Страница 52 из 88
И вот они спустя год встретились, вспоминая друг друга. Только пока это была односторонняя встреча. Девочка смотрела на него, слушала, но не говорила и не развивала его. Маленькая несправедливость происходила. Ведь поговорить с ним и высказаться, можно только написав, как и раньше, слова на бумаге. Таким образом, она сразу сориентируется и начнёт развивать мысли, и пойдёт разговор. Каждое последующее слово будет образовываться выводом другого. Но зачем писать, если всё хорошо? Началась история Клевера, как единственно возможный выход из ситуации, сейчас же ситуация растворилась сама собой.
Я общаюсь с людьми, мы ведём диалог, развиваем какие-то темы, смеёмся. – Как бы сама себе, объясняла Марго, но тут же лёгенький голосок, как нечто очевидное, родился изнутри. – Смеётесь? – Ну да, смеёмся. – Значит, весело? – Иначе бы не смеялись. – Разве? – Ну да. Зачем смеяться, когда несмешно? – Это ты мне скажи, при каких условиях человек смеётся, когда ему несмешно? – Поддержать кого-нибудь пытается когда. Когда ему очень легко на душе и нет проблем или забот. Когда просто счастлив. – А так же? – Когда пытается поддержать общую ситуацию и не хочет казаться другим. Когда пытается привлечь чьё-нибудь внимание. Когда кому-то больно. Когда другой проигрывает, а он побеждает. – Зачем ему это делать? – Не знаю. – Ты это делаешь? – Да. – Зачем? – Не знаю. – Ты это всегда делала? – Нет. – Когда начала? – Когда заговорила с ними и перестала общаться с тобой.
Маргарита чувствовала, как прочтённое прошлым вечером начинает воздействовать подсознательно на неё. Она просто не могла не видеть тех вещей, о которых сама же писала год назад. Клевер между тем продолжал заставлять её изнутри видеть всё то, на что она научилась закрывать глаза. Каждая поблажка поведений или оправдание поступка, лёгенькая лень или чуть повышенная громкость голоса, всё столь незначительное, долгими днями развивалось в девочке. Оттого что она старалась подобать людям. Понять их до сих пор не удалось, но принять замечательно получилось.
Пытаясь исполнить желание одного человека, чтобы помочь людям, Марго всё больше в них погружалась. Помочь им она не поняла как, но закрылись глаза на возникавшие изначально вопросы. Что-то, как-то, примерно было ясно. Ничего конкретного и поясняющего. Зачем вдаваться в подробности, если и так всё понятно? Но что понятно и кому ясно не было. Сейчас же Клевер своими вопросами пытался реально узнать логику и пользу той жизни, в которой погрязла девочка. Она же чувствовала, что вместо размышления и последовательного объяснения в ней подымались негодование, злость и самозащита. Организм боролся с вирусом, ворвавшимся в устоявшийся порядок, но не победив его иммунитетом фактов, планировал избавиться агрессией.
Наконец Марго не выдержала и сорвала со спины рюкзак. Она достала записную книжку, исписанную заказами деталей и починок механизмов, и перевернула в конец. Ручка щёлкнула и начала чертить грубые глубоко вдавливаемые буквы:
«Мне не плохо, потому что я с этим что-то делаю!» - Яро ответила она, объясняя причину всех своих новообразовавшихся принципов. «Но что я делаю? Если я тонула и желала перестать тонуть, то я просто-напросто утонула. Но это должно было произойти, если ты уже двадцать лет как барахтаешься в воде, не то что бы пытаясь разглядеть, возможно, не существующую, сушу, а даже не умея плавать. Говорит ли это о том, что я просто сдалась, что поленилась и смирилась, успокоилась с неизбежным? Ведь все так делают, что в этом может быть плохого, если все выбирают такой путь? А только то, что мы знаем исход такого пути, но не знаем того, что нас ждёт, если мы продолжим барахтаться. А ждёт нас, по крайней мере, не это тёмное дно холодного солёного океана».
Маргарита дописывала слова дрожащей рукой. Голова уже знала, чем закончится предложение, но рука ещё его выводила, так что слёзы подступили заранее. Но она терпела, сильно терпела, чтобы всё это сказать ему и даже больше. Но не смогла. Сдавив веки, девочка прикусила верхнюю губу и сложилась на холодном камне. Она высказалась и стало так отвратно. Всеми написанными или придуманными словами Клевер тыкал её в привыкшую, успокоившуюся бытовую жизнь. Чем подробнее она вспоминала каждое наигранное удивление, с которым встречала совершенно ей безразличных знакомых, каждую юмористическую передачу, над глупостью которых они с Артёмом могли часами смеяться по вечерам, каждое собрание забитых, вычурных эгоистов, убивающих одинокие вечера, тем больнее становилось внутри.