать… Наконец решается и прячет записку в карман.
- Мы… - кашляет. - Простите. Мы с Маки служили вместе. Верней, не совсем вместе: он был офицером, я - рядовым, а между ними пропасть размером с каньон, так что… Он был моим командиром, да. Так будет вернее. Но несмотря на эту самую пропасть между капитаном и сраным рядовым, которых могли в любой момент набрать хоть тысячу, он полез спасать меня и таких же сраных рядовых. Нарушил приказ, пожертвовал карьерой, вылетел из армии, которая была для него всем, умер в первый раз. Клинически, - уточнил Эрвин, когда наткнулся на недоумевающий взгляд священника. - Ну, в общем, он тогда спас меня. Во второй раз всё было немного иначе: Маки мог сбежать из Блю Ай один, но он и тогда попёрся меня выручать, хотя не знал здания, не был вооружён и вообще не представлял, во что ввязывается. И опять вытащил. Ну и в третий раз - тут, конечно, без героизма обошлось, и вся заслуга Маки в том, что он столкнул меня с крыши, но всё же, всё же...
Бродяга всхрапнул и снова тихонько засопел. Эрвин посмотрел на него так, будто хотел разложить взглядом на атомы.
- В последние дни покойный очень хотел стать хорошим человеком, - продолжил скаут. - Почему-то для него это было так важно, что он творил полную херн… Простите, святой отец. Я хотел сказать, полную ерунду. Неправильную ерунду. Но, несмотря ни на что, я могу сказать, что всё это время он и так был хорошим человеком. Ну и мудаком иногда, но кто из нас без греха?.. Ой, ещё раз простите, святой отец. Как-то вот так… - он посмотрел на спокойное бледное лицо своего командира. - Что ж, прощайте, кэп. Увидимся на той стороне.
Через три часа.
Пустой бар. Сквозь жалюзи пробиваются полоски дневного света, по которым то и дело скользят тени прохожих. Новые столики, уютные диваны, на которых ещё никто не сидел, нетронутая доска для дартса. Стены задрапированы зелёной тканью и скрыты за деревянными панелями, от которых опьяняюще пахнет смолой и лаком. Едва слышно гудит холодильник с бутылочным пивом. Изнывающий от жары город бурлит жизнью и шумит совсем рядом, а тут - прохлада, полутьма и тишина.
Монетка, падающая в музыкальный автомат, лязгает неприлично громко, как свалившееся с высоты жестяное ведро.
- Налей мне ещё!
Голос давно умершего музыканта тщательно выводит: «I don't want to set the world on fire».
- Нет, так дело не пойдёт. Я не успел открыться, а ты хочешь меня разорить?
- Блядь, Маки, это я купил тебе этот бар, а ты зажал мне стакан бухла?
- Да, но тут остался всего стакан до полной бутылки!.. - проворчал я, но всё-таки налил скауту, который сидел с другой стороны барной стойки.
Пока лился напиток, я то и дело с удивлением косился в зеркало на незнакомое лицо, которое на мой вкус было слишком молодым и смазливым. Было чему удивляться, когда за несколько десятков лет привык наблюдать жуткую пропитую морду с всклокоченной сединой.
- Слышал бы ты ту речь, Маки! Слышал бы! - продолжал рассказывать скаут. - Надо будет записать и прочитать её на твоих настоящих похоронах.
- Не дождёшься, - усмехнулся я. - Теперь-то я легко тебя переживу.
- Уже придумал, что будешь делать с прахом? - Эрвин покосился на стоявшую на стойке урну.